ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
ЗАРИСОВКИ К СТАРШИМ АРКАНАМ
АРКАН I. Magus; Единство; Скоморох; le bateleur; Divina Essentia; Vir (Энергия); Natura naturans; Иероглиф (Человек).
Magus: Бюрократия 2
Маги, Жрецы, Шаманизм, Бюрократия 2, Атрибуты
δημιουργικόν τό должностные лица, чиновничество (τὸ δ. καὶ τὸ περὶ τὰς ἀρχὰς λειτουργοῦν Arst.). [B.169]
Prof. Robert Bartlett, St Andrews University: «Согласно философу Алану Рильскому каждое существо в мире является для нас книгой, картиной или зеркалом».
Но такое видение земли как священной книги начало подрываться изменениями, которые происходили в средневековом мире. Рост городов по всей Европе, перевороты и войны, открытия с помощью торговли новых горизонтов, растущая сложность правления и законов.
Prof. Robert Bartlett: «Бюрократия требовала, чтобы управление средневековым государством становилось более сложным. Откуда появились адвокаты и администраторы? Новый класс людей, обученных другими способами».
Уже было недостаточно основ библейской учёности. В середине XII-го столетия в Оксфорде стали собираться наставники. Они предлагали обучать закону и другим светским предметам за деньги. Устраивались в нанимаемых помещениях.
Prof. Robert Bartlett: «Это была маленькая революция: вы могли сделать карьеру в обучении не будучи монахом или священником».
Молодые люди начали учиться не для того чтобы стать ближе к Богу, а для того, чтобы увеличить свои возможности в жизни. [T.13.XVIII.1]
Юрий ПИВОВАРОВ, доктор политических наук, профессор, директор ИНИОН (Институт научной информации по общественным наукам) РАН: «Из какого теста пекутся в России министры? Нужно иметь мощные родственные связи, добавить к ним немного университетского образования, энергии, принадлежность к какой-нибудь придворной партии, ну и, конечно, уметь ладить с начальством. Так иронично о русских карьерах писал барон Андрей Дельвиг, железнодорожный служащий конца XIX-го века». [T.10.XXII.9]
Создавая портрет бюрократии, очень сложно самому не угодить в её ловушку. Но, в конце концов, рассказ о бюрократах нашего мира был бы неполон без этого опыта…
…работали над своим международным проектом «Бюрократия». Идея его создания пришла в голову Яну Баннингу уже давно, во время путешествия по Мозамбику. Там он по поручению одного журнала должен был сделать репортаж на громоздко-абстрактную тему «Децентрализация». Как вы понимаете, задача была не из лёгких. И тогда он решил сфотографировать чиновников в их кабинетах. Портреты получились впечатляющими, и пробудили в нас обоих желание увидеть коллег мозамбикских госслужащих по всему миру.
Мы захотели исследовать сам архетип чиновника. Нас поражали те уверенность и непоколебимость, с которыми эти люди по всему миру заставляют работать машину администрации, независимо от режима и государственной системы страны.
Этот наш приём работал во всех странах мира – кроме Китая. Там бюрократия оказалась сильнее нас. Для начала мы вынуждены были пройти сквозь череду приёмов, обедов и ужинов, на которых радушные чиновники один за другим произносили тосты – за дружбу народов, за благополучие, за счастье – и при этом поглощали убийственный по крепости напиток под говорящим названием «Ракетное топливо». Казалось, что мы с ними теперь друзья навеки. Однако на следующее утро чиновники, абсолютно трезвые, как ни в чём не бывало снова надевали свои каменные лица и беспощадно отклоняли все наши просьбы.
Различия между чиновниками разных стран – налицо. Что же их объединяет? Во всём мире их отличают более высокий уровень образования и большая продолжительность жизни по сравнению со среднестатистическим населением; им также присущи консерватизм и покладистый характер. Они добровольно становятся частичкой мощного механизма, маленьким колёсиком системы. Системы, работающей «на пользу общества» – так, по крайней мере, утверждают власть имущие.
