ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
ЗАРИСОВКИ К СТАРШИМ АРКАНАМ
АРКАН XVI. Eliminatio Logica; Constrictio astralis, Destructio physica; Turris destructa или Turris fulgurata 4, la Maison Dieu (Богадельня, Дом Господень); Иероглиф (Реакция, «материализованная связь»)
ОСМАНЫ
Это была огромная империя – империя тюркской династии, пришедшей с окраин Малой Азии – ревностные защитники ислама Османы.
В 1453-м году они окончательно покорили Византию, и её столица Константинополь превратилась в Стамбул. На пике своего могущества – в семнадцатом веке – они осаждали Вену. Империя Османов раскинулась на трёх континентах, протянувшись от Чёрного до Красного моря. Они навязали свои порядки представителям немыслимого количества наций и религий. Однако всего за век Османская империя развалилась. Грохот после её падения и сегодня слышен от Балкан до Ближнего Востока.
Боснийцы – этот славянский народ является наследником тех славян, которые приняли ислам в четырнадцатом веке, когда Балканский полуостров завоевали турки.
Prof. Mark A. Mazower, Columbia University: «Югославские войны девяностых годов вернули к жизни многие клише. Существовал стереотип, возможно османский, что именно в этой части Европы люди всегда ненавидели друг друга. Именно поэтому всё и взорвалось в 91-92-м годах (двадцатого века). Если хорошо знать историю Юго-Восточной Европы, то понятно, что это ложь: здесь не было серьёзных этнических конфликтов, не смотря на сложную и долгую историю сосуществования различных народов и религий. Поэтому в девяностые годы перед историками стала задача борьбы со стереотипами. А в борьбе с этим стереотипом легко создавался другой – будто Османская империя была таким замечательным мирным оазисом, где иудеи, христиане и мусульмане едва ли ни любили друг друга».
Эпоха Османов может показаться Золотым веком по сравнению с тем хаосом и насилием, которые последовали за ней. Но в действительности социальный порядок, установленный в империи, был далёк от справедливости. Немусульмане облагались особым налогом, им было запрещено носить оружие и заниматься прозелитизмом.
Православные христиане, армяне и евреи объединялись в миллеты, что можно перевести как «община». Каждый миллет управлялся своим духовенством, отвечавшим как за религиозные, так и за гражданские вопросы. По всей империи – от Балкан до Ливанских гор. На Святой земле система миллетов позволяла, не смешиваясь, сосуществовать христианам, иудеям и мусульманам. Это бы несовершенный, но достаточно гибкий порядок. На протяжении четырёх веков он гарантировал империи стабильность. Такой порядок был принят всеми, пока подчинённые народы удовлетворялись религиозной идентичностью.
Prof. Mark A. Mazower, Columbia University: «Но как только мы вступаем в мир политики, эта система разрушается. Именно это и произошло в девятнадцатом веке, что стало мощным вызовом для империи. Как приспособить к политической эпохе систему управления, выстроенную для функционирования в дополитическом мире?»
Новый политический мир, поставивший империю в тупик, родился из идеи Французской революции – из новых стремлений народов к свободе и самостоятельности, несовместимый с самой идеей империи.
Первыми против османского ига восстали греки. В 1821-м году вспыхнуло восстание. Вскоре оно переросло в настоящую войну за независимость.
Prof. Christina Koulouri, Panteion University: «Ощущение греческой национальной идентичности существовало задолго до девятнадцатого века. Оно базируется на фундаменте Античной Греции и, в первую очередь, на православии. Эта идентичность разделялась всеми христианами Балканского полуострова: их элиты были греческими. Вплоть до конца девятнадцатого века все балканские христиане, вне зависимости от своего родного языка, имели одного духовного отца – Константинопольского патриарха. И, можно сказать, что на протяжении длительного времени благодаря языку, религии и образованию, именно греческая идентичность была самой сильной среди христианских народов Османской империи».
В процессе революции православные христиане империи ощутили себя единой греческой нацией, опирающейся на собственный язык и историю. Они пришли к созданию независимого государства, став примером для других национальных меньшинств империи, и заложив мину замедленного действия. Враги империи это быстро поняли.
Под предлогом защиты христианского населения, угнетаемого мусульманами, Франция, Великобритания и Россия поддержали греческих мятежников. Все эти империи граничили с Османской империей либо на Западе, либо на Востоке.
Греция занимала стратегически важное положение в Средиземноморье. Особое значение она имела для России, которая рассчитывала установить контроль над проливами, соединяющими Чёрное и Средиземное море.
Prof. Christina Koulouri, Panteion University: «Не стоит забывать, что иностранные державы соперничали в регионе между собой. Интересы Франции, Великобритании и России часто противоречили друг другу, и две державы не раз объединялись для противостояния третьей. А Греция оказалась в точке пересечения различных интересов, прежде всего интересов Великобритании, как великой морской державы, контролирующей восточное Средиземноморье, и интересов России, стремящейся обеспечить себе выход в этот регион».
