ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
СБОРНИК
АРКАН V. Magister Arcanorum (Великий иерофант ); Magnetismus Universalis (Scientia Boni et Mali); Quintessentia; Religio; Папа (2); Иероглиф.
Финал первого сезона телепроекта «Битва экстрасенсов» на телеканале ТНТ.
Задача конкурсантам: «Опознать человека по фотографии (скрытой от участника проекта)».
Фото Сталина:
Наталья Носачёва: «Человек в возрасте, чуть седой, может быть… Этот человек прожил очень серьёзную жизнь, много испытал в жизни тревог, печалей… разочарований, вот так бы я сказала. Работа его такая, за столом…»
Наталья Воротникова: «…что-то очень знакомое, не могу понять, что именно…»
Теми же словами (о потрясающей работоспособности) говорил и Дмитрий Фёдорович Устинов, назначенный накануне Великой Отечественной войны наркомом (министром) вооружения. И которого трудно заподозрить в предвзятости, так как он, наряду с другими наркомами (Носенко И. И, Байбаков Н. К.), получил личное предупреждение о возможном «летальном» исходе за несоответствие должности.
*
Девятого июня 1941-го года, за две недели до начала Великой Отечественной войны, будущего Маршала и Министра обороны Советского Союза Дмитрия Устинова вызвали в ЦК ВКП(б). Принял его Главный кадровик страны Георгий Маленков и практически без предисловия предложил Устинову, который до этого момента был всего лишь директором завода, пост Наркома вооружений. Наркомат этот был краеугольным в оборонной отрасли, которая снабжала своими орудиями танковую, авиационную, а также судостроительную промышленность Советского Союза.
«Спасибо за доверие! – сказал тогда Устинов Маленкову, – но сумею ли я его оправдать?» – «Что же, подумайте – ответил Маленков. Позже мы вас вызовем, и вы сообщите своё решение».
Устинов ушёл. Полночи промаялся, пытаясь определиться соглашаться на предложение или нет. Уснул с трудом и проснулся совершенно разбитым. По пути в гостиничный буфет Дмитрий Фёдорович купил в киоске «Правду», сел за столик, стал просматривать газету и в ней с изумлением прочитал о том, что стал Наркомом вооружений. Ему было тридцать три года. Вот-вот должна была начаться самая страшная в истории его Родины война…
Юрий ЖУКОВ, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН: «…это было то поколение, которое считало, что руководитель должен умереть на боевом посту».
…совсем молодой, и, конечно, ещё совершенно неопытный нарком едва-едва начал входить в должность и знакомиться с новым фронтом работ, как началась война.
…одновременно приходилось увеличивать выпуск вооружения и проводить эвакуацию важнейших заводов. В июне сорок первого года началась эвакуация крупнейшего в отрасли предприятия – киевского завода «Арсенал»: двадцать девятого июня ушёл первый эшелон, а четырнадцатого августа, почти из под носа немцев, удалось отправить тридцать шестой. Эшелоны шли за Урал, в никак не подготовленные для их приёмки места – буквально, в чистое поле – но уже через несколько суток эвакуированные предприятия начинали выпускать продукцию.
Существовала жёсткая разнарядка: так, для обеспечения войск ежедневно требовалось десять тысяч новых винтовок – что бы ни произошло, какими угодно усилиями – любой ценой. В один из дней Наркому вооружения Устинову доложили, что предприятия страны сделали на три винтовки меньше.
Сергей ЛОМАКИН, телеведущий, журналист: «Докладывать Сталину надо было каждый день. При этом справка о производстве занимала несколько страниц, но, не дай бог ошибиться, а, уж, тем более, обмануть. Кстати говоря, Сталин имел параллельные сведения о производстве, которые записывал в маленькую записную книжечку и сверял данные».
Некоторое время Дмитрий Устинов колебался: как доложить об этих трёх недостающих винтовках Главнокомандующему, и докладывать ли вообще.