И конечно у любого госслужащего есть свой рабочий стол. Это инструмент их власти. Он может быть неприглядным, обшарпанным, изъеденным древесными червями, но без него нельзя. Именно стол превращает человека в чиновника, в функционера. Он разделяет мир на две части: по эту сторону – гражданин с его просьбами, по ту – бюрократ, которому дает власть закон; здесь – человек, там – госаппарат; здесь – исключение, там – правило.
Чиновники пользуются незавидной репутацией. Но это несправедливо: ведь без них невозможна демократия. Социолог Макс Вебер (1864 – 1920) постоянно подчёркивал, что образование бюрократии стало большим шагом вперёд в истории человечества. Ибо бюрократия препятствует произволу власть имущих, перед чиновником все равны (по крайней мере, так должно быть). Каждый гражданин может рассчитывать на то, что его дело будет рассмотрено внимательно, непредвзято и в соответствии с законом. В то же время отдельному чиновнику, который в идеале должен быть лояльным, честным и хорошо образованным, не нужно каждый раз заново находить ответы на возникающие вопросы и брать на себя ответственность за принятие решений: за него это делает закон.
Регалии и символы власти в его кабинете придают чиновнику авторитет и значимость, пусть даже по натуре своей он вовсе не лидер. Он может быть даже совершенно невластным и слабым человеком, защищённым от внешнего мира лишь столом и цветочными горшками. Всё равно законы бюрократии каждый день заставляют нервничать людей во всём мире.
В отличие от Китая или России, здесь граждане не боятся встречи с полицейскими; государство на самом деле воспринимается как защитник всеобщего блага.
Вилл Тиннеманс [A.259]
Максим Кронгауз, доктор филологических наук: «Политик иногда формирует языковой стиль времени. Но чтобы это делать, он должен вначале вписаться в своё время, уловить его языковые и стилистические тенденции.
Речевые портреты политиков вообще очень интересны. И их речевые ляпы в том числе. С интересом просматриваю рейтинг высказываний политиков в «Итогах». Каждая фраза – курьёз, но их постоянство – это уже тенденция. Можно ли научить чиновников говорить грамотно, правильно? Наверное, да. Можно ввести обязательный экзамен, заставить писать сочинения, диктанты и т. д. Но, во-первых, мы знаем, к чему у нас обычно приводят обязательные экзамены и тесты. К выгоде экзаменаторов. А во-вторых, важна цель. Научить можно, но чиновнику это не нужно. Вежливый грамотный чиновник не соответствует современному стандарту. Он будет белой вороной среди своих собратьев и, значит, не сделает карьеры, не впишется в свою среду. Изменится культурный эталон, принятые поведенческие и речевые нормы, и все чиновники изменятся сами, без всякой учёбы».
Л. ГУЧМАЗОВА [A.33]
Мел опять очутился в бумажно-канцелярском болоте, и, казалось, его навеки отсекли от любимого дела всей жизни. Но это только казалось. На протяжении трёх последних лет Шпильман досконально изучил механизмы взаимодействия американской бюрократической системы и сделал историческое открытие: никакого реального взаимодействия не существует! Именно так: в окружном офисе происходят структурные перестановки, в районном совете меняется должностная сетка, в управлении судебно-медицинской экспертизы перетасовываются отделы, однако всё это – буря в отдельно взятом стакане. Между собой широко раскинутые «крылья власти» никак не пересекаются, а взаимодействие осуществляется на сугубо личном индивидуальном уровне. Джон из офиса окружного судьи идёт к Мэри из районного совета, а та отправляет его к патологоанатому Патрику – так всё между собой и общаются.
И тогда Мел Шпильман делает эпохальное телодвижение: при очередном визите в управление судебно-медицинской экспертизы округа Бексар он говорит своему приятелю, главному патологоанатому, что переход на работу в секретариат районного совета никак не повлиял на его должностные полномочия, и потому он, Мелвин Шпильман, и впредь остаётся ответственным за организацию похорон и ликвидацию активов всех умерших, у которых нет родственников или наследников. Хотите верьте, хотите нет, но такого устного уведомления оказалось достаточно для того, чтобы на протяжении четырнадцати лет (!!!) всякий раз, как на прозекторском столе оказывался бесхозный жмур, дежурный управления судебно-медицинской экспертизы поднимал трубку и набирал номер Шпильмана: «Доброе утро, Мел! Тут тебе работки прибавилось, заезжай после обеда – заберёшь очередного красавца».
