ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
ЗАРИСОВКИ К СТАРШИМ АРКАНАМ
АРКАН X. Testamentum; Kabbala; Fortuna; Regnum Dei; Ordo; Sphinx; Rota Fortunae (Колесо счастья); Иероглиф (Указательный палец человека, Фаллос).
Rota Fortunae СЕЧЕНИЕ 5 – 17 (3)
РАЗУМ – ЧУВСТВА
Quintessentia – Oss
И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. (Исх. 3:2)
*
и одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венец, возложили на Него; (Мк. 15:17)
spīna, ae f 1) бот. шип (spinis surgit paliurus V); 2) терновый куст, терновник (s. alba PM): spinis coronatus Eccl в терновом венце; 3) зоол. игла, колючка (animantes spinis hirsutae C); 4) зубочистка (argentea Pt — v. l. pinna); 5) кость (рыбья) (spinae piscium Q); 6) хребет, позвоночный столб: caput spină excĭpit CC позвоночный столб служит опорой голове; s. sacra Su, Eccl крестцовая кость || поэт. спина (s. viret, sc. ranae O); 7) pl. заботы, терзания (spinas animo evellere H); 8) pl. тонкости, хитросплетения: spinas partiendi et definiendi praetermittere C обойти замысловатые тонкости расчленений и определений; s. disserendi C хитроумная диалектика. [B.32]
**
**
Magnetismus Universalis – Иероглиф (рот с языком, т.е. говорящий рот)
…в Храме Гроба Господня, рядом с Голгофой, находится камень, символизирующий Центр Мира. Веками Иерусалим служил точкой отсчёта на всех картах христианской Европы. После возведения этого Храма в IV-м веке нашей эры, Иерусалим быстро становится центром христианства. Число монахов и паломников в Святую Землю неуклонно растёт, некоторые остаются жить в этих краях. Духовенство, знать и часть жителей говорят на греческом, остальное местное население – на арамейском, паломники и их новые сообщества – на языках своей родной земли – коптском, арабском, армянском, латыни и прочих. Не исключено, что среди местных жителей были и евреи, но очень немного: новые правители не считали необходимым отменять римские запреты на проживание евреев в Иерусалиме. Для христианских паломников места, связанные с именем Иисуса, были не просто точками на карте местности, это была Святая Земля, стоя на которой, человек приближался к Богу и к Раю. Они обрастали легендами: паломникам, зашедшим на Голгофу, говорили, что это не только место распятия Иисуса, но и Сотворения Первого человека – Адама. С распространением христианства и постоянно растущей популярностью Храма Гроба Господня в Иерусалиме, гора Мориа перестала быть Центром жизни города. Место, где находилась когда-то Святая Святых – Храм Иерусалимский, – где молился и проповедовал Иисус, оказалось в запустении. Быстро растущему христианскому сообществу требовались всё новые храмы для местных жителей и паломников, и они стали строиться…
Prof. Frank E. Peters, New York University: «Они мечтали испытать радость присутствия в Святой Земле. Они читала и ней, слышали рассказы, всем христианам с самого детства говорили о ней в церкви, – они слушали чтение евангелий. И добравшись сюда, они испытывали ни с чем несравнимую радость, что достигли, наконец, цели. Людей во всё время охватывал трепет, когда они оказывались в месте, где произошли исторические события». [T.10.CXXXVI]
…этот Исход символизирует рождение народа Израиля. Моисей ведёт рабов в Землю Обетованную, где потом евреи основывают столицу – Иерусалим. Именно здесь спустя столетия и записывается предание о Моисее и «Десяти казнях Египетских».
Dr. Robert D. Miller II, Catholic University of America: «Когда кто-то писал Книгу «Исход», он сознательно старался воссоздать историю. Он собирает информацию не проводя археологических раскопок, расспрашивая людей, консультируясь с ними, и сопоставляя информацию из разных источников – письменных и устных, – которые были ему доступны. В Израиле из уст в уста передаётся история о Казнях и Исходе в период с шестого-седьмого века до нашей эры. Это означает шесть или семь сотен лет изустных преданий. Когда имеешь дело с изустными преданиями, передаваемыми в течение многих столетий, нельзя предсказать, что произойдёт. Это как «Игра в испорченный телефон».
Dr. Eric H. Cline, George Washington University: «Когда передаёшь одно слово десяти-двадцати людям, оно обязательно изменится, попробуйте-ка пересказывать длинную историю в сотни-тысячи строк. Пересказывайте её пятьсот лет, и она обязательно изменится». [T.21.XIX]
Magister Arcanorum (Великий иерофант) – Иероглиф (рот с языком, т.е. говорящий рот)
Евгений ШТЕЙНЕР, доктор искусствоведения, кандидат филологических наук, преподавал в университетах Москвы, Иерусалима, Токио, Йокогамы, Нью-Йорка и Манчестера, ведущий научный сотрудник Российского Института культурологи, профессор-исследователь Центра по изучению Японии при Школе Востоковедения и Африканистики Лондонского университета, старший ассоциированный исследователь Института Сэйнсбери по изучению японского искусства: «…когда внешнее бездействие оказывается глубоко нагруженным интенсивным внутренним действием души и сознания. Так вот, мне кажется, что всё классическое японское искусство, взятое как целое, это искусство, которое приглашает нас делать паузу… И совершить акт интроспекции – задуматься о самих себе, о том, куда и откуда мы идём. И вот такая пауза в бесконечном бурном потоке жизни – то, что совершенно необходимо не только японским средневековым монахам, но, думаю, что и всем.
Я бы хотел, чтобы эти мои лекции воспринимались как всего лишь приглашение к тому, чтобы узнать побольше о своеобычном японском опыте, взаимоотношении с миром, с другими людьми и с самим собой. На этом я закончу и благодарю всех за внимание».
– Меня зовут Балакина Юля, я ещё школьница, но у меня к вам такой вопрос: «Вот, скажите, чем вот вас привлекла вот японская культура? Вот с чего всё началось, вот именно вот, как начало произошло?»
Евгений ШТЕЙНЕР, доктор искусствоведения: «Постараюсь ответить кратко, хотя на самом деле, кажется, я уже упомянул в начале…»
Балакина Юля: «А вот можно ещё вопрос? Я вот хотела, вот ещё спросить. А вот трудно постичь все тонкости, этой, ну, духовной культуры? Часто вот это ну, должен быть творческий склад ума, может какой-то особенный, или вот это доступно каждому?»
Евгений ШТЕЙНЕР, доктор искусствоведения: «Трудно, Юля, постичь. Трудно! Не думаю, что это доступно всем. Я не думаю, что я постиг всё…
…это другая ментальность, другая манера понимать вещи, другое отношение к самому себе: там нет такого понятия личности, выпячивания своей личности. Там есть понятие принадлежности к группе, что мне нравится, но это нравится далеко не всем…» [T.10.CI.21]
Quintessentia (Boni et Mali) – Иероглиф (рот с языком, т.е. говорящий рот)
Красноречие – это возможность без лишних затрат, только силой и смыслом слова, решать самые сложные задачи: от политических до судебных, от художественных до экономических. История самого красноречивого из искусств шла по спирали: сначала были нужны ораторы-политики и ораторы-судьи, потом потребовались ораторы-проповедники. Теперь всё смешалось – красноречие в цене одновременно у политиков, юристов и проповедников – теперь учатся говорить представители всех публичных профессий: ведь если промолчишь, или невразумительно промямлишь, об успехе можешь забыть.
«Не тот оратор хорош, кто говорит правду, а тот, кто лжёт убедительнее».
Риторика – это наука, которая не занимается поиском истины, а ищет способ лишь словом положить противника на обе лопатки.
Дуэли на словесных мечах родились в демократической колыбели: тоталитаризм не требует убеждения словом, хватит и просто веры в непогрешимость правителя и в неусыпное око армии и доносчиков. Древний Египет, Древний Китай и Древняя Индия не оставили нам свидетельств о великих ораторах, но сохранили память о своенравных раджах, жестоких фараонах и властолюбивых императорах. Поэтому ораторское искусство вышло из Античной Греции: публичные споры в судах и диспуты на площадях города требовали умения говорить.
Игорь СКРИПЮК, кандидат психологических наук: «В древности был выработан риторический канон. Он состоит из пяти частей. Если ты хочешь выступить публично, ты должен найти «что сказать»; ты должен это умело расположить, логично; ты должен это украсить, то есть произвести такую стилистическую обработку материала; ты должен это запомнить; ты должен это произнести».
…Гитлер мастерство управления массами тренировал, но никогда ему не учился. У него было своё Ноу-Хау, которое историки называют «риторической ажиотацией», когда не смысл важен, а посыл: толпа редко склонна думать, ей нужен эмоциональный заряд.
Теоретические основы риторики заложил грек Эмпедокл. В пятом веке до нашей эры он основал первую известную школу ораторского искусства. Он учил бесплатно, считая недостойным брать деньги.
…так в древности сформировались две ораторские Школы, существующие и поныне. Последователи Горгия принадлежали к азианизму – они говорили ритмично, рифмовали фразы, использовали литературные фигуры – то есть делали упор на форму, хотя и о содержании не забывали. Азианизм стал основой христианских проповедей. Те, кто не принимал красивостей Горгия, принадлежали к аттицизму – ораторскому течению, что ставило во главу угла простоту изложения – так достигался эффект максимального понимания. Приверженцы аттицизма верили: «Чем проще – тем лучше, потому что понятнее».
Знаменитые ораторы из российских классиков Белинский, Гоголь и Салтыков-Щедрин тяготели к азианизму, потому что пользовались фигурами речи и не имели цели вести за собой массы. Толпе же, подавай простоту, поэтому Ленин – типичный аттицист – понятный и действенный.
Игорь РОДЧЕНКО, кандидат культурологи, заведующий кафедрой сценической речи и риторики СПбГУКИ: «Он не работал на чистых эмоциях, у него всегда очень хорошо и чётко было логически выстроено выступление. Он знал, где, в каком мете надо сделать акцент логический, где должна быть пауза, как сыграть на тех или иных ценностях и установках аудитории, на тех или иных эмоциональных реакциях».
Игорь СКРИПЮК, кандидат психологических наук: «В Древней Руси было своё особое красноречие. Это торжественное красноречие, и тема основная этого торжественного красноречия – это поиск Бога, это Правда и Неправда на Земле…»
Игорь РОДЧЕНКО, кандидат культурологи, заведующий кафедрой сценической речи и риторики СПбГУКИ: «Люди, которые говорят медленно, воспринимаются как тугодумы, плохо соображающие. Поэтому чем мы быстрее говорим при публичном выступлении, тем больше шансов сложить впечатление о себе у аудитории как о людях умных, подкованных, владеющих вопросом. С другой стороны, если мы будем слишком быстро говорить, то мы получим что? – Болтун, трепло – и наш интеллект, наши знания, всё это будет задавлено, завалено словесами».
Лучшие ораторы двадцатого века – это, прежде всего, политики…
Классики риторического жанра – Фидель Кастро и Джон Кеннеди. Первый знаменит тем, что мог часами говорить без бумажки и держать внимание многотысячной аудитории. Второй вошёл в историю как первый оратор телевизионной эры: именно дебаты в ящике сделали Кеннеди Президентом США. На них он одолел опытного, но более косноязычного Никсона. [T.10.VII.22]
…ещё в самолете, полистав прихваченный из дому старый институтский учебник итальянского, она обнаружила, что помнит почти всё. А что не помнила, то сразу и восстановила…
В поезде она даже заговорила с пожилым учителем физики из Милана и, к удивлению своему, выяснила, что вполне прилично объясняется, а понимает почти всё. Но тут сказывались и семь лет музыкальной школы с итальянскими терминами в нотах, и её сносный французский.
Она стояла у поручня, возле матроса, который на частых остановках ловко набрасывал на деревянную сваю канат, мгновенно вязал морской узел, подтягивая вапоретто к причалу, и через минуту, когда одна толпа вываливалась на набережную, другая торопливо заполняла палубу, так же ловко развязывал узел, – трамвайчик отчаливал.
– Вам какая остановка нужна? – вдруг спросили рядом по-русски. Она повернула голову. Девушка, тот простенький российский тип, который ни с каким иным не спутаешь. На туристку не тянет. Такие в прежние времена стояли за прилавком в овощном отделе.
– Как вы поняли, что я русская? – спросила она.
– Ничего себе! – рассмеялась та. – Вы ж, как вошли у вокзала, всё стонете и, извините, материтесь… И бледная такая. Я думаю – может, помочь надо…
– Спасибо, я примерно знаю, куда мне. Площадь Сан-Марко.
– Ну, ещё две остановки… Вы в первый раз, да? Это видно.
Д. РУБИНА [B.108.15]
Татьяна БОБРОВНИКОВА, кандидат исторических наук: «Августин пишет, что в юности он был человек совершенно светский, абсолютно далёкий от религии. И вообще его можно было бы назвать атеистом. Он получал обычное блестящее риторическое образование своего времени. «И, вот, – говорит он, – я дошёл в изучении до Цицерона. До того самого Цицерона, которого все изучают, но мало кто понимает. Я прочёл его, и я обратился к Тебе, о Господи». То есть чтение Цицерона обратило его к христианскому Богу».
Лука ТУНИНЕТТИ, профессор университета Урбаниана, Рим (Prof. Luca F. Tuninetti, Pontificia Università Urbaniana): «В античном мире у человека было две главные возможности реализовать себя – риторика и философия. Изучать риторику означало изучать ту область знаний, которая была полезна для общественной жизни – для сената, суда – а значит ту область, внешнюю, скажем так, которая открывала перспективу успехов в карьерном плане. А изучение философии, напротив, означало открытие того факта, что существует некое внутреннее переживание, некое Благо, которому следует посвятить жизнь. И, вот, Цицерон в своём диалоге попытался эти вещи сопоставить». [T.10.CCXLVI.6]
Magister Arcanorum (Великий иерофант) – Иероглиф (рот с языком, т.е. говорящий рот)
6. Разговоры об истории. О новой истории, о новейшей истории и особенно часто – об истории древней. Агасфер Лукич из истории знает всё. Есть у него один-два пробела (например, Центральная Америка, шестой век, – «тут я несколько поверхностен»…), но в остальном он совершенно осведомлён, захватывающе многоглаголен и нарочито парадоксален. «Не так всё это было, – любит приговаривать он. – Совсем не так».
Иуда. Да, был среди них такой. Жалкий сопляк, мальчишка, дрисливый гусёнок. Какое предательством! Перестаньте повторять сплетни. Он просто делал то, что ему велели, вот и всё. Он вообще был слабоумный, если хотите знать…
«Не мир принёс я вам, но меч». Не говорилось этого. «Не мир принёс я вами но меч… ту о мире», – это больше похоже на истину, так сказано быть могло. Да, конечно, по-арамейски подобная игра слогов невозможна. Но ведь по-арамейски и сказано было не так. «Не сытое чрево обещаю я вам, но вечный голод духа». Причём так это звучит в записи человека явно интеллигентного. А на самом деле вряд ли Учитель рискнул бы обращаться с такими словами к толпам голодных, рваных и униженных людей. Это было бы просто бестактно…
Конечно же. Он всё знал заранее. Не предчувствовал, не ясновидел, а просто знал. Он же сам всё это организовал. Вынужден был организовать.
«Осанна». Какая могла быть там «осанна», когда на носу Пасха, и в город понаехало десять тысяч проповедников, и каждый проповедует своё. Чистый Гайд-парк! Никто никого не слушает, шум, карманники, шлюхи, стража сбилась с ног… Какая могла быть там проповедь добра и мира, когда все зубами готовы были рвать оккупантов и если кого и слушали вообще, то разве что антиримских агитаторов. Иначе для чего бы Он, по-вашему, решился на крест? Это же был для Него единственный шанс высказаться так, чтобы Его услышали многие! Странный поступок и страшный поступок, не спорю. Но не оставалось Ему иной трибуны, кроме креста. Хоть из обыкновенного любопытства должны же были они собраться, хотя бы для того, чтобы просто поглазеть, – и Он сказал бы им, как надо жить дальше. Не получилось. Не собралось почти народу, да и потом невозможно это, оказывается, – проповедовать с креста. Потому что больно. Невыносимо больно. Неописуемо.
А. СТРУГАЦКИЙ, Б. СТРУГАЦКИЙ [B.50.5]
Отец Леонид Грилихес, протоиерей, заведующий кафедрой библеистики РДА: «Если мы говорим о новозаветной археологии, то она нам может дать представление о материальной культуре. Она нам может показать те предметы, которые окружали Спаителя, то есть предметы, которые происходят из времени евангельской истории. Эта археология может докопаться до камней, по которым может быть даже когда-то ходил Спаситель. Археология текста, то есть попытка расслышать, как изначально звучало Слово Спасителя. У нас, к сожалению, нет никаких евангелий, а именно Евангелия до нас донесли Слово Спасителя, на языке оригинала. Никто не сомневается, что Господь говорил либо по-арамейски, либо по-еврейски. Эти Евангелия, которые мы имеем, они написаны по-гречески. Но, можно попытаться за этим греческим текстом расслышать то исконное Слово, которое вышло из уст Спасителя…
И мне почему-то кажется, что может быть это даже интересней и более ценно, чем просто, вот, кусочки глиняной посуды, которые выкапываются из земли. Мне кажется, я опять нахожусь в каком-то более привилегированном положении. Мне не требуется целая армия землекопов, которые будут отбрасывать, просеивать целые тонны земли. Можно сказать, что для моих раскопок мне требуется только вот эта небольшая площадь моего стола. Зато результаты могут быть совершенно удивительные».
Попытки Отца Леонида здесь, в далёком от Святой Земли Острове расслышать музыку речи и интонации Спасителя, не ограничиваются простым переводом с греческого обратно на арамейский и старый иврит. Расслышать и понять сегодня древние языки, присущие им обороты, намёки и игру слов, возможно лишь буквально раскапывая в тысячелетних текстах смысл и значение, сравнивая звучание с ещё сохранившимися отголосками оригинала.
Отец Леонид Грилихес, протоиерей, заведующий кафедрой библеистики РДА: «Всегда можно попытаться перейти от греческого текста к еврейскому, и получается удивительная вещь. Получается, что Господь говорил очень красиво. Например, какое-нибудь выражение, ну, «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Небесное», на еврейском начинает звучать как стих…
Мы должны понимать, что школа того времени была устроена совершенно иначе: речь учителя скорее напоминала проповедь, и единственным носителем информации являлась память учеников».
В самом центре Старого Иерусалима, в монастыре Святого Марка, который живущие здесь сирийские монахи считают настоящим местом Тайной Вечери, и сегодня можно услышать как звучит Отче Наш на арамейском. Язык, на котором здесь говорят и пишут, почти такой же, как тот, на котором Иисус говорил со своими учениками. И, тем не менее, священные тексты, которые здесь читают, это тоже лишь обратный перевод Нового Завета с греческого на арамейский. Однако это ещё один шанс попытаться расслышать эхо голоса Иисуса через две тысячи лет. [T.1.XX]
Константин КЕДРОВ, поэт, литературовед: «Конечно, Твардовский был, ну, что – глоток правды. Вот в своё время Пастернак сказал, что «Поэзия – это куб дымящейся совести, и ничего другого». Вот это был вот такой вот прямоугольник, куб, параллелепипед, как хотите назовите, дымящейся совести. Это было напоминание о том, что чёрное это чёрное, белое это белое, и как обстоит дело на самом деле. Потому что люди настолько привыкли к тому времени к вранью, что каждая очевидная совершенно вещь, которую все знали на самом деле, вот, и шоком была. Потому что она была произнесена вслух, потому что она напечатана в толстом журнале». [T.2.XXXVII]
Книга есть кубический кусок горячей, дымящейся совести – и больше ничего.
Б. Пастернак «Несколько положений», 3 (1918) Опубликована в альманахе Современник в 1922
Scientia Boni et Mali – Иероглиф (рот с языком, т.е. говорящий рот)
Андрей ЗАЛИЗНЯК, академик РАН, доктор филологических наук: «И тут следует заметить, что вообще лингвистика находится в несколько неудачном положении в сравнении с рядом других наук, в том смысле, что, в отличие, скажем, от математики, где человек неподготовленный не станет претендовать на то, что он понимает в какой-нибудь математической области больше специалиста, или физик атомной физики, допустим, где опять-таки просто бойкий молодой человек решил бы, что он лучше разбирается в соответствующих проблемах, для этих наук ситуации совершенно нетипичные.
Увы, для лингвистики мы это видим. Лингвистика не пользуется такой известностью и репутацией, и сам факт, что всякий из нас является автоматически носителем некоторого родного языка, с полной легкостью, так сказать, с ощущением того, что мы знаем про этот язык всё, поскольку мы владеем им полностью, что самодельные высказывания по поводу лингвистических обстоятельств, поступают от людей, совершенно не подготовленных, с огромной легкостью, и часто имеют большую популярность.
И в нашей нынешней среде, к сожалению такого рода выдумок по поводу истории слов, по поводу истории народов, их названий и так далее, вы можете встретить огромное количество. Сейчас эта любительская лингвистика распространилась необыкновенно, и базой является именно то, что профессиональная лингвистика мало известна. И это касается не только совсем не подготовленных людей, это касается и хороших специалистов, но других наук, в том числе гуманитарных, скажем, хороших историков, хороших литературоведов». [T.10.CI.4]
Юрий ПИВОВАРОВ, академик РАН, доктор политических наук, профессор, директор ИНИОН РАН: «Так вот, что являлось определяющим? ...Принятие христианства. Мы должны всегда помнить, Россия – это христианская страна. Несмотря на то, что большую часть двадцатого столетия, а моё поколение – абсолютно большую часть моей жизни, – мы прожили в атеистической стране, где религия преследовалась, уничтожалась и прочая. Хотя уже в последние годы всё это было гораздо мягче. Мы страна христианская. Это, пожалуй, единственное, что объединяет Россию с Западом и с Европой. Во всём остальном мы расходимся. И с Европой, и с Западом. Запад христианский. И мы христианские. По-настоящему это нас объединяет.
Христианство – это религия персоналистическая. Личностная религия. Тема личности. Тема человека. Отсюда потом политики говорят, что права человека и прочая, прочая, прочая, прочая. А всюду поэтому западная христианская цивилизация, как я вам сказал в самом начале нашей лекции, антропоцентричная, человекоцентричная. И Русь начинала с этого. И Русь не пошла по пути других религий, потому что, скажем, претендовал ислам, иудаизм, какие-то иные варианты. Русь избрала себе христианство. Так исторически сложилось. И вся русская культура персоналистическая. Личностная. Здесь есть тема личности, тема человека. Чего мы не найдём, например, в китайской цивилизации, в индийской цивилизации, в арабской и прочая, прочая, прочая. Но с принятием христианства произошла и другая вещь. Мы приняли христианство из Византии. Не с Запада, не из Рима, из Византии. И это сразу отгородило нас от общеевропейского, общезападного пути. Потому что латынь – язык западного католицизма, язык межнационального общения, язык, подобный сегодняшнему английскому, который связывает всех, воедино оказался для древних русичей, наших предков, недоступен. Ну, только, может быть, для некоторых книгочеев. И взяли мы христианство из Византии не на греческом языке. Поскольку византийское христианство преимущественно было на греческом языке. А взяли мы на каком языке? На древнеболгарском, который и стал церковно-славянским. Поскольку за столетие до принятия христианства Кирилл и Мефодий, как мы знаем, изобрели азбуку и так далее. Это нас отгородило даже от основного движения православия Византии. И отгородило нас от византийской учёности, культурности, от византийского права и так далее. То есть, с одной стороны, мы сделали шаг в круг европейских христианских народов. А с другой стороны, одновременно сделали шаг как бы в изоляцию, как бы в гетто. Это, безусловно, вот такое двойное влияние христианства во многом определило наше дальнейшее развитие, пути развития нашей культуры, в том числе политической. И тотчас же мы у Византии взяли модель власти. О чём часто забывают люди. Не те, которые занимаются средневековой Русью или, там, просто древней Русью, а вот те, которые сегодня занимаются анализом властных структур. То есть они забывают, что у Руси есть такая традиция, в рамках которой она столетиями развивалась. Это традиция византийского понимания взаимоотношений государства и Церкви. Государство и Церковь – два главных субъекта в средневековом мире. От их взаимоотношений зависело, какова жизнь человека. Вот, например, в католическом Риме и на Западе концепция называлась «двух мечей». Не мячей, а мечей. То есть, мечей, которыми сражаются. Один меч олицетворял собой светскую власть. Это был император, значит, Германской империи. А второй меч, который олицетворял духовную власть, это был Папа Римский. Вот два этих меча боролись друг с другом. А к чему это привело? Это привело к развитию плюрализма. Каждый из европейцев того времени мог выбрать, на кого он опирается. На ту власть или на эту. У него была возможность выбора. И политологи говорят: это одна из причин, один из корней европейской демократии. Плюрализм, момент выбора, возможность разных идентичностей. Я за этих, я за других. И уже возникали политические партии, которые боролись между собой. То есть такой прообраз будущего западного мира.
Мы взяли византийскую модель. Эта модель симфонии, то есть согласия. Симфония – согласие. Смысл этой модели заключается в том, что во всех духовных делах светская власть уступает пальму первенства духовной власти. А, напротив, в светских делах. То есть, они друг другу, так сказать, уступали. Светская в духовных, духовная в светских делах. Такое вот согласие, симфония. Но на практике, конечно, всё было не так. И главным был тот, у кого был, говоря сегодняшним языком, больше ресурс. А больший ресурс был у светской власти. Это понятно. И поэтому, взяв эту модель, мы как бы изначально уже подчинились тому, что светская власть сильнее духовной. Поэтому влияние Церкви и, вообще, духовного начала в русской политической истории ощущается меньше, чем, например, в западной, европейской истории. Причём, интересно, что и на Западе центр духовной власти в Риме, а центр светской власти где-то там, на севере, за Апеннинами, в Европе северной почти для Рима. А Византия, как потом у нас на Москве, дворец императора и дворец патриарха находились рядом. И у нас, как мы знаем, всегда патриаршая власть или митрополичья власть всегда находилась примерно там же, где был главный суверен, глава светской власти. Это принципиально важно для формирования институтов. И так пошли развиваться наши институты изначально. Что ещё очень важно сказать о начальных таких стадиях формирования институтов, что по сей день играет роль. Наверное, вы знаете, был такой замечательный русский философ в первой половине двадцатого века. Он умер, умер в эмиграции, во Франции. Николай Александрович Бердяев, очень известное такое, прекрасное имя. И этот человек однажды сказал, – он был, вообще, мастер афористических высказываний, – он сказал, что русскую историю съела русская география. Что он имел в виду? Дело в том, что наши с вами предки, восточные славяне, начали строить цивилизацию в тех местах, где, в общем, никто до них не строил. Если, например, германские, арийские народы, которые пришли из северной Индии и с иранского плоскогорья в Европу, они заселили территорию бывшей Римской империи, уже окультуренную и с хорошим климатом, где уже развивалась не одна цивилизация с очень высоким потенциалом, с большими достижениями, то наши предки в силу исторических особенностей, исторического процесса, извиняюсь за тавтологию, оказались вот в этой северо-восточной Европе заснеженной. Тогда двенадцать месяцев зима, остальное лето. Где плохие почвы. Снега, лес. И ничего нет. И в этом смысле мы оказались в очень бедных территориях, очень трудных для проживания, для развития экономики. Об этом обо всём я говорить не буду, потому что на этот счёт существует, на мой взгляд, гениальная книга относительно недавно умершего профессора Московского университета, Леонида Васильевича Милова, академика, профессора, «Великорусский папа и особенности русского исторического процесса». Это великая книга, которая показывает нам, чтоб мы вообще нос особенно не задирали. Мы ведь любим говорить, что в наших недрах таится вся таблица Менделеева, что у нас там треть минеральных ресурсов, по статистике ООН, всего человечества. Возможно, это и так. Но мы живём бедно тем не менее. И Леонид Васильевич показывает, как формировался русский человек и институты власти в этой бедной, холодной, северной среде. Это первая попытка человечества строить цивилизацию на севере. Мы не запад и не восток. Мы север. И никакие Гольфстримы до нас не доходят. Здесь очень холодно, несмотря на все потепления климата сейчас. А пятьсот и тысячу лет назад было гораздо холоднее. И эти необъятные пространства с малым населением, без культурной подосновы. То есть никто до этого по существу здесь не занимался культурной цивилизационной работой. Всё это привело к тому, что одним из основополагающих качеств русской истории является её бедность материальная. И громадные незащищённые наши территории. Громадные территории, потому что русский человек распространялся по тем направлениям, в общем, где он не встречал никакого сопротивления. Знаете, что наши предки дошли до Тихого океана. Причём без государства, сами казаки пошли и дошли. Потому что никакого сопротивления, по существу, не было. Оно было только на Западе, на север некуда было идти. Там мы уже всё освоили практически, побывали там уже. Северный Ледовитый океан. А границы наши открыты. Такой проходной двор, и кочевники туда-сюда, и мы не островное государство, никаких гор нет. То есть всё это вместе взятое даёт нам очень такую сложную и не всегда приятную, не всегда удобную природно-климатическую стартовую площадку и по развитию русской истории. Мы должны об этом помнить.
И в этих условиях, в этих условиях, при общей бедности, и при том, что мы всегда были открыты, да и по сей день открыты для разных нападений, поскольку ничем не прикрыты природно, был очень маленький прибавочный продукт. То есть люди производили, но из того, что можно разделить и инвестировать в дальнейшее развитие, оставалось очень мало. И из-за этого выросла роль государства. Поскольку богатств мало и на них претендентов много, то исторически так сложилось, что государство сказало: лучше я буду контролировать и раздавать. Лучше я буду определять меру потребления, меру раздачи, меру сохранения и так далее. И куда инвестировать небольшие ресурсы. И это тоже одна из подоснов развития такого особого государства. Такого особого типа власти, который у нас». [T.10.CI.14]