Поэтому в 1829-м году в Лондоне вопрос независимости Греции обсуждали Франция, Великобритания и Россия. Эта независимость перевернёт судьбы империи.
Prof. Christina Koulouri, Panteion University: «Османская империя в то время доминировала на всём Ближнем Востоке. Она была одной из самых крупных империй. Потеря континентальной Греции и Пелопоннеса не имела для неё большого значения с точки зрения территории, но символическое значение было огромным. Независимость Греции ознаменовало начало восстаний, продолжавшихся весь девятнадцатый век, и окончившихся потерей всех территорий на Балканах. Эту великую травму турецкая история переживает до сих пор».
Зараза распространилась немедленно. Заручившись поддержкой России, восстали сербы и румыны, и добились автономии. Они остались в составе империи, но сделали широкий шаг к независимости.
Как было остановить эту волну? В 1839-м году султан Абдул-Меджид начинает комплекс беспрецедентных реформ – Танзимат. Он обещает свободу и безопасность всем подданным Османской империи, равенство мусульманам и немусульманам перед законом и в вопросе налогов.
Prof. Hamit Bozarslan, EHESS, Paris: «…чиновники империи совершенно не осознавали всю силу запроса на независимость со стороны этих общин. Произошёл переход от простой и понятной религиозной идентичности к национальной. Иными словами представители всех конфессий стали осознавать себя как национальная общность. А языки – сербский, болгарский, греческий, армянский – служившие фундаментом конфессиональных общин, ускорили процесс формирования национального сознания».
Постепенно османские религиозные общины – миллеты – превращались в нации, основанные как на религиозной идентичности, так и на общем языке. Наследие этого процесса до сих пор ощущается на Балканах.
В Боснии один славянский народ, говорящий на общем славянском языке, разделился на две противоборствующие нации: православные христиане назвали себя сербами, а славяне-мусульмане в ответ придумали свою нацию – бошняки.
В 1875-м году восстание подняли сербские крестьяне. Оно окончится разрывом между двумя нациями.
Prof. Mark A. Mazower, Columbia University: «Крупными землевладельцами в Боснии в основном были мусульмане, а крестьяне были православными. Поэтому крестьянское восстание можно рассматривать и как классовое, и как национальное. Если вы национальный историк, то для вас события 1875-го года в Боснии и Герцеговине – это национальное восстание. Если почитаете переписку тех лет, то увидите там и то, и другое. Этот регион страдал от эндемичного голода, от сурового климата и плохих урожаев».
Повсюду на Балканах христиане на селе взялись за оружие. Мятеж был жестоко подавлен османскими наёмниками – башибузуками. В Болгарии они совершили массовые убийства. Об этих событиях писала западноевропейская пресса. Европа выступила в защиту христиан, проживающих в империи. Турки превратились в синоним варваров, и их обвиняли в самых тяжких грехах. А насилие в отношении мусульманского населения Балкан тщательно замалчивалось.
1876-й год стал апогеем насилия. Боснийское восстание привело к кризису на всём Ближнем Востоке. Власть Османов зашаталась. Государственный переворот в Стамбуле возвёл на трон (скинул с трона) султана Абдул-Азиза. Его наследника Мурада подозревали в безумии.
В августе 1876-го года власть перешла к Абдул-Хамиду – брату Мурада. В мечети султана Эйюпа он прошёл через обряд опоясывания мечом Османа – основателя династии. Абдул-Хамиду было тридцать четыре года, и он стал тридцать четвёртым османским султаном.
Prof. Dr. François Georgeon, EHESS, Paris: «Абдул-Хамид – султан «Последнего рывка». В тот момент, когда империя начала распадаться на части под воздействием внутренних национальных движений, прежде всего на Балканах, и под давлением великих держав, он попытался предъявить новые козыри. Можно было подумать, что он станет либералом – даст империи конституцию. Эта мечта уже несколько лет бродила среди османских либералов, которые полагали, что конституция разрешит все проблемы империи, что она станет панацеей, по крайней мере, от вмешательства великих держав».
Абдул-Хамид озвучил либеральные реформы – будет и конституция, и выборы, и парламент, и равенство всех подданных, как мусульман, так и немусульман. Рассчитывал ли он успокоить таким способом ситуацию на Балканах и приглушить голос великих держав, требовавших радикальных реформ? – Если «Да», то иллюзиям была суждена короткая жизнь. в апреле 1877-го года Россия объявила войну.
Prof. Dr. François Georgeon, EHESS, Paris: «Главной проблемой Османской империи оставалась Россия. Россия хотела уничтожить империю, потому что считала себя защитницей славян, и, в первую очередь, балканских славян: там существовало панславистское движение, которое в те годы оказывало существенное влияние на правительство. Некоторые его представители, в частности Достоевский, мечтали о взятии Константинополя: они только и видели, как он снова станет Царь-градом. Именно так называли этот город панслависты в России. «Христианство против ислама» – «панславизм против Османской империи»: ставки в игре были очень высоки».