Поскольку дела покойников, которых забирал Шпильман у патологоанатома, никогда не попадали в окружное управление по наследованию и завещаниям, то никто их и не отслеживал: как только Шпильман забирал труп из морга, о нём тут же забывали в управлении судебно-медицинской экспертизы, а в управлении по наследованию и завещаниям, как читатель догадывается, даже и не вспоминали. Бездыханная жертва оставалась один на один с Первосвященником Каваллино. Не удивительно, что усопшие души обретали своё материальное перевоплощение в хромированных дисках, поршнях, свечах и цилиндрах гоночных автомобилей.
С. ГОЛУБИЦКИЙ [B.90]
Юрий ПИВОВАРОВ, академик РАН, доктор политических наук, профессор, директор ИНИОН РАН: «Он написал несколько деловых писем к утру, по-французски. Куракин понял, с кем он имеет дело. Сперанский, безусловно, самый гениальный чиновник, который был в русской истории. О нём есть такие книжки – «Наполеон русской бюрократии», «Светило русской бюрократии». Бюрократия – это и есть чиновничество, только в самом лучшем смысле этого слова. Это был гениальный чиновник. Ключевский говорит, что он работал по тридцать восемь часов в сутки. Мы знаем, что всего двадцать четыре часа. Он во времена Павла Первого, с девяносто шестого по тысяча восемьсот первый год, сделал резкую карьеру. Причём во времена Павла было очень трудно делать карьеру. Это был сумасброд, который отправлял пачками людей. Это зафиксировано и в истории, и в литературе у Юрия Тынянова. Отправлял в ссылку, там, прогонял и так далее. Этот делает невероятную карьеру, получает потомственное дворянство, получает орден, крепостных получает. Он продвигается, и уже к 1801 году он становится одним из виднейших чиновников. Вот пример того, какой это был гениальный человек. Вы были, наверное, в Петербурге. Там есть стрелка на Васильевском острове, где стоит здание Петербургской биржи. Роскошное здание с лестницей. Однажды нужно было написать торговый устав. То есть, как торговать. А не знали, как, – правил не было. Сделали по-русски: приехала полиция, арестовала всех, кто участвовал в торгах на бирже. Их отвезли на одну из, говоря сегодняшним языком, дач под Петербургом. И Сперанского арестовали и сказали: «Вот сидите. Вы ему расскажите, чем вы занимаетесь, а ты напиши торговый устав». Он написал. И до семнадцатого года он действовал в Российской империи. Он до этого вообще этим делом не занимался. Был гений абсолютный. Понимаете? Кстати, совершенно оболганный Львом Николаевичем Толстым. Помните, в «Войне и мире», в третьем томе, он появляется. Или в конце второго, я уже не помню. Он появляется, когда князь Андрей Болконский возвращается из Лысых Гор в Петербург, хочет служить. И Толстой описывает Сперанского таким холодным змием, таким рациональным, жёстким человеком. И там подчёркнуто, что князь Андрей, как все дворяне, говоривший по-французски, говорил со Сперанским по-русски. Толстой намекал на поповичское происхождение Сперанского, что он языков не знал. Он свободно говорил по-английски. У него жена была англичанка. По-французски, по-немецки, по-итальянски, латынь, древнееврейский, древнегреческий, армянский. Причём он переводил книги с латыни, с немецкого, философские. Это человек гениально образованный. И, конечно, не такой холодный автомат, каким изобразил его Лев Николаевич в «Войне и мире». Чем повредил, так сказать, в русской традиции восприятия Сперанского.
Но именно этот проект русской конституции станет навсегда основополагающим проектом русской конституции. Сегодня мы живём по проекту Сперанского. С небольшими видоизменениями, но мы живём по проекту Сперанского. Он первый теоретик в России правового государства.
