ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
СБОРНИК
АРКАН V. Magister Arcanorum (Великий иерофант ); Magnetismus Universalis (Scientia Boni et Mali); Quintessentia; Religio; Папа (2); Иероглиф.
«Учёному же путешественнику Георги, в 1773 году, посетившему на Чусовой деревни Копчик и Бабенки, населённые вогулами, удалось собрать много интересных сведений об образе их жизни, обычаях, вере, жертвоприношениях ещё до крещения их. Бога, управляющего миром и живущего на солнце, они называют Тором, а дьявола – Кулем. Всякий глава семейства сам совершает богослужение…» В. ШИРОКОВ [A.102]
Александр Михайлович Панченко, академик РАН, доктор филологических наук: «…так вот, в один день коронации было роздано более ста тысяч душ при миллионе десятин земли. Почему? Это не только награждение сторонников отца, сторонников самого Павла. Нет, это принцип. Павел думал, что казённым крестьянам живётся хуже, чем барским, что лучше жить крестьянам у помещиков: у помещиков «отеческая позиция». Это очень важное слово «отеческая». В России правление «Отеческое» – не «Законное», а «Отеческое». До сих пор: Пётр Первый – Отец Отечества, Сталин – наш Отец…
…но это, действительно, «отеческое» правление – это русская особенность». [T.10.II.2]
*
Большевики были правы, когда говорили, что в народе российском монархический строй пустил мощные корни. Но даже эти знатоки «Теории классовой борьбы» не подозревали, насколько они сильны. Задумайтесь, ведь и сегодня о Сталине многие исследователи говорят, скорее, как о русском царе, а не как о большевистском лидере: его регалии – Генеральный секретарь ЦК Компартии, Председатель Совета Министров СССР, Генералиссимус Советского Союза, «Великий вождь и Отец народов» – звучат ничуть не менее весомо, чем титул, который носили русские цари «Император и самодержец Всероссийский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский, и прочия, и прочия, и прочия». Сталин, как человек практичный, свёл всё к ёмкому «Отец всех народов», но ведь сути это не изменило… [T.3.XII.6]
Анекдот: «Конечно, Алесей Максимович, вы написали замечательный роман «Мать». Но не кажется ли вам, что уже назрела социально-историческая необходимость написать новый роман – «Атэц».
Анатолий СМЕЛЯНСКИЙ, доктор искусствоведения, историк театра: «…пьесу Булгакова о Сталине, которая в итоге получит название «Батум», Михаил Афанасьевич сочиняет под аккомпанемент самых разных исторических событий, которые носят иногда довольно странный, я бы сказал, провидческий характер…
…он сдваивает свою судьбу со Сталиным. Он подставляет как бы лирическое чувство своё: вот Сталин загнанный, в подполье, диссидент, революционер, с «Волчьим билетом», исключённый, отпавший от семинарии, отпавший от Бога – новый Бог.
Вот такую пьесу он задумывает, такую пьесу осуществляет. И по Художественному театру, по Москве, по стране распространяется мгновенно слух, что именно Булгаков к шестидесятилетию вождя готовит какую-то необычайную пьесу, и МХАТ готовит необычайный подарок. Волнуется Владимир Иванович Немировичем-Данченко: мечтает поставить эту пьесу, из-за границы пишет, что «…не дождусь прочитать». Волнуется Николай Павлович Хмелёв, который хочет сыграть Сталина.
Булгаков заканчивает пьесу и читает её летом мхатчикам… Овация. Впервые его пьесу принимают чуть ли не стоя. Аплодируют стоя. Почти тоже самое в Комитете по делам искусств. Ни у кого не возникает никаких сомнений – пьеса, написанная Булгаковым о Сталине к 21-му декабря, когда Вождю будет шестьдесят лет, поставленная Немировичем-Данченко, Сталин сыгранный Хмелёвым – ну что может быть прекрасней?!.
…в форме двусмысленной пьесы, посвящённой Вождю, где, повторяю, мотив «Нового Христа» Булгаков сдваивает с мотивом Антихриста.
…и в августе 39-го года Михаил Афанасьевич, Елена Сергеевна Булгакова, Платон Лесли и Виталий Яковлевич Виленкин, вчетвером, Булгаков бригадир, они, значит, собираются поехать в Батум в Грузию, летом, чтобы, конечно, с одной стороны, отдохнуть, а с другой стороны как бы собрать материалы для пьесы. Пьесы, которая закончена…
Булгаков в 36-м году волновался, что ему не дадут материалов. Какие ему могли дать материалы? В 38-м, в 39-м году, когда биография Сталина, реальная биография Сталина, была абсолютно засекречена. Абсолютно! До последней точки, до запятой. Две книжки Булгаков мог использовать – «Биографию Сталина», написанную Емельяном Ярославским, его одописцем, и Сборник о Сталине, составленный под редакцией Лаврентия Павловича Берия. Вот вся информация. И Булгаков использует малейшие поводы для того, чтобы расцветить пьесу. А расцветить пьесу каким-то придумками, какими-то вещами, которые могут и не касаться Сталина – и самые лучшие, кстати, сцены, там, где Сталина нет, – когда Булгаков более-менее свободен. Когда он пишет сцены со Сталиным – скован по рукам и ногам, – он не может двинуться ни в сторону выдумки, ни в сторону фантазии, ни в сторону реальности, которую он не знает.