Османы потерпели поражение уже через несколько недель. Россия вынашивала масштабный план по разделу империи, но Франция, Великобритания, Австро-Венгрия не были расположены допустить, чтобы Россия присвоила себе все осколки империи. В июне 1878-го года великие державы собрались на конгрессе в Берлине. Османы там тоже присутствовали, но их голос не имел значения. Их даже не допустили до обсуждения.
Победившая Россия получила территории на Кавказе. Она также добилась создания нового христианского государства – Болгарии. Официально Болгария оставалась вассалом Османов, но фактически опекалась Россией. Окончательно оформили независимость Румыния, Черногория и Сербия. Что касается Боснии и Герцеговины, то её оккупировала Австро-Венгрия, ограничив таким образом влияние России на Балканах.
Империя Адбдул-Хамида потеряла в Европе территории площадью более двухсот тысяч квадратных километров.
Prof. Mark A. Mazower, Columbia University: «Масштабная история. Это была не просто потеря территории – это была история потери родины многих мусульман империи, история переселения миллионов людей. Зачастую трагичного переселения. Если смотреть на беженцев как на мировую проблему, то становится ясно, что именно кризис 1876-1878-го годов и в целом экспансия Российской империи вокруг Чёрного моря родили сотни тысяч мусульманских беженцев, что стало началом эпохи беженцев в современной истории».
После войны, после берлинского унижения Абдул-Хамид покончил с либеральными идеями. Он отменил конституцию семьдесят шестого года и правил в одиночку, но как просвещённый деспот. Абдул-Хамид не отказался от мысли спасти империю, он хотел, по его словам, добавить цивилизации Востока того лучшего, что есть в культуре Запада. При его правлении были модернизированы армия, система управления, суды, торговля и инфраструктура. Образование стало главным приоритетом: по всей империи открылись военные, медицинские и юридические академии.
В 1888-м году Восточный экспресс соединил Стамбул с Парижем. Вслед за иностранцами в страну проникли западная мода и влияние.
Prof. Edhem Eldem, Bogazici University (Bosphorus): «Стамбул – Константинополь – город, который будит мечты. Во второй половине девятнадцатого века он был полностью перестроен и модернизирован. При Абдул-Хамиде, хотя это и была эпоха репрессий и самовластия, Стамбул переживал период расцвета. Вокруг дворца Пераа формировалась культура модерна Belle Époque. Там два или три раза выступала Сара Бернар. Появился новый социальный класс – мелкая буржуазия – белые воротнички. Его представители были порождением модернизации. Именно эти люди, в каком-то смысле, были бенефициарами продления жизни империи».
Европейцы также были заинтересованы в продолжении существования империи. Франция и особенно Великобритания вложили значительные средства в торговлю, железные дороги и в добывающую промышленность. Даже Османский имперский государственный банк был основан благодаря французским и британским капиталам. Их доминирующие позиции подкреплялись системой капитуляций – договоров, возобновлявшихся с шестнадцатого века, которые предоставляли европейцам значительные привилегии в торговле и освобождали их от налогов.
Prof. Edhem Eldem, Bogazici University (Bosphorus): «В девятнадцатом веке капитуляции распространились уже на всех представителей Западной Европы. Это были своеобразные гарантии неприкосновенности – универсальный пропуск, который давал иностранцу право делать всё, что ему заблагорассудится без вмешательства со стороны властей. Почти колониальные привилегии. Экстерриториальность, судебный иммунитет».
«Существование капитуляций – это нарушение наших прав» – напишет султан Абдул-Хамид – «Но что делать?»
Он был ограничен в манёврах. После прихода к власти он обнаружил разорённую казну. Невозможность выплатить долги по займам, взятым на французском и британском рынках.
В 1881-м году было создано Управление внешнего долга. Оно ограничивало власть султана.
Prof. Edhem Eldem, Bogazici University (Bosphorus): «Этот консорциум получил право накладывать арест на те доходы государства, которые были необходимы для поддержания платёжеспособности империи и возврата долгов европейским державам-кредиторам. Это было уже прямое покушение на фискальный суверенитет империи. Возникла сильная обида – мощное ощущение горечи: «Мы с головой бросаемся в модернизацию, а эта модернизация суть вестернизация». То есть, подразумевается, что Восток не способен трансформироваться сам по себе без внешнего стимула. Всё это создаёт комплекс неполноценности, который и сегодня заметен в Турции. Эта странная амальгама любви и ненависти к Западу: его любят, ему хотят подражать, им хотят стать, и при этом его упрекают за желание доминировать – отменить в каком-то смысле собственную модель развития».