Правового государства. Что это значит? Есть два основных типа руководства обществом. Религиозный. Когда религиозные нормы и религиозные процедуры определяют всё в государстве и обществе. И правовой, современный. Когда право является основным регулятором социальной жизни. Не волеизъявление монарха, не кто-то ещё. Карамзин против всего этого выступает. Он говорит: «Вы сами, государь, – конституция. Вы сами – живой закон». Против всего этого выступает Сперанский. Он говорит: «Власть необходимо ограничить. Через систему разделения властей». Система разделения власти – законодательная, исполнительная, судебная. Причём она должна пронизать всё российское общество. От уезда (это район сегодня) до губернии (это область сегодня). И общеимперский уровень – сегодня это федерация. Он создаёт мощную такую конструкцию. И он делает важную вещь, о которой я когда-то уже говорил в своих лекциях. Он выводит фигуру императора из системы разделения властей. Вот, понимая это огромное значение русской власти, то, что она над всем в России, он не вписывает её в систему разделения властей, он ставит её над системой разделения властей. То есть он совмещает западный подход, вот это разделение властей, правовое государство, он совмещает это с русской традицией выделенности власти надо всем. В конституции девяносто третьего года, – сегодняшней конституции, ельцинской конституции, то есть при Борисе Николаевиче принятой и действующей сегодня, – фигура президента тоже выделена из системы разделения властей. Это вот линия Сперанского. Она через двести лет прошла.
Конституцию Сперанского сначала хотели принять, но не приняли. Во многом Карамзин помешал и его мощная критика. При том, что Карамзин точно-то ведь ничего не знал. Это ж не публиковалось. Какие-то обрывки до него долетали планов, что-то он узнавал от придворных, от своих друзей, которые жили в Петербурге, но толком он не знал основных идей Сперанского. Кстати, потом они подружатся.
Он будет играть тоже очень важную роль. Он подготовит свод законов. Сначала полное собрание законов, потом свод законов. Он соберёт все законы России, классифицирует их, поставит по хронологической последовательности. И опубликует сорок пять таких томов. А потом сделает из них выжимку – пятнадцать. Те, которые действуют. И с этого момента, это тысяча восемьсот тридцатый – тридцать третий год. И с этого момента Россия встанет на фундамент закона. С этого момента все законы будут известны. А раньше их не знали. И все законы будут делить: те, которые действуют, и те, которые не действовали. А для России это была проблема. Вот, например, «Дубровский», известное произведение Пушкина, на этом было построено. Когда там был спор Троекурова и отца Дубровского, на незнании законов, возможность и манипуляций законами. Сперанский ликвидировал эту ситуацию двусмысленную. Он создал ситуацию ясности, законности». [T.10.CI.15]
…по словам дочери царя Великой княжны Ольги, Николай не любил охоты, не курил, не пил, и имел единственную страсть – военную службу.
Юрий ПИВОВАРОВ, академик РАН, доктор политических наук, профессор, директор ИНИОН РАН: «…вот, представьте себе Николая – ему двадцать девять лет во время Восстания декабристов. И он видит, физически видит, как хотят убить его семью, его детей, будущего императора Александра Второго – Царя-освободителя. Он знает, что дворяне убили его отца, он знает, что дворяне убили его деда и так далее. Вот он на этом фоне приходит к власти. Кем он может быть? – Царём-реформатором, или «охранителем»? На кого он делает опору: он не верит дворянам, прежде всего, русским, поскольку они – заговорщики. Он делает опору на чиновничество, на бюрократию: отсюда этот пафос «службы», «служения» и так далее. Он исторически загнан в ситуацию, когда он не может пойти на реформы. При этом Николай Первый готовит Россию к реформам. Все те реформы, которые произошли при его сыне, были уже написаны, прописаны, запрограммированы в его царствие». [T.10.LI.79]
Леонид ВЫСКОЧКОВ, доктор исторических наук: «…был строптивый мальчик, упрямый, кривлялся, любил всякие шаржи, любил постановки театральные, участвовал сам в театральных постановках. Любил маскарады, не любил танцы. Любил театр: театр, пожалуй, был его любимым, таким, родом культурной деятельности, и об этом можно было бы много говорить – об этом сохранилось много воспоминаний артистов. Кстати, его любимыми пьесами, как это ни странно, по свидетельству артиста Бурдина были «Горе от ума» и «Ревизор», благодаря которому он был поставлен в Александринском театре. Вы знаете эту крылатую фразу, что «здесь всем досталось, особенно мне», и когда он был в Чембаре во время аварии, повредил ключицу, лечился, ему представляют местных чиновников…
Когда они ушли, он говорит: «Ба! Да я их всех знаю». – «Вы не знаете их, Ваше Величество!» – «Да, я их всех знаю по «Ревизору» – говорит Николай Павлович (Романов, Николай Первый). Он хорошо понимал вот эту язву России – чиновничество – бюрократию, особенно на местах.