Свет ТУРУНОВ, адмирал, помощник Д. Ф. Устинова: «Дмитрий Фёдорович рассказывал, что он сидел и думал «Что делать? – Что делать? – Брать трубку, звонить? И как докладывать?». Я – говорит – принял решение: я доложу так, как оно есть на самом деле. Снял трубку, звоню и докладываю: «Товарищ Сталин, сегодня выпуск винтовок составил девять тысяч девятьсот девяносто семь винтовок». На той стороне трубки тишина. Потом раздался голос Сталина: «Это хорошо товарищ Устинов, что вы сказали правду. Но если завтра не будет десяти тысяч винтовок плюс три, которых не было сегодня, то не будет и наркома товарища Устинова». И трубка была повешена».
Много позже сам Устинов так отзывался о Сталине: «Он обладал уникальной работоспособностью, огромной силой воли, большим организаторским талантом. При всей своей властности, суровости, я бы сказал жестокости, он живо откликался на проявление разумной инициативы, ценил независимость суждений. Он поимённо знал практически всех руководителей экономики и вооружённых сил, вплоть до директоров заводов и командиров дивизий. Помнил наиболее существенные данные, характеризующие как их лично, так и положение дел на вверенных им участках».
Отношение Сталина к своим наркомам и, вообще, людям, которых он считал ценными для страны прекрасно характеризует вот такая история, которая произошла в 1943-м году как раз с Дмитрием Устиновым. Дело в том, что молодой Нарком вооружений был отчаянным мотоциклистом, а потому частенько отправлял свою машину с охраной и сопровождением без себя, а сам ехал на службу «с ветерком» – на мотоцикле. В сорок третьем это едва не закончилось трагедией.
Свет ТУРУНОВ, адмирал, помощник Д. Ф. Устинова: «На одном из перекрёстков в Москве он врезался в грузовую машину».
Пострадал Устинов серьёзно: несколько переломов, ушибы. На «Скорой» его моментально доставили в больницу.
Свет ТУРУНОВ, адмирал, помощник Д. Ф. Устинова: «Он прекрасно понимал, что в военное время «выти из строя», ни кому-нибудь, а наркому, да, собственно говоря, по собственной глупости – вряд ли это может легко пройти».
Уже через несколько часов его палата стала напоминать командный центр…
Только через полтора месяца Дмитрий Фёдорович смог выйти на работу. А буквально на следующий день состоялось заседание Государственного Комитета Обороны.
С палочкой в руках Устинов кое как доковылял до зала заседаний, на котором должен был сделать доклад. Выступил Нарком вооружений как всегда чётко и по делу. А вот после того, как он свою речь закончил, слово взял Сталин.
Свет ТУРУНОВ, адмирал, помощник Д. Ф. Устинова: «Товарищ Сталин задаёт вопрос: «Товарищ Устинов, а что такое с вами произошло? Что с вами случилось?» – «Ну, я – говорит, – ему честно рассказал, что произошло». Он говорит: «Вы знаете, вы в годы войны принадлежите не себе – вы принадлежите государству. Вы являетесь государственной собственностью и государственным имуществом. Поэтому ваше поведение мы рассматриваем как нанесение вреда государственному имуществу. Сейчас время военное, и кататься на мотоцикле будете после войны». [T.3.XXX.6]
**
**
Н.Байбаков (экс-глава Госплана СССР) – «Самые гениальные с кем я работал – это Вознесенский, Косыгин и... Сталин»
Записал Александр Степанов № 38, 23 января 2004. [P.19]
Руководить всей нефтяной промышленностью СССР Николая Байбакова назначал ещё лично Сталин.