Долгое время Франция и Великобритания защищали целостность Османской империи, как гарантию её стабильности. Но к концу века приоритеты изменились – европейский империализм достиг своего апогея. Поиск новых источников сырья, новых рынков сбыта.
Франция уже завоевала некогда османский Алжир. В 1881-м году Франция установила протекторат в Тунисе. На следующий год пришла очередь Египта. Его оккупировала Великобритания. Таким образом, она через Суэцкий канал стала ближе к главному бриллианту в имперской короне – Индии. Османы считали это предательством. А для державы, до сих пор державшейся в тени, это стало поводом вступить в «Османскую игру».
Prof. Dr. Jürgen Angelow, Universität Potsdam: «Германия уже достигла экономического могущества. Она конкурировала с Великобританией, и даже могла в чём-то померяться с Соединёнными Штатами. Это очень важно. Германия вошла в тройку крупнейших торговых стран мира, создав глобальную торговую сеть. И включение Германии в дела Османской империи следует оценивать именно в этом контексте».
В 1889-м году император Вильгельм Второй наносит официальный визит в Стамбул. Абдул-Хамид оказывает ему роскошный приём. В ознаменование новой дружбы два императора набрасывают план новой железной дороги. Она пройдёт от Берлина до Багдада через Месопотамию к Персидскому заливу и нефтяным месторождениям. Подойдёт к границам английских владений. Позднее, во время визита на Святую землю, Вильгельм Второй обозначит следующую точку. В Дамаске он официально объявит себя другом и защитником мусульманских народов.
Prof. Dr. Jürgen Angelow, Universität Potsdam: «Это заявление привело к двояким последствиям. Во-первых, оно обрадовало Османов, доказав, что кайзер не стремится к развалу империи и не вынашивает планов по разделу «Больного человека Европы», а, наоборот, борется за её единство. Османы были очень рады, что нашли союзника в Европе, который в отличие от других великих держав, стремится дать им стабильность. А, во-вторых, оно означало объявление войны всем традиционным державам, действующим в регионе – британцам, русским и французам. Германский Рейх в открытую заявлял о своей вовлечённости в дела региона».
Prof. Edhem Eldem, Bogazici University (Bosphorus): «Немцы сыграли на том, что они, как новая нация и империя ещё ни разу не предавали интересов Османов. Не участвовали в эксплуатации их сырьевых месторождений, не участвовали в крупных восточных играх. Они сделали то, что забывали сделать все остальные – высказались в поддержку мусульман».
Это был ловкий политический ход. Именно в тот момент, когда султан Абдул-Хамид выдвинул ислам на первый план, как стратегическую и политическую идею.
Prof. Eugene L. Rogan, University of Oxford: «Османы всерьёз опасались того, что арабский мир позаимствует балканский опыт развития национальной идентичности, основанный на истории и языке. Балканизация арабских провинций угрожала отделением территорий, от которых зависела вся мощь империи. Тогда Османская империя свелась бы к территории, населённой турками. Османы стремились избежать этого любой ценой».
Prof. Hamit Bozarslan, EHESS, Paris: «С одной стороны Абдул-Хамид прекрасно осознавал, что империя рискует в любой день потерять Балканы и замкнуться в пределах Малой Азии и Анатолии. Поэтому надо защищать турецкое ядро империи силами мусульманской периферии. Кто может играть эту роль? – Албанцы, курды и арабы».
Абдул-Хамид был не только султаном – временным правителем, он был так же и халифом – главой верующих – духовным лидером мусульман-суннитов. Этот титул принадлежал Османам с шестнадцатого века, когда они завоевали священные города Мекку и Медину. Абдул-Хамид живо включился в эту роль. Он мечтал об исламе, как новом цементе своей империи – перестроенной империи, население которой теперь на три четверти было мусульманским.
В 1900-м году по случаю своего юбилея Абдул-Хамид открыл новую железную дорогу в Хиджаз, связавшую Стамбул с Меккой. Османы напомнили, что они оберегают паломников, и что их мощь распространяется за границей империи.
Prof. Dr. François Georgeon, EHESS, Paris: «Он поставил своей целью сделать из Османской империи великую мусульманскую державу, осознавая себя, как последнее крупное мусульманское государство в мире, потому что Иран был уже почти покорён, как и Афганистан. Остальные страны превратились в колонии. Это был один из способов стать великой мировой державой. Османы поддерживали контакты с мусульманским миром от Алжира до Индонезии. Этот мир был уже достаточно многочисленным и обширным. Это давало ощущение статуса великой державы в дипломатическом плане, потому что на всех этих территориях у Османов были свои интересы».
Но основная политика халифата разворачивалась внутри империи. Сирия, Палестина, Месопотамия, Хиджаз, Йемен – арабскими провинциями долгое время пренебрегали. Теперь они оказались в центре внимания султана. Железные дороги соединили их с центром. Открывались новые школы и академии. Местные элиты выдвигались на высокие посты в армии и гражданской администрации. И хотя призывы к автономии периодически раздавались в Дамаске или Бейруте, в целом арабские провинции оставались лояльны империи.