Абстрактные науки и философию он не любил: он был человек-практик. Но историю он уважал как назидательницу – историю государей, полководцев. Военную историю он изучал с удовольствием.
Сохранилось его юношеское сочинение, написанное по поручению преподавателя морали академика Аделунга (Федор Павлович, Friedrich von Adelung) «Похвальное слово Марку Аврелию» – римского императора-стоика. Ему шестнадцать лет – Николаю – когда он пишет это сочинение, и он уже, как бы, примеряет на себя тяжесть императорской короны: с одной стороны пишет о человеческой природе, его слабости, которой подвержен любой государь, и с другой – он своим взором должен объять всю империю, везде быть, всё понимать. И вот это стоическое понимание долга для Николая тоже характерно.
Николай – он человек-стоик, и человек вот такого послушания: человек, который одинаково хорошо чувствует себя в бюрократической системе , и как исполнитель, и как руководитель. Он понимал, то есть пытался совершенствовать эту бюрократическую централизованную систему. И человек долга…» [T.10.CI.112]
*
Александр ЛОГУНОВ, доктор исторических наук: «…пореформенное-то время, оказывается, не просто отменяет крепостничество, или вводит суды, или проводит военную реформу: оно людям – каждому человеку – предъявляет набор новых требований. А как приспособиться к этой жизни? И кто приспосабливается к этой жизни?
Крестьянин, который перестал быть крепостным, но, по-прежнему, не имеет паспорта и выкупные платежи платит, и черезполосица осталась? А, что, дворянин приспособился? Да дворяне потеряли от отмены Крепостного права больше, чем крестьяне.
А кто ещё выиграл-то? Вот, в реальном измерении, в том, чтобы смотреть? – Страна в целом – да! Прогресс в целом – да! А на человеческом уровне? И все ли были готовы к этим переменам?
И, оказалось, выиграли две категории людей: первая – администраторы, бюрократы, чиновники всех уровней. Потому что реформа – это лучший период для расцвета чиновничества: старое отменяется, а новые правила ещё не наработаны, и любой чиновник становится богом на своём месте, потому что он начинает интерпретировать как пользоваться этими правилами. Достоевский пишет об «административном восторге», который охватил даже кассиров на станции.
А, второе кто выиграл?
…спекулятивный капитал. Вот две категории, которые вдруг вылезли на поверхность и стали навязывать свои правила игры, свои приёмы игры, свои представления о правилах игры». [T.10.CI.113]
Первое дело, порученное Николаем (Первым) шефу Третьего отделения, называется «О злоупотреблениях по делам подрядчиков с казной».
Бенкендорф раздражённо пишет: «Чиновники – это сословие, пожалуй, является наиболее развращённым. Среди них редко встречаются порядочные люди. Хищения, подлоги, превратное толкование законов – вот их ремесло. К несчастью они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им известны все тонкости бюрократической системы. Они боятся введения правосудия, точных законов и искоренения хищений, они ненавидят тех, кто преследует взяточничество, и бегут их, как сова солнца».
Сергей СЕКИРИНСКИЙ, доктор исторических наук, главный редактор журнала «Российская история»: «Российская, вообще, вот эта высшая бюрократия, включая самого императора, она – нам трудно их понять, может быть иногда, потому что они жили совсем в другом мире – отнюдь не изменения, не развитие, ни, тем более то, что мы называем «прогресс», считалось, как бы показателем, критерием надёжности, крепости, могущества: «тишина и покой». Вот в России, в отличие от Западной Европы, в которой всё время кто-то бунтует, а, иногда, даже государей законных свергают, строят баррикады, какая-то борьба, какие-то волнения – это всё признаки разложения и упадка в глазах тех людей, которые были у власти в России». [T.10.CDXIV]