В августе 39-го года бригада Михаила Афанасьевича Булгакова отправляется в Грузию. Елена Сергеевна, по её всегдашнему умению мгновенно устраивает фуршет-приём в купе вчетвером: апельсины, коньяк, чудесный стол. А Булгакова томит предчувствие.
Через два часа в поезд на станции «Серпухов» входит почтальон, говорит: «Кто здесь Бухгалтер? Телеграмма». «Это не Бухгалтер, это Булгаков, это Я» – и это конец. В телеграмме пять слов, написанных исполняющим обязанности директора МХАТ Калишьяном: «Надобность поездки отпала возвращайтесь Москву».
…они возвратились в Москву. Телефон молчит – ну как бывает в такие минуты жизни – никто ничего не сообщает. Мхатчики молчат. Только что праздновали, только что в Доме литераторов целовали Булгакова в губы…
…пьеса запрещена и даже объяснений нет. Через два дня первые объяснения от Василия Григорьевича Сахновского. Объяснений два: что пьеса «Наверху» не понравилась, что нельзя такого человека как Сталин делать литературным персонажем, романтическим героем, нельзя вкладывать ему в уста вымышленные слова. Второе объяснение почище первого: и вообще «Наверху рассматривают эту пьесу как желание Булгакова «перекинуть мост» и наладить отношение к себе. Как угадали! Замечательно!» [T.10.CCV]
…может быть впервые осознал от кого и насколько он зависит. Ах, знал бы Михаил Афанасьевич как давно и надёжно его пасут. Он читал свою прозу в литкружках, а они опекались Лубянкой; он печатался в Берлинском издательстве, а оно содержалось на деньги ГПУ; он приносил свои пьесы во МХАТ, а по сути, лично Сталину. Перепечатывала их милейшая Ольга Сергеевна Бокшанская, имевшая с вождём прямую связь, а в театре – свою агентуру. Ольга Сергеевна была сестрой Елены Сергеевны (Булгаковой). 1 сентября 1933 года; недавно они поженились. У Булгакова появился пасынок Серёжа, дом изменился – домработница, кухарка, бона для Серёжи, гости, небывалые застолья. На какие деньги? – вот странная тайна булгаковедения. Стали поправляться дела: МХАТ сыграл инсценировку «Мёртвых душ». Елена взяла на себя всю деловую сторону по поводу булгаковских пьес, получила нотариальную доверенность на ведение дел.
10 октября: вечером Ахматова, Вересаев, Оля с Калужским, чтение романа.
С годами роман о дьяволе обретал совершенство и заметно мрачнел; сатирик превращался в эзотерика, над его рабочим столом появился Мефистофель – «…сила, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».
Булгаков был обидчив, жадно собирал сотни ругательных рецензий на свои пьесы. В жизни он не мог наказать обидчиков, в романе не забыл никого: в «Мастере и Маргарите» нет персонажа, за которым бы не стоял прототип.
Олег Калужский – актёр, сексот. Жена его Ольга Бокшанская – свояченица Булгакова, словом, родственники писателя. Это удобно, прямо с Пироговки главы романа, перепечатанные Ольгой, попадают в Кремль. Ну а что же Булгаков? Слеп, или намеренно допускает вождя в сокровенное, позволяет найти своё место в романе? Если Пилат, – то виновен. Если Воланд – то очевидное зло, в котором заключается высшее добро. Сталин понимал – рождается великая книга. Но важнее было другое – булгаковская гордыня умолкла, излилась в потайной роман. Зло и добро осознались как единое целое – это была манихейская ересь. Ересь, на которой строился Новый МИР. [T.10.XXV]
Алексей СИМОНОВ, писатель, кинорежиссёр, сын К. М. Симонова: «…это относится не только к Мандельштаму, это относится и к Анне Андреевне Ахматовой, это относится к Михаилу Афанасьевичу Булгакову, который написал пьесу «Батуми», которую Сталин не принял и это была большая для Булгакова и совершенно, так сказать, ошалевший он был от этой трагедии, потому что уж тут-то он, как говорит... Это же, как знаете, как Эйзенштейн рассказывал? Это любимый рассказ Эйзенштейна. Говорит: «Я, ну, вот все, договорились, что я лизну. И я приготовился лизнуть, как говорится, в нужное место нужного человека. Вот уже расположился, он расположился, я расположился. Ну не могу – укушу!»
Нателла БОЛТЯНСКАЯ, журналист радиостанции «Эхо Москвы»: «Да, понятно. Грустно». [P.97.28]
…и Булгаков начинает работать над пьесой, которая получила название «Батум».
Мариэтта ЧУДАКОВА, доктор филологических наук: «…да, он хотел написать пьесу в надежде, что после этого всё пойдёт. Сталин прочитает «Мастер и Маргариту», тот ему понравится, роман ему понравится, он его напечатает. Вот такой прекраснодушной мыслью он владел. И когда думают: «А зачем? Как он мог это сделать – о Сталине писать пьесу?», то я всегда вспоминаю Павла Васильевича Анненкова: «Тот, кто не имеет «Мёртвых душ…». Тот, кто не имеет «Мастера и Маргариты» для напечатания, тот может не писать «Батум» и вести себя, очень так, непогрешительно.
…на биографию Пушкина он без конца проецирует свои взаимоотношения со Сталиным. Он, как и многие другие писатели наши, несколько, во всяком случае, они не понимали, скажу прямо, что перед ними совершенно новое явление – не империя, не автократия – а тоталитарное общество, в котором совершенно другие законы. И роль властителя, и, даже, его содержание само совершенно другое. Но, так сказать, видя масштаб Зла, он, Пастернак, они считали, что тот, кто несёт это Зло, очень сложной должен быть фигурой. Они не понимали, что масштаб Зла может сочетаться с очень простым, примитивным носителем этого Зла.
…когда я говорю вслух о том, что за ведьмой – Еленой Сергеевной, за ведьмой – Маргаритой «Нечто» стоит, то надо иметь ввиду, что это было (за) время. Это было время кардинально отличавшееся не только от нашего, но от времени семидесятых годов, шестидесятых, когда не пойти к этой «Нечистой силе» было возможно – тебе не грозил пистолет у виска – неприятности грозили за отказ сотрудничать, но не смерть. Это совсем другое время. А в тридцатые годы за это грозила смерть».
Алексей СИМОНОВ, писатель, кинорежиссёр, сын К. М. Симонова: «…отец пошёл к Елене Сергеевне Булгаковой, и сказал: «Елена Сергеевна! Вот, поверьте мне. Вот, не читайте. Вот, они выйдут, вот, вы даже не глядите. Вот, не смотрите. Пускай выкинут всё, что могут. Вот всё, что им только почудится, даже, пусть выкинут. Это, всё равно, будет фантастическая публикация. Я чем хотите отвечаю вам, что через два года он будет напечатан целиком». И он был напечатан в 66-м году в одиннадцатом номере, первый том. А в первый номер за 67-й год, значит, уже с диким подъёмом тиража журнала «Москва» была напечатана вторая половина». [T.10.CCCLXXIV.1]
В том потоке информации, которая хлынула на головы советских граждан с приходом эпохи «ГЛАСНОСТИ», была статья, повествующая о первой встречи семинариста Сосо Джугашвили с известным уже мистиком Г. Гурджиевым, проездом из Тибета заехавшим в Тифлис. По просьбе руководителей семинарии Гурджиев разбирал с семинаристом Сосо некоторые положения в семинаристской работе Джугашвили «О слабости власти римских императоров».
«Сталин только собирался стать «Отцом народов». А любого народа, даже советского, не бывает без истории. Невозможно укреплять государство (советское) и оплёвывать русскую историю».
Ф. РАЗУМОВСКИЙ. [T.10.X]
Для формирования государственной идеологии нужны шедевры, а не ремесленные подделки. (Такими шедеврами стали кинофильмы «Александр Невский», «Александр Суворов» и др.). Там же.
Новый гимн (1943) должен быть патриотическим. Идя навстречу англо – американским союзникам, и распуская Коминтерн, нужно было и менять гимн: из-за своего текста «Интернационал» уже не годился. Там же.
**
**
Бенедикт САРНОВ, критик, литературовед, академик АРСС: «Поворот от революционной идеологии к государственной, державной, обозначенный в середине тридцатых годов заметками Сталина, Кирова и Жданова на учебнике «Русской Истории», осуществить было непросто. На это у Сталина ушло ни много ни мало пятнадцать лет. Обработка массового сознания в этом направлении началась с конца тридцатых фильмами «Александр Невский», «Суворов», «Кутузов». В тридцатом году появление такого фильма, как «Александр Невский», было ещё невозможно, а появление пьесы, а потом фильма о Петре Первом – возможно.
Пётр для этого поворота идеологического был очень удобной фигурой. Дело в том, что Пётр с одной стороны был императором, основателем великой Российской империи: он был первым русским царём, которому был присвоен этот титул «Императора».
С другой же стороны Пётр был революционер, бунтарь, его Максимилиан Волошин прямо так назвал «Царь-большевик».
На счёт этого идеологического поворота – не знаю, правильно ли и сразу ли поняли его «красные профессора» и «рапповские критики» – но рабоче-крестьянский граф Алексей Николаевич Толстой понял очень хорошо. И, главное, он понял, что Сталин ему сделал некий социальный заказ вот это репликой на счёт того, что не достаёт героичности…» [T.10.CCXV.2]
Никита СОКОЛОВ, кандидат исторических наук, публицист: «Я бы иначе немножко поставил вопрос. Существовали науки, без которых власть никогда не могла обойтись типа физики, химии и прочих прикладных наук…
Мы очень чётко можем датировать возобновление интереса власти к истории, и пристальное внимание к этому фронту. Собственно, там два важных обстоятельства побуждают власть обращаться к истории и менять позицию. Это радикальный отказ от классического марксизма…
А потом выяснилось очень быстро, что всё это в эпоху особенно гражданской войны не работает, и началось укрепление государства диктатуры пролетариата. В связи с этим государству нужно было иметь какой-то способ себя легитимизировать, как сейчас выражаются. А легитимизировать себя никакое государство не может, иначе как при помощи истории, исторического опыта. Всякая власть хотела бы, чтобы школьный курс истории в последнем выпускном классе заканчивался утверждением её нынешней наличной власти в её нынешней наличной форме и в её наличном персональном составе если не венцом исторического прогресса, то уж точно исторической необходимостью.
…они ровно тогда же и для этого были созданы. Институт истории академии наук, обращаю ваше внимание, существует только в государствах с тоталитарными режимами». [P.97.52]
Про Акинфия Демидова говорили, что у него больше тайн, чем волос на голове, что он тайком выплавляет чугуна и меди в разы больше, чем пишет в отчётах, что продаёт оружие кому ни попадя, и даже, что чеканит фальшивую монету.
Есть такой исторический анекдот. Однажды Акинфий Никитич сел играть в карты с Анной Иоановной, и, очевидно желая задобрить императрицу деньгами, стал будто нарочно проигрывать ей крупные суммы, а расплачивался новенькими серебряными монетами. В конце концов императрица не выдержала и поинтересовалась:
– Какими деньгами платишь, Демидов? Моими или своими?
На что Акинфий, не смутившись, ответил:
– Всё твоё, матушка, и мы твои, и работа наша – твоя, и серебро, и деньги… [T.10.CLXXX.22]
Такой человек (Демидов) может и Дурак (именно Дурак, а не ИДИОТ), но он НЕ ВРАГ. Он не будет проводить политику сепаратизма, ратовать за отделение Урала (и Алтая) от России, присоединение к Китаю, Османской империи или Британской. И, «по родительски», понимая, что «деньги есть кровь экономики», и, осознавая, что чиновники разворуют больше, можно «прикрыть глаза» на некоторые вольности.
Во время гражданской войны в Испании (1936 – 39 г.г.) золотой запас страны был тайно вывезен в СССР резидентурой НКВД. Но доехал не весь.
Наум Исаакович Эйтингон бывший заместителем резидента разведки в Испании был оправдан (сумел оправдаться, отчасти признав ошибки). Резидент ИНО Орлов Александр Михайлович (он же Никольский Лев Лазаревич, Фельдбин Лейба Лазаревич), старший майор госбезопасности НКВД, боясь репрессий, в июле 1938 года исчез (убежал на Запад). Остальные пошли «под нож».
Со слов сына академика Лысенко Т. Д. Юрия: «Во время первой встречи Трофим Денисович понравился Сталину, и Сталин понравился Лысенко (и до конца дней своих Лысенко в Сталине не разочаровался).
У Сталина было три требования к сотруднику:
1. Должен быть специалистом.
2. Не должен врать (Сталину).
3. Не должен быть подхалимом (даже перед Сталиным). [T.3.II]
Эра ЖУКОВА, дочь маршала Г.К. Жукова: «…какой-то был разговор, и мы его спросили: «Что же, в общем, так, почему-то Сталина так боялись?» А он сказал, что у него был гипнотизирующий взгляд, и поэтому было неприятно, когда он так на тебя смотрел. И, вот, даже сестра спрашивала: «А ты боялся?» Он говорит: «Мне тоже было неприятно». [T.1.XXXVII]
Ржевская*: «Было ли у Сталина личное обаяние ?»
Жуков: «Нет! Он был страшен!» [T.2.VI]
*Елена Моисеевна Ржевская (27.X.1919) известная писательница во время войны была военным переводчиком в штабе армии и прошла путь от Москвы до Берлина...
Со слов писателя Юрия Давыдова, Сталин много читал, и у него была большая библиотека, но подавляющее большинство составляли книги по психологии. [T.2.IV]