В самом начале войны – командировка на Кавказ с приказом – сделать всё, чтобы фашист не получил ни одной тонны нашей нефти. Иначе – расстрел. Байбаков приказ выполнил – изобрёл технологию по заморозке скважин. После этого вождь народов консультировался у молодого служащего постоянно и даже шутил с ним. «Он говорил, что нарком должен иметь бычьи нервы и оптимизм. Я на всю жизнь запомнил эти слова». [P.18]
Замечу, что некоторые указания вождя ставили исполнителей в двусмысленное положение. Как рассказывал бывший председателе Госплана Н. Байбаков, в июле 1942 года ему поручили в случае прорыва немцев на Кавказе уничтожите нефтяные скважины и заводы. Сталин напутствовал: «Имейте в виду, если вы оставите врагу хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем». И после паузы добавил: «Если немцы не захватят этих районов, а вы уничтожите промыслы и оставите нас без нефти, мы вас тоже расстреляем». Байбаков подчеркивал, что это не было шуткой.
А. МЕРЦАЛОВ, доктор исторических наук [A.156]
За развитием атомной отрасли Сталин следит лично, требует докладывать текущее положение дел каждую неделю. Читает десятки документов со сложнейшей научной терминологией, вникает в каждый из них.
Владимир ГУБАРЕВ, научный журналист, писатель, драматург: «Кикоин писал о разделении изотопов, и однажды он взял абзац, написанный из предыдущего отчёта, сюда вставил. Я собственно видел, как рукой Сталина отчёркнуто и написано: «Это я уже читал». [T.18.LI.1]
Давид ФЕЛЬДМАН, доктор исторических наук, кандидат филологических наук: «…давайте начнём с того, что Сталин был гений. Это не этическая характеристика. Это оценка интеллектуального потенциала. Он находил время на всё. Он контролировал. Иногда это было к лучшему. Иногда это было к худшему. Но время, чтобы следить за военной прессой он находил». [P.97.208]
…С того и мучаюсь, что не пойму –
Куда несет нас рок событий.
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
…Теперь года прошли.
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!
Сергей Есенин. <1924>
1946-й год. С одобрения Сталина Александр Фадеев становится руководителем Союза советских писателей.
…при каждом удобном случае Сталин подчёркивает: «Советским писателям доверена важнейшая миссия – идеологически правильное воспитание народа, создание нужной духовной атмосферы в стране».
…писатель интересуется: как дальше развивать словесность, какие акценты стоит расставлять?
…Сталин указывает на серьёзную опасность – тлетворное влияние Запада, космополитизм, формализм. Ближе к концу двадцатиминутной речи вождь вспомнит: он лично читал инструкцию английской разведки – «как использовать формалистическую музыку для разложения войск противника».
Илья Эренбург однажды сказал: «Фадеев был дисциплинированным солдатом. Он никогда не забывал о прерогативах главнокомандующего». А сам Генсек Союза Писателей признавался: «Я двух людей боюсь – мою маму и Сталина. Боюсь и люблю».
Вениамин СМЕХОВ, актёр театра и кино, режиссёр, сценарист, литератор, Народный артист Российской Федерации: «Но ведь Фадеев не один боготворил мудрого Вождя, вот, например, отрывок из дневников Корнея Чуковского: «Вдруг, в зале появляется Сталин. Я оглянулся, у всех были влюблённые нежные и одухотворённые лица. Видеть Его, просто видеть, для нас было Счастьем. Домой мы шли вместе с Пастернаком и оба упивались нашей радостью».
Сталин ценил профессионализм и преданность, и даже готов был на многое закрыть глаза… [T.18.XXV.1]
21 декабря 1969 года небольшая редакционная статья «К 90-летию со дня рождения И. В. Сталина» была опубликована в «Правде». На предстоящие два десятилетия она директивно канонизировала трактовку войны как звёздного часа Советского Союза, главного события двадцатого века, а оценку Сталина (часто не называемого по имени) – как главного героя этой войны, хотя и допустившего «определённые просчёты».
Понятно, что речь шла не о Сталине, как таковом. Его имя оказалось символом – заменителем неизбежности Октябрьской революции с её букетом объективных и субъективных факторов, исторической правоты многонационального Советского Союза. Победа в войне виделась ключевым и самым ударным моментом доказательств безальтернативности советской власти, едва ли не самым бесспорным аргументом, консолидирующим общество. Положительная оценка роли Сталина в четырёхлетие 1941 – 1945 годов служила объяснением и оправданием всему, что произошло в стране после октября 1917 года. В то же время победа над германским фашизмом в этой смертельной схватке примиряла бы правых и левых, детей XX съезда и номенклатуру, пришедшую к власти на волне кровавого террора тридцать седьмого и уничтожившую отцов этих детей. По крайней мере, наступала бы минута всенародного молчания.
Логично, что если для советского режима и для гражданского общества война была «нашим всем», то главное действующее лицо войны и победы – Сталин – оказывался и реабилитированной личностью, и персональным воплощением «нашего всего». «Культ личности» («плохо перевели с немецкого», заметит престарелая Мариэтта Шагинян, должно быть сказано: «персональный культ» – начальник может быть и никакой не личностью, а претендовать на персональный культ по должности), «большой террор» (на языке антисталинистов), «ликвидация пятой колонны» (по словарю сталинистов), геноцид русского крестьянства (по убеждению деревенщиков), ликвидация кулачества как класса (на жаргоне преподавателей истории партии и диамата). Коминтерн, даже пакт Риббентропа – Молотова – все это и многое другое могло быть представлено как трагические и судьбоносные этапы подготовки к Великой Победе.
Не отменяя решений хрущёвских партсъездов и пленумов ЦК, Политбюро фактически и безоговорочно реабилитировало Сталина в главном эпизоде его и нашей биографии: четырёхлетие Великой Отечественной войны.
Коминтерновское, интернационалистское понятие «фашизм» для славянского уха было абстрактным иностранным словом. Мобилизовать нацию на борьбу оно не могло. Вернулись к вековому, известному со времен Александра Невского, названию угрозы: «немецкие захватчики».
Не догмы Коминтерна, а исконные символы веры и правды могли побороть девятый вал.
Л. МАКСИМЕНКОВ, кандидат исторических наук [A.101]
В Соединённых Штатах Америки в январе (1943 г.) состоялся Съезд всех индейских племён. На этом съезде, воодушевлённые героической борьбой Советского Союза, делегаты единодушно избрали Вождём Всех Индейских племён товарища Сталина. И ему в Москву был направлен головной убор Вождя из драгоценных перьев. Сталин Индейскую корону носить не стал, но к его семидесятилетию она была выставлена в Москве в Музее Подарков.
В. ПРАВДЮК [T.4.IV]
В истории человечества достаточно персонажей отвечающих требованию «Император – Папа». Но Сталин является максимально близкой во временно-географическом плане фигурой, то есть наиболее документированным (и оболганным) объектом.
Сигурд ШМИДТ, доктор исторических наук, академик РАО: «…руководителем нашего семинара оказался Михаил Николаевич Тихомиров, тогда только защитивший докторскую диссертацию, – в будущем знаменитый академик. У которого брат был расстрелян, историк, как враг народа, который сам в начале тридцатых годов был привлечён по делу академика Платонова и других, но он глубоко верил в то, что необходимо продолжить и сохранить традиции русской науки. Он был крупнейший уже тогда специалист по истории России до восемнадцатого века. Дал нам темы по шестнадцатому-восемнадцатому векам, и я выбрал идеологию самодержавия Ивана Грозного. Это же был сталинский период, конечно интересно глубже познакомиться с тем, кто в наибольшей мере был предшественником Сталина, и потому что сам выражал, формулировал идеологию, и потому что сам осуществлял избавление от своих соратников.
…и, кроме того, уже я на первом семинаре почувствовал, что изучение старого текста очень обучает думать и понимать всё неоднозначно, потому что Иван Грозный переписывал официальную летопись и делал туда вставки, по-другому изображающие деятельность его сподвижников первых лет царствования. Изображая их противниками себя, он был фактически предшественником Сталина, который фальсифицировал историю партии в «Кратком курсе».
…естественно совершенно, что в мои годы мысли возвращаются к прожитой жизни, прошедшему, и невольно производится какая-то, делается какая-то шкала оценок: что, на самом деле, оказалось значимым, что, на самом деле, оказалось дорогим, в чём я вынужден был разочароваться, и в чём я ошибся, предполагая, что это будет что-то значить. Вообще, подход историка к явлениям, ведь он всегда двойственный: историк обязан определить, что значило это в то время, когда явление было, и как это воспринималось современниками, и каково было воздействие этого явления на дальнейшее развитие.
…когда мне говорят: «Вот, почему вы не пишите мемуары?», ну, я отвечаю – это главное – что мне жалко тратить время на мемуарах, хотя я, вероятно, кое-что видел и встречался с разными интересными людьми. Но я боюсь их, потому что я историк, и потому что я понимаю, что я помню не так, как это было на самом деле, а так, как я это воображаю и оцениваю уже на сегодняшний день…» [T.10.CCCLXI.2]
Оксана КИЯНСКАЯ, доктор исторических наук: «…если подходить не сточки зрения современника, включённого в борьбу, в процесс, в какие-то взаимоотношения, то вряд ли люди, которые «делают историю», которые остались на исторических страницах: некоторые входят в историю, а некоторые в историографию. Тех, кто входит в историю, вряд ли среди них можно найти таких кристально чистых людей, которые никогда не поступали против морали: обычно такие люди не идут в политику, не делают революции, не переворачивают судьбы империи». [T.10.DCVII.6]
Историческую память, господствующую в обществе, формирует власть. Пружиной (оружием) власти являются тайна, дефицит информации, а зачастую искажение исторических фактов. [T.1.V]
История создаётся в зависимости от текущих потребностей государства. Правда и история редко идут вместе. [T.10.XIV.1]
История – это не то, что в действительности произошло, а то, что люди себе воображают.
Кто не помнит своего прошлого, обречен, прожить его снова.
«Первым историком» и «последним летописцем» назвал Карамзина Александр Сергеевич Пушкин. Наибольшую славу Карамзину принесло главное творение его жизни – «История государства Российского»
Игорь ДАНИЛЕВСКИЙ, доктор исторических наук: «Первая настоящая история, это, конечно, была «История» Николая Михайловича Карамзина. Это литературная «История», это «История», которая писалась для наследника-цесаревича. Поэтому очень важным моментом в этой «Истории» является такой, морализаторский элемент: Карамзин объясняет будущему правителю, каким должен быть «Идеальный правитель». И для Карамзина вся История делается Личностью, причём, личностью вполне конкретной – этой личностью и является Государь. «История» Карамзина была «литературной» историей, а, вот, «научная» история появляется чуть позже. После Карамзина наступает некоторый перерыв, а затем появляется целая плеяда блестящих совершенно историков, и среди них, конечно, самый яркой фигурой является Сергей Михайлович Соловьёв. Он создаёт просто титанический совершенно труд, и создаёт фундаментальную Историю России. Он сводит колоссальное количество фактов вместе. Он пишет многотомный труд, который основывается на источниковедческом анализе – это метод Соловьёва: в основе лежит географический фактор, который развивается Соловьёвым, и именно этот фактор является решающим в становлении самого главного субъекта Истории – это уже не царь, как у Карамзина, – а Государство. Соловьёв – представитель «Государственной Школы», и эта Школа, в значительной степени, продолжается и сейчас: История у нас – практически всегда была Государственной Историей. И для Соловьёва это самое главное». [T.10.XIX.2]
Развитие культуры всегда происходит в форме реакции на своё прошлое.
Культура – активная память человечества, введённая в повседневную жизнь. [T.4.III]
Культура делает из населения народ.
Рамазан АБДУЛАТИПОВ, доктор философских наук, ректор МГУКИ: «Культура создаёт государство, а не государство создаёт культуру. Исторически. Это тоже важно заметить…» [T.10.CI.33]
«Уровень демократии не может превышать уровня культуры» Е. АДАМОВ, министр РФ. [T.1.I]