ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
СБОРНИК
АРКАН VI. Methodus Analogiae; Libertas (Pentagrammatica Libertas); Medium (6); l'Amoureux (Возлюбленный); Bifurcatio (распутье дорог); Иероглиф.
(medica)
«Любой врач знает, что конечный клинический результат далеко не всегда есть результат применения лекарственного препарата. Такой результат глубже и сложнее по своей природе. Во многих случаях лекарственные средства и вовсе не требуются». А. УСПЕНСКИЙ, доктор медицинских наук [A.55]
Русское слово «врач» буквально означает «тот, кто врёт». И вовсе не потому, что наши далёкие предки так сильно не доверяли своим лекарям. Просто в древности слово «врать» значило всего лишь «говорить», а главным средством лечения любых болезней были именно заговоры от недугов. Можно даже сказать, что в русском названии целителей отразилось скорее уважение к слову и его лечебным возможностям.
… в европейской медицинской традиции сокрытие диагноза от пациента всегда было скорее правом врача, чем его обязанностью. Дело в том, что этот подход таит в себе неустранимую этическую проблему. Его сторонники обычно пользуются благозвучными словами типа «сокрытие диагноза». Но если врач в самом деле хочет, чтобы больной не догадывался о своей обречённости, он должен лгать и лгать как можно убедительнее.
Западные медики на практике убедились: как ни опасна для больного жестокая правда, милосердная ложь может натворить гораздо больше бед. Ложный или приукрашенный диагноз может побудить больного отказаться от радикального лечения.
Основой взаимоотношений врача и пациента в новой модели стал принцип «информированного согласия». Согласно ему врач обязан сообщить пациенту всю имеющуюся информацию (обязательно растолковав понятными неспециалисту словами, что она означает), предложить возможные действия, рассказать об их вероятных последствиях и рисках. Он может рекомендовать тот или иной выбор, но решение всегда принимает только сам пациент.
По сути дела, новая модель окончательно лишает целителя возможности выступать от имени каких-либо высших сил (будь то духи предков или святые). Медицина превращается в специфическую отрасль сферы услуг. Конечно, это услуги особого рода: от мастерства и добросовестности их исполнителя зависят жизнь и здоровье «заказчика». Однако в принципе новые отношения врача с пациентом уже ничем не отличаются от отношений автомеханика или парикмахера с их клиентами.
Б. ЖУКОВ [A.157]
Андрей ГРИГОРЬЕВ, доктор филологических наук: «Этимологию слова ВРАЧ обычно разъясняют так: ТКАЧ – это тот, кто ткёт, а ВРАЧ, это тот, кто врёт».
В Древней Руси «врать» означало «говорить, сообщать, заговаривать». Примерно такое же значение имело слово «баять» (балий – баять, байка). «Балий» – так называли тех, кто мог лечить заговорами, заклинаниями и всевозможными зельями.
Андрей ГРИГОРЬЕВ, доктор филологических наук: «Известный российский филолог, академик Трубачёв, предположил, что слово «ВРАЧ» заимствовано из тюркских языков. Оно было заимствовано ещё в дохристианский период в результате контактов с дунайскими булгарами и происходит от слова «arvaščy», что означает «колдун» или «прорицатель». Если мы рассмотрим как назывался врач в греческой традиции, то окажется, что здесь слова такие как «ятрос» (ίατρός) и «терапевтос» (θεραπεύω), то есть отсюда происходит как раз заимствование в русский язык «терапевт» ну, в меньшей степени можно их связать с идеей молитвы или заговора. Глагол «θεραπεύω» означает «служить, угождать, обслуживать» и в дальнейшем только получает значение «лечить». А слово «ятрос» происходит от глагола «яума» или «яйно», который означает «согревать». «Лекарь» и глагол «лечить», казалось бы, кажется, что это исконно славянские слова, но, тем не менее, эти слова, как считают учёные, заимствованы из германских языков, возможно из готского, в котором эти слова существовали долгое время. Восходят они к индоевропейскому корню «*leg (и.-е.)», который представлен в таких заимствованных из латинского языка словах как «лектор, лекция» и других. Этот корень «ЛЕГ» (lego) означает первоначально «собирать», а второе значение «говорить или читать».
…кстати, слово «МЕДИК» это субстантивированное прилагательное от «медикус» – «лечебный», образованно от глагола «медико», который имел комплекс значений: это и значение «готовить, приготовлять», например, лекарственные средства и «наделять чудодейственной силой», «лечить» и «отравлять». [T.10.I.3]
Показательна история с пенициллинов во время Второй Мировой войны
В ту же самую войну, однако, у американцев случаев гангрены и в помине не было, и это слово не встречается в американских военных мемуарах. Секрет простой – американцы никогда не лечили раны согревающими мазями типа мази Вишневского…
Американцы вообще никогда не пользовались никакими мазями – только хирургическая обработка, очистка, промывание раны антисептиком, широкое иссечение мёртвых тканей, антибиотики и всё. Этот подход обеспечивал 96 % излечения против почти 90 % смертельных исходов в … советской хирургии…
В американской же военно-полевой медицине гнойные осложнения чрезвычайно редки, и никогда не были проблемой.
А вот данные с американского сайта «Военные медики Второй Мировой» («Combat Medics WWII»): «Во время Гражданской войны в США (середина XIX века) смертность среди раненых в госпиталях составляла 50%, в Первой мировой войне – 8 %, а во Второй мировой войне – 4 %».
В книге американца Артуро Кастильони «История медицины» (Arturo Castiglioni, A History of medicine, New York 1947) в разделе «Военная медицина» на странице 1079 про американских раненых говорится следующее: «Из каждых 100 раненых выживали 97, а 70 возвращались в свою часть к прежним обязанностям. Этот отличный результат был достигнут благодаря повсеместному введению в практику как можно раннего внутривенного переливания физиологического раствора и крови, давящих повязок при ожогах, широкого иссечения некротических тканей при первичной хирургической обработки ран, ранней дачей антибиотиков: пенициллина и сульфаниламидных препаратов, применению рентгена в полевых госпиталях, нередко – прямо за полем боя, а также практике быстрой эвакуации, нередко – самолётом. Из самого тяжёлого контингента (раненых в живот) удавалось спасти 75 % раненых с открытыми ранениями брюшной полости, в то время как ещё в Первой мировой удавалось спасти меньше половины.
Особенно показательной была статистика Английской военно-медицинской службы во Второй мировой войне, которая показала снижение смертности и физических дефектов по сравнению с Первой мировой войной от 12 до 60 % в зависимости от характера ранений.
Официальная цифра потерь американской армии с 1941 года по 2 сентября 1945 года. Энциклопедия Википедия приводит по США такие цифры: 16 миллионов американцев было призвано в армию и около 400 тысяч погибло.
А сколько потерь в Советской Армии? В энциклопедии Википедия приводятся следующие цифры: из 23 миллионов жертв в СССР свыше 12 миллионов были гражданскими лицами. Но, таким образом, у нас остаётся 11 миллионов погибших советских солдат и офицеров Советской армии.
Вышеизложенный материал взят с интернет страницы [P.32]
В силу ярко окрашенной антисемитской направленности вышеизложенного материала ряд моментов опущен.
Рада АДЖУБЕЙ (дочь Н. С. Хрущёва): «…на моих глазах, это обратный, так сказать пример, человек умер, потому что Сталин не разрешил его лечить пенициллином.
…отец мне сказал: «Хочешь пойти, вот с Леной, навестить Николая Фёдоровича?»
Николай Фёдорович лежал, довольно уже был отрешённый. Мы с Леной стоим в сторонке, в этот момент подошёл врач к нему. Ну, он что-то с нами разговаривал, там, Ватутин, а потом, когда он увидел, что врач подошёл, он, так, обернулся к нему и говорит: «Доктор, спасите. Я не хочу умирать». А в чём было дело? – У него гангрена развивалась, гангрена двигалась по ноге всё выше и выше. И был пенициллин уже в это время…
Жизнь меня столкнула с такой замечательной женщиной, замечательным нашим учёным как Зинаида Виссарионовна Ермольева…» [T.18.XIV.4]
Хрущев Никита Сергеевич. «ВРЕМЯ. ЛЮДИ. ВЛАСТЬ. (ВОСПОМИНАНИЯ)»
ОСВОБОЖДАЕМ УКРАИНУ
«Врачи считали, что следует применить пенициллин, но они могли, как мне рассказывали, тогда сделать это только с согласия Сталина, а Сталин воспротивился. Я с ним лично не разговаривал по вопросу пенициллина, но врачи сказали мне, что Сталин отверг пенициллин. Мотив выдвигался такой: пенициллин был не советским (у нас его не имелось), а американским, и Сталин считал, что пенициллин может оказаться заражённым: из США могут послать зараженный пенициллин, чтобы ослаблять наши силы, так что лечить этим лекарством такого крупного военного деятеля, как Ватутин, недопустимый риск.