Prof. Eugene L. Rogan, University of Oxford: «Население арабских провинций было наслышано о том, что происходило в Северной Африке: об оккупации Египта Британией в 1882-м году. Политические мыслители в Бейруте, Дамаске, Багдаде осознавали, что если они продолжат движение к независимости и выйдут из-под османского зонтика, то станут уязвимыми для европейской оккупации. Во многом это была ещё донациональная эпоха».
В арабских провинциях поддерживался османский порядок, подкрепляя иллюзию стабильной империи, единой в своих новых границах. Но какой ценой? Христианское меньшинство в Восточной Анатолии также прониклось национальными идеями. Армяне, рассредоточенные по Османской, Российской и Персидской империям, были объединены языком, религией и общей историей. Они представляли собой угрозу, находясь в самом сердце того, что Османы считали ядром своей мусульманской империи.
В 1894-м году произошли беспорядки в Сасуне. В ответ были убиты многие армяне. Это стало прелюдией к геноциду 1915-го года.
Prof. Hamit Bozarslan, EHESS, Paris: «Этот погром обозначил точку разрыва в истории империи. Не только в империи девятнадцатого века, но и империи в целом. Идея безнаказанного уничтожения мирного населения впервые показалась легитимной. Полагаю, что идея этнической однородности существовала уже тогда. Двести тысяч жертв при общей численности общины полтора миллиона – это уже не мало. Очевидно, существовало желание государства изменить демографическую картину, а также нанести демонстративную травму армянскому сознанию, чтобы предотвратить новые выступления и другие формы протеста».
Европейская общественность возмутилась. В газетах той поры Абдул-Хамида изображали «красным» султаном, скотобоем, мясником. Однако европейские правительства вмешиваться не стали. Армяне, официально находившиеся под защитой после Берлинского конгресса, были брошены на произвол судьбы.
Центр империи переместился в Анатолию, в Малую Азию, но её падение всё равно готовилось на Балканах – в последних европейских владениях – в Македонии, где столкнулись сербские, греческие и болгарские националисты.
Prof. Christina Koulouri, Panteion University: «Греческий национализм был экспансионистским и, разумеется, затрагивал Македонию. Постоянно шли ссылки на Античную Македонию, на царей Филиппа и Александра. Македония присутствовала в дискурсе греческих националистов с самого начала, но со второй половины девятнадцатого века эта же тема появилась и у болгарских националистов. Они также претендовали на Македонию, северную часть которой оспаривали ещё и сербы. Существовали и местные движения. Все они действовали так, словно Османской империи не существовало. Христианские националисты жестоко враждовали между собой, даже более ожесточённо, чем они все сражались с турками, которые олицетворяли собой государственную власть».
Prof. Mark A. Mazower, Columbia University: «Это был длительный процесс. Нельзя сказать, будто все вдруг обнаружили, что являются греками, болгарами или турками. И они хотели доказать, что православные македонцы на самом деле – это греки или болгары. Борьба между ними тянулась долгие годы, десятилетия. Она шла в школах, в церкви, в газетах. С 1905-06-го годов она стала ожесточённой. На глазах османских чиновников начиналась война между греками и болгарами. И, разумеется, в этот момент возник следующий вопрос: «Являются ли местные мусульмане просто мусульманами, или у них тоже есть национальная идентичность?»
Первый ответ дала османская армия. Третьего июля 1908-го года в Салониках подняли мятеж молодые офицеры. Как и все османские военные, они были мусульманами. Но принадлежа к комитету «Союза и прогресса» – главной силе, оппозиционной султану, они потребовали признания их турецкой идентичности. Постоянные поражения и отступления империи их унижали. Они хотели покончить с авторитарным режимом Абдул-Хамида и спасти империю. Мы называем их «младотурки».
За три недели они разожгли пожар на Балканах. 23-го июля престарелый Абдул-Хамид был вынужден восстановить либеральную конституцию 1876-го года, которую сам же отменил в 1878-м году. Наступила эйфория – уникальный момент свободы и братства.
Исмаил Энвер – один из вождей революции – в своей знаменитой речи произнёс: «Мы все – братья. В нашей империи нет больше болгар, греков, сербов, румын, евреев. Мы все гордимся тем, что мы – османы».
Prof. Hamit Bozarslan, EHESS, Paris: «Братание христианской, иудейской и мусульманской общин. На Балканах революционные социалисты публикуют брошюры, в которых говорят, что, наконец, произошли реформы. Турция стала демократическим современным государством, и вот оно освобождение. Армяне прекращают вооружённое сопротивление. В крупных городах царило опьянение свободой».
Prof. Edhem Eldem, Bogazici University (Bosphorus): «Разумеется во всех этих объятиях греческих священников с имамами была некоторая карикатурность и надуманность, но радостное возбуждение действительно присутствовало и, прежде всего, это касается СМИ. Они возвращали былую форму после тридцати лет цензуры. А между 1908-м и 1912-м годами происходило очень много интересного».
Prof. Dr. François Georgeon, EHESS, Paris: «Парадокс младотурецкой революции заключается в том, что она, казалась, спасала Османскую империю, а на деле предоставила зарождающимся центробежным элементам империи площадку для высказывания и аудиторию. Сами младотурки этот парадокс осознали достаточно быстро. На первом этапе они предлагали достичь согласия по вопросу сохранения Османской империи, учитывая требования немусульман, но при доминировании турецкого элемента. Патриотичные младотурки постепенно превратятся в турецких националистов».
Волна национализма, родившаяся в Греции веком ранее, наконец достигла сердца – ядра Османской империи. И это ускорило процесс. В послереволюционном хаосе независимость провозгласила Болгария, которую поддерживала Россия. Австро-Венгрия аннексировала Боснию и Герцеговину. Османы были обезоружены. В Стамбуле назревала контрреволюция. Младотурки обвиняли султана в симпатии к ней.
27-го апреля 1909-го года Абдул-Хамид был низложен и сослан в Салоники. Его наследником стал младший брат Решад, взошедший на трон под именем Мехмед Пятый. Его, в свою очередь, привезли к мечети Эйюп. Все имперские ритуалы были соблюдены, но в реальности новый султан был символической фигурой: власть находилась в руках революционеров.
Весной 1911-го года султан по требованию революционеров отправился в Македонию. Визит императора должен был оживить османскую власть в последних европейских владениях. Его встречали везде – от Салоник до Косово. Религиозные деятели шли рядом со школьниками – иллюзия единства: разве кто-то не знал, что целый регион ускользнул из рук Османов? Даже мусульмане-албанцы, которых называли последним бастионом и железным поясом империи, и те восстали. Зажатые в тиски между сербами, греками и болгарами, албанцы потребовали признания своей национальной идентичности, языка, культуры, веры – мусульмане, переставшие быть подданными Османа. Для формирования этой идентичности многое сделал небольшой, но влиятельный Орден Бекташи.
Османское государство преследовало тех, кто хотел создать Албанское государство. Они не могли действовать в открытую.
Если бы империя признала автономию, албанцы остались бы ей лояльны. Но новая власть ответила на требования албанцев силой. В Косово восставшие албанцы ушли в партизаны. Разрыв обозначился явно.
Балканы ждали только сигнала, чтобы окончательно порвать с империей. И этот сигнал поступил из Триполитании – Ливии – последней османской провинции в Африке, на которую претендовала Италия. Рим перешёл в наступление в сентябре 1911-го года. Османская армия сопротивлялась, но остановить продвижение итальянцев не могла.
Оккупация Ливии показала, что империя не может себя защитить. Настал момент для восстания Сербии, Черногории, Греции и Болгарии. Объединившись по такому поводу в Балканскую лигу, они объявили войну в октябре 1912-го года. К ним присоединились албанские мятежники. Османская армия, уже измотанная в Ливии, была разбита. Салоники – столица революции 1908-го года – были заняты греческими войсками.
Prof. Hamit Bozarslan, EHESS, Paris: «Главным унижением стал тот факт, что город сдался без сопротивления, потому что османская армия не могла больше воевать. Вслед за этим городом пал и Эдирне, а оттуда оставалось уже буквально два шага до Стамбула – двойное унижение. С этого момента радикально ужесточается дискурс, прежде всего, в отношении болгар, сербов и греков. Тезис, что христианские общины являются врагом империи, становится общим местом: «Европа снова предала империю», «Европа не защитила империю» – все эти тезисы широко пропагандировались».
Prof. Dr. François Georgeon, EHESS, Paris: «Эти территории имели ключевое значение. Это не просто какие-то завоевания империи: турки укоренились на Балканах ещё за век до завоевания Константинополя. Они создали свою вторую столицу в Эдирне – нынешнем Адрианополе. Балканы – это самая богатая часть империи, самая открытая, самая модернизированная, в каком-то смысле это лицо империи. Салоники в конце девятнадцатого века в чём-то были даже более современным городом чем Стамбул – это была витрина изменений. И всё это турки потеряли в 1912-13-м годах. Салоники стали греческими. Это было страшным ударом».
Балканские нации победили империю: взяли реванш за четыре века подчинения. Но как поделить османскую Македонию? Вновь пробудилось внутреннее соперничество. Амбиции Болгарии противопоставили её Сербии и Греции. И все они боролись с надеждами албанцев. Война возобновилась. Вчерашние союзники стали врагами. Это была уже не война за освобождение от единого для всех угнетателя, а война наций. Наций разделённых, готовых существовать для того, чтобы уничтожить другого – того, кто говорит на другом языке, исповедует другую веру. Вырезались целые деревни. Депортация, грабежи, насильственное обращение в свою веру – все меры использовались для очистки территорий. Были насильственно переселены более четырёхсот тысяч человек. В основном мусульман.
Prof. Mark A. Mazower, Columbia University: «Так было положено начало тому, что мы называем этническими чистками. То, что мы увидели в девяностые, началось ещё в конце девятнадцатого века, и взорвалось в начале двадцатого. Именно так слабые государства осуществляют насилие в отношении других наций: либо силами армии, либо, что чаще, силами полувоенных отрядов, не имеющих прямого подчинения армии. Именно с помощью таких отрядов проводится политическое насилие, нацеленное на создание новой реальности на местах. И отношение между властью и такими отрядами, объединёнными националистическими целями, уходит в далёкое прошлое – во времена Балканских войн».
Разделение территорий закрепило напряжение. Границы, зафиксированные мирным договором 1913-го года, обещали новые конфликты. Была создана независимая Албания, но её границы оставались размытыми и спорными. Косово – родина албанского восстания, было отдано Сербии. Крайне значимая для сербов символическая победа, возмещавшая унизительное поражение на Косовом поле. Тогда – в 1389-м году – Османы одержали решающую победу на «Дроздовом поле», и это положило начало их господству на Балканах.
В 1989-м году – в шестисотую годовщину битвы сербский президент Югославской республики Слободан Милошевич объявил о возрождении сербской нации, и это стало предвестником войн, приведших к распаду Югославии. И последняя война в этой серии проходила как раз в Косово в 1998-м году, когда сербы устроили этнические чистки, чтобы навсегда очистить от албанского присутствия территории, на которые претендовала Сербия. В 2003-м году Косово станет последним на сегодняшний день признанным государством в Европе.
В 1913-м году закончилась европейская глава истории Османской империи. Отныне её судьба разворачивалась только на Востоке. Великой войны оставалось ждать совсем недолго. [T.29.XXVII.1]
**
**
Потребовалось более века, чтобы Османская империя полностью отступила из Европы, и всего четыре года Первой Мировой, чтобы разрушить империю окончательно. На месте её восточных провинций – Аравии, Месопотамии, Сирии, Палестины – появились современные государства Ближнего Востока: новые границы, разломы и трещины, незажившие до сих пор.
25 апреля 1915-го года. Франко-британские войска совершают попытку высадки в Галлиполи, в районе пролива Дарданеллы. Османская империя вступила в войну в ноябре 1914-го года на стороне Германии, Австро-Венгрии и Болгарии.
В Галлиполи османская армия под командованием германского офицера Лимана фон Сандерса (нем. Otto Liman von Sanders) и молодого Мустафы Кемаля сумела остановить Антанту. Погибли полмиллиона человек. Но Османы считали Галлиполи своей победой – одной из немногих в войне, в которую они вступили против своей воли.
Prof. Eugene L. Rogan, University of Oxford: «Из всех крупных держав Османы, вероятно в наименьшей степени были заинтересованы в войне. Но они опасались, что общеевропейский конфликт может привести мощных соседей, и, прежде всего, Россию, к идее расчленить империю. Они задабривали Британию, подкупали Францию и даже ездили в Россию в попытках оградить империю от необходимости воевать, одновременно защитив территорию империи от возможных последствий войны в Европе. Но когда ни одна из держав Антанты не гарантировала неприкосновенности территории империи, Османы вынуждены были присоединиться к Блоку Центральных держав».
С 1913-го года Османское правительство возглавлял авторитарный националистический триумвират, сформированный в результате Младотурецкой революции.
Министр флота Джемаль-паша, министр внутренних дел Талаат-паша и военный министр Энвер Паша. Последний был главным сторонником союза с Германией. Не сумев избежать войны, трио руководителей заключило соглашение с германской армией. Во всех османских провинциях – от Стамбула до Анатолии, и от Палестины до Йемена – прошла мобилизация.
Prof. Hamit Bozarslan, EHESS, Paris: «1914-й год считался моментом исторического реванша турок. Но уже с первых сражений стало очевидно, что История и Судьба далеко не всегда улыбаются туркам. И Первая Мировая война совершенно не обязательно позволит туркам взять реванш за предыдущие поражения».
На западе Османы ещё сопротивлялись, но на востоке произошла полная катастрофа. В 1915-м году Энвер-паша перешёл в наступление против России. Он хотел отвоевать кавказские территории, и расширить империю до Центральной Азии. Но застигнутые холодами плохо оснащённые турецкие войска были выкошены голодом, тифом и холерой ещё до того, как вступили в бой.
За катастрофу кто-то должен был ответить. И, разумеется, не военное командование. Козлом отпущения были назначены армяне.
Prof. Hamit Bozarslan, EHESS, Paris: «Османы обвинили армян в сотрудничестве с Россией. Но даже самым раздутым цифрам, которые смогла предоставить Турция, на стороне России воевали восемь с половиной тысяч армян. Если вспомнить, что во время Первой Мировой были мобилизованы тринадцать миллионов солдат в России и несколько миллионов мусульман в империи, то становится ясно, что восемь с половиной тысяч человек не могли ничего изменить в раскладе сил – это капля в океане сражающихся армий. Однако вина за это преступление, во всех возможных кавычках, была возложена на всю армянскую общину».
Prof. Eugene L. Rogan, University of Oxford: «Османы объявили о специальных мерах против армян, которые вылились в изгнание армянского населения из Восточной Анатолии и привели к первому геноциду в современной истории».
24-го апреля 1915-го года в Стамбуле были похищены и посажены в тюрьму, и убиты около двухсот армянских интеллектуалов и представителей элиты. Это стало отправной точкой геноцида. Из Анатолии армян депортировали в Сирийскую пустыню или просто убивали. При полном попустительстве Германского штаба. Погибли более миллиона армян – две трети всей общины.
Prof. Hamit Bozarslan, EHESS, Paris: «Талаат-паша недвусмысленно объяснял германским дипломатам: то, что надо делать, лучше делать сразу. Это стало удобным моментом для решения армянского вопроса. Это повторялось десятки раз османскими чиновниками в разговорах с германскими или австрийскими дипломатами. То есть, идея, что другой возможности покончить с армянским вопросом не будет в 1915-м году, казалась достаточно очевидной».
Изгнание армян закрепило поворот в жизни империи – христианскому населению в ней нет места: её прочным ядром служат турки, а периферия остаётся исключительно мусульманской.
После вступления в войну султан и халиф Мехмед Пятый обратился с призывом объявить священную войну Газават. Это была попытка объединить всех мусульман под флагом Османской империи для противостояния силам Антанты. Это противостояние разворачивалось на всех границах империи. Граница с Россией простиралась вплоть до Персии. Франция противостояла империи в Магрибе, а Великобритания руководила операциями Антанты, опираясь на оккупированный ранее Египет.
Объявлением Газавата Османы надеялись дестабилизировать своих врагов изнутри.
Prof. Dr. Jürgen Angelow, Universität Potsdam: «Из этого ничего не вышло. Ресурсы империи оказались слишком ограничены для ведения священной войны. Мусульмане не позволили втянуть себя в Газават. Объявление осталось пустыми словами и только усилило позиции противников».
Джемаль-паша разместил свою штаб-квартиру в Дамаске, откуда управлял Сирийской провинцией, занимавшей территорию современных Сирии, Ливана, Израиля, Палестины и Иордании. Он поставил амбициозную цель захватить Египет и усилить таким образом арабо-мусульманский пояс, который защитит турецкое ядро империи. Но его наступление на Суэцкий канал провалилось. Объявление Газавата не подвигло арабов стать на сторону Османов, наоборот, в арабских провинциях зрело недовольство централизацией империи, которую проводили младотурки. Более того, Джемаль-паша опасался внутреннего мятежа.
Prof. Salim Tamari, Université de Beir Zeit: «Морской министр Джемаль-паша располагал обширной сетью шпионов, которые сделали всё, чтобы опорочить идеи арабских интеллектуалов и политиков. Существовала одна влиятельная партия – партия османской децентрализации. Она не требовала независимости, а выступала за то, чтобы арабские провинции получили ту же автономию, какой обладали до войны. Она требовала разрешить использование арабского языка в школах и судах. Но закончилось всё полным доминированием турецкого».
Джемаль-паша ответил на эти требования террором. Весной 1916-го года в Дамаске, Бейруте и Иерусалиме были арестованы интеллектуалы и арабские активисты. Их обвинили в предательстве и казнили.
Prof. Eugene L. Rogan, University of Oxford: «Буквально за четыре года население арабских провинций оказалось под беспрецедентным давлением и репрессиями. Жизнь под османским режимом стала невыносимой для среднего арабского подданного империи. Представители арабских провинций крайне разозлились на власти и захотели отделиться».
Османы рассчитывали на поддержку призыва к Газавату со стороны своего вассала – мекканского шерифа Хусейна. Наследник династии Хашимитов – Хусейн – был защитником священных городов Мекки и Медины. Но Хусейн хотел править всей пустыней Хиджаз и добиться определённой автономии. Младотурки отказались вести переговоры и стали угрожать сместить его. А британцы согласились удовлетворить все пожелания: создать независимую арабскую территорию от Месопотамии до Палестины под его властью, в обмен на восстание против Османов.
Бесчинства Джемаль-паши убедили Хусейна. В июне 1916-го года он призвал арабов восстать против империи.
Возглавил мятеж сын Хусейна – Фейсал. Фейсал и Лоуренс (Аравийский) вели настоