ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО

СБОРНИК

АРКАН X. Testamentum; Kabbala; Fortuna; Regnum Dei; Ordo; Sphinx; Rota Fortunae (Колесо счастья); Иероглиф.

Иероглиф

Иероглифом аркана служит указательный палец человека.

Указательный палец служит для повелительного жеста человека.

Если последнего отождествить с Микрокосмом, т.е. рассматривать как замкнутую систему, то повелительный жест указательного пальца характеризуется как проявление наружу этой замкнутой системы.

Еще яснее это значение десятого аркана характеризуется фаллическим начертанием самого знака Jod. Phallus еще более чем указательный палец, символизирует упомянутое проявление наружу замкнутой системы Микрокосма.

ГОМ [B.27]

cicōnia, ae f 1) аист Vr, Н, О, Ph etc.; 2) аистов клюв (поддразнивающий жест, состоящий в покачивании указательным пальцем): aliquem с. pinsit Pers над кем-либо насмехаются; 3) наугольник в форме буквы Т (для измерения ширины и глубины рва) Col; 4) водоподъёмное устройство, род колодезного журавля Is. [B.32]

На смену буддизму пришёл индуизм и распространился по всей Индии. Сейчас около восьмидесяти процентов индийцев проповедуют индуизм.

На острове Элефант в Арабском море на западе Индии в пещере стоит любопытный индуистский храм. Пещеры Элефанта были занесены в список «Мирового наследия» в 1987-м году. Индуистские монахи строили храм с VI-го по VIII-й век. Здесь они укрепляли религиозный дух.

Пещеры стали священным местом – обиталищем богов. Эти боги охраняют священный зал. Здесь находится ЛИНГА – символ Шивы, одного из главных богов индуизма, который символизирует непрерывную энергию. [T.10.LXVIII.1]

У ворот начинается галерея с четырястами колоннами, идущая вокруг всего храма. В галерее тысячи лингамов – святынь, в которых нашёл своё выражение культ фаллоса бога Шивы, – символ сотворения новой жизни. [T.10.XI.11]

ἀκρο-βυστία ἡ 1) анат. крайняя плоть NT; 2) перен. языческий мир NT. [B.169]

Общий рост мужчины прекращается в тридцать лет, но уши, нос и член продолжают расти в течение всей жизни. Прирост составляет, как правило, несколько миллиметров. [A.193]

«А остатки огненной кобры взмыли вверх, заметались светящимися облачками, таяли, рассыпались искрами, исходили лучиками света. Из-под этого фейерверка медленно вставал Завулон, раскинувший руки в сложном магическом жесте. В схватке он лишился одежды, и теперь был полностью обнажён. Тело его изменилось, приобретая классические признаки демона – тусклая чешуя вместо кожи, неправильная форма черепа, поросшего вместо волос какой-то свалявшейся шерстью, узкие глаза с вертикальными зрачками. Болтался гипертрофированный член, с копчика свисал короткий раздвоенный хвост.

– Прочь! – крикнул Завулон. – Прочь!»

С. ЛУКЬЯНЕНКО [B.52.4]

Гора Фавор на границе земель Неффалима и Завулона

zābolus (zābulus), ī m Eccl = diabolus. [B.32]

I Δῆλος ἡ Делос (самый маленький из Кикладских островов; считался местом рождения близнецов Аполлона и Артемиды)  [B.169]

II Δῆλος ὁ Делос (гора в Беотии) Plut. [B.169]

II Δήλιος, дор. Δάλιος (ᾱ) ὁ 1) делосец, уроженец или житель Делоса; 2) делосский бог, т.е. Аполлон Soph., Thuc.: οἱ Δήλιοι καὶ αἱ Δήλιαι Arph. делосские боги и богини. [B.169]

Первые люди пришли на остров пять тысяч лет назад, а вместе с ними пришли их боги. Древние боги – это боги тьмы.

Однако этот остров, на котором было запрещено рождаться и умирать, посвящён культу Аполлона

… огромные фаллосы. Они свидетельствуют, что здесь поклонялись Дионису, богу вина и удовольствий. В период позднего эллинизма объектом поклонения стал этот юноша – непокорный отпрыск Зевса. Аполлон же, напротив, является богом классического периода Эллады. Он символизировал совершенство, идеал, добро и красоту.

Делос – это последняя и самая лучшая остановка между Европой и Азией. Делос, находится на полпути между Босфором и Критом, между Нуоплеоном и Самосом. Благодаря своему расположению, в древности Делос был важным религиозным и торговым центром.

Грешник стремится понять этот остров богов своей человеческой душой и взывает к Зевсу, Афине, Дионису, Изиде и, конечно же к Аполлону и Артемиде. Все они являются отражениями человека, его страстей, добродетелей и ошибок. Особенно на этом острове, где были запрещены рождение и смерть, и откуда рожениц и умирающих перевозили на остров Ренея.

В этих развалинах была найдена самая красивая мозаика эллинской эпохи: Дионис, едущий верхом на леопарде, который олицетворяет людские страсти, – необузданные и всепоглощающие. Дельфин с якорем – это символ верности.

Радостные свирели и барабаны – музыка Диониса, инструмент Аполлона – это кифара. А это лица Диониса – маски фарса и комедии, маски Аполлона – это трагедийные маски – грех и раскаяние. В театре Аполлона происходит катарсис, в театре Аполлона люди становятся подобными ему – добрыми и красивыми.

Чуть позже на острове появились чужеземные тёмные боги, такие как египетская Изида, фасад храма которой сохранился до наших дней. Они пришли вместе с торговцами из Малой Азии и Египта, Финикии и Северной Африки. [T.10.XI.13]

Бинер «Аполлон – Дионис» (Разум – Чувственность)

cicūti-cen, cinis m [cicuta 3 + cano] играющий на свирели Sid. [B.32]

Следуя Ницше в выделении в античной культуре двух основополагающих начал – дионисийского (которое Голосовкер назвал «оргиазмом», влечением к оргиям, экстазу, хаосу) и аполлоновского (любовь к «числу», числовым отношениям, гармонии)…

Е. АБДУЛЛАЕВ, В. ДАНИЛЕНКО [A.287]

Владимир МИКУШЕВИЧ, писатель, российский поэт, прозаик, переводчик, религиозный философ: «…в таких поэмах, как «Флейта-позвоночник». Но в поэме «Флейта-позвоночник» уже начинает прорываться и другой – что из этой несовместимости стремлений есть только один выход. И этот выход он там называет впервые: «…чаще думаю – / не поставить ли лучше / точку пули в своём конце. / Сегодня я / на всякий случай / даю прощальный концерт».

Само название «Флейта-позвоночник» очень глубокое значение для Маяковского имеет. Дело в том, что флейта – духовой инструмент. Уже в эллинской древности струнные инструменты сопутствовали Аполлону, аполлоновскому началу в культуре. Аполлоновское начало и дионисийское определил Фридрих Ницше в своей книге «Происхождение трагедии» [«Рождение трагедии из духа музыки» (Die Geburt der Tragödie aus dem Geiste der Musik)].

Тем самым, говоря о том, что он будет играть на флейте – на собственном позвоночнике, Маяковский выбирает для себя дионисийство – разрушительную стихию, стихию самопожертвования». [T.10.DCXX.5]

§ 6. Лики Аполлона и Диониса, бинер идеалов, трагедия двойственности и их извращения.

…интеллектуальные обозначения трех действительно существующих и органически сопряженных мировых начал, из которых каждое обладает самобытной природой и безграничностью возможностей. Это не вымученные понятия, не спекулятивные построения, не только интеллектуально объективированные аспекты реального бытия, а органически развертывающаяся из него триада гениев жизни и творчества. Взаимно утверждая и прослаивая друг друга, они рождают мир и осуществляют ритм его жизни.

Первый из них есть гений величавой гармонии. На арене длящейся вечности он неустанно развертывает формы бытия и исполняет их жаждой прекрасного.

Второй гений есть сердце мира, его упоение и тоска. Средь беспрерывной смены форм и видов бытия его зов неустанно звучит и всюду разносит жажду бесконечного и необусловленного.

Среди всех народов мира лишь одному было дано уловить с чеканной отчетливостью веяния этих гениев космического бытия; этот народ – эллинский. Он запечатлел их в обликах Аполлона и Диониса.

Аполлон и Дионис, как два полюса мира, делают его ареной борьбы, никогда не могущей прерваться или затихнуть. Вкладывая в самый изначальный момент всякого творчества двойственность, они тем самым полагают её основой и осью жизни. Гармония есть созвучие противоположностей, но достижение этого созвучия так бесконечно трудно, что оно лишь грезится далёким конечным идеалом.

…ложный аспект Аполлона – это одностороннее увлечение внешней закономерностью и субъективностью форм с игнорированием внутреннего всеединства. В пределе гипертрофирования этот аспект согласно правилу – errare humanum est, sed in errare perceverare – diabolicum! – становится сатанинским. Дьявол есть идеальный логик, индивидуальность абсолютно оторванная и противопоставленная миру; здесь она прямо и категорически отрицает синархию и всеединство: этот аспект дьявола в оккультной традиции именуется Мефистофелем.

Совершенно аналогичное мы видим и при диаметрально противоположном заблуждении – одностороннем служении Дионису. Вместо гипертрофирования внешней закономерности и принципа формы, мы встречаем их полное игнорирование и отрицание. Экстатическое опьянение, не реализуясь затем в Аполлоне, становится самоцелью. Но одним искусственным порывом достигнуть средоточия мира невозможно, а потому человек скоро решает: «если не вверх, то вниз!» Если нельзя достигнуть синархического единства мирового многообразия, то зато можно попытаться раствориться в суммарном многообразии через преодоление всех преград между формами. Так рождается оргиазм. Вакхические таинства и не могли непойти по этому пути, докатившись постепенно до чудовищнейших безумств.

Итак - ложный аспект Диониса – это единственное увлечение внутренним всеединством с игнорированием внешней закономерности и субъективности форм. В пределе гипертрофирования этот аспект также становится сатанинским. Дьявол есть хаотическая множественность, засасывающая и распыляющая индивидуальную самобытность; он противопоставляет синархии, гармонически синтезирующей индивидуальности, – их хаотическое крошево; этот аспект дьявола в оккультной традиции именуется Баал-Зебубом.

Нижняя бездна Аполлона – Мефистофель – возникает при одностороннем утверждении оформляющего начала Аполлона в приложении к конкретно-эмпирическому миру. Начало реализующее начинает пониматься началом единственно творческим, а принцип формы – принципом бытия. Внутренний смысл содержания уступает место смыслу формальному, а стремление к гармонии индивидуальных живых единств замещается погоней за иллюзорной стройностью абстрактных соотношений.

Нижняя бездна Диониса – Баал-Зебуб – возникает при одностороннем утверждении презирающего форму начала Диониса в приложении к конкретно-эмпирическому миру. Начало, насыщающее жизнью, начинает пониматься началом единственно существующим, а принцип формы – лишённым самостоятельного обоснования. Гармоническое раскрытие содержания жизни уступает место беспорядочному изливанию её мощи, а стремление к органическому сопряжению каждого живого существа со всеми окружающими и к сопричислению к общемировому замещается слепой жаждой переплетения их всех в копошащийся клубок. Тяготение к единству и простору, не считаясь со своим призванием как завершающего результата жизни космоса, пытается осуществиться помимо действия организующих начал. Все стесняющее хаотические движения, чтобы сделать их поток плодотворным, не только отвергается, но и за ним отрицается даже самое право на какое бы то ни было существование. Вся организующая сторона как человеческого существа, так и природы, все силы и процессы расчленяющие, утверждающие и соподчиняющие отдельные формы и модусы бытия уничижаются и объявляются бесцельными. Это есть крайняя гипертрофия мистики и полное отрицание разума. Но это непомерное возвеличение значения мистики и кажущееся торжество над разумным началом в действительности приводит к обратному результату. Отрекшись от организующих законов Аполлона, мистика утрачивает и в себе самой протяжение глубины, перестает воспринимать различие уровней синархии, становится плоской в прямом и образном значении этого слова. Её собственное содержание бесконечно обедняется, ибо отсутствие разделяющих и организующих деятелей уничтожает возможность выявления многокрасочности содержания. Из всеобъемлющего кладезя реальностей человек черпает лишь то немногое, что называется пассивным опытом в конкретно-эмпирическом мире. Глубинные же качествования мистического начала остаются погружёнными во мрак Нирваны за отсутствием иерархических протяжений, рождающихся из соответствующих расчленений и дифференциаций. Это влечёт за собой невозможность непосредственного мистического восприятия перспектив мира – синархической природы живого бытия.

В. ШМАКОВ [B.24.2]

Вера ДАЖИНА, доктор искусствоведения: «…более того, через обнажённость образа Христа Микеланджело соотносит Его, во-первых, с героикой античных богов и античных героев, и уже самообнажённость как бы является свидетелем его божественной сущности, его божественного происхождения, и никак не связывает с такой, мирской жизнью. Но если для раннего творчества художника тема Распятия не была определяющей, и не была настолько волнительной, как она позднее будет в его искусстве уже в зрелые годы, то уже где-то в тридцатые годы, то есть в период его внутреннего душевного кризиса, и в тот момент, когда он обращается к вере, когда вот это дилемма в его искусстве между языческим и христианским разрешается в пользу христианского, и вот этот путь как бы между Дионисом и Аполлоном, приводит его в итоге к Христу, то тогда для него очень важным будет вот это размышление о Страстях Христа, о Его жертвенной смерти, и, более того, эти произведения, они появляются в момент острого кризиса вообще западного католического мира…» [T.10.CI.43]

ДАЛЕЕ