Не мне тут судить, судить должны были врачи. Врачи же мне говорили, что если бы ему был дан пенициллин, то это могло повернуть ход болезни в иную сторону и спасти Ватутину жизнь. Но врачи так и не смогли ничего добиться. А положение раненого ухудшалось. Когда я однажды пришёл к нему, Бурденко, отведя меня в сторону, сказал, что единственный выход – операция, и как можно быстрее. Придётся отнять ногу. «Мы возлагаем на вас большую надежду. Вам нужно поговорить с Ватутиным раньше, чем нам. Вы сошлётесь на нас и скажете ему о такой необходимости. Он питает к вам большое уважение, доверие, и вы сумеете найти слова, чтобы убедить его согласиться на операцию». И я поговорил с Ватутиным: «Николай Фёдорович, ваша рана дала осложнение. Врачи говорят, что нужна ампутация, придётся отнять ногу. Я понимаю, что это значит для каждого человека. Но генерал без ноги возможен. А пожалеешь ногу, и потеряешь голову. Выбор один: жизнь или ампутация. Ампутация сохранит жизнь. Если её не сделать, остаётся смерть. Прошу вас согласиться на операцию». Он ответил довольно спокойно: «Да, я согласен. Скажите врачам, пусть делают так, как считают нужным. Я готов хоть сейчас».
Я сейчас же передал его слова Бурденко. У того был помощником тоже крупный хирург, сейчас не помню его фамилию, он, собственно, и делал ампутацию ноги под наблюдением Бурденко. Провели операцию.
Опять стали лечить Ватутина. Всё делали, буквально всё, чтобы состояние его здоровья улучшилось. Не знаю, сколько дней протянул он ещё в таком виде, когда опять мне позвонил Бурденко (или его ассистент) и попросил, чтобы я приехал, потому что Ватутин уже находился в тяжелейшем состоянии. Он метался, поднимался на руках, требовал блокнот, карандаш и пытался написать какую-то телеграмму, обращался к Сталину с просьбой спасти его, и тому подобное.
Когда я подошёл к нему, он метнулся навстречу, обнимал, целовал, был в полусознании, но хотел жить и обращался к каждому, кто мог в какой-то степени помочь отвоевать его жизнь. А я ему сказал: «Николай Федорович, Сталин знает и всё сделает, что надо». Действительно, я со Сталиным специально говорил о Ватутине по телефону. Потом Сталин меня же и упрекал, что мы допустили смерть Ватутина. Это я-то допустил! Тут и Бурденко ничего не смог сделать, а что я могу, простой человек, не медик? Сталин сам запретил использовать пенициллин, но об этом он тогда мне не сказал: понимал, что произведёт плохое впечатление. А я позднее не спрашивал Сталина об этом, потому что не хотел его как бы упрекать.
Когда я уходил из госпиталя, то сказал Бурденко: «Моё впечатление таково, что Николай Федорович умирает». Бурденко ответил, что больной ещё несколько дней может пожить.
Когда я приехал, Николай Федорович был при смерти. Так оборвалась жизнь этого замечательного человека, преданного Коммунистической партии. Советскому государству и своему народу, честнейшего, преданнейшего, трезвого во всех отношениях и сугубо принципиального. Я не много видел военных, чтобы они были такими хорошими коммунистами, каким являлся Николай Федорович Ватутин. Так я расстался с ним, потеряв хорошего товарища и верного друга. Я не был столь близок с ним до войны, но сблизился во время войны, глубоко уважал его и уважаю память о нём.
Когда его хоронили, я поставил вопрос о том, чтобы поставить ему памятник. Сталин согласился». [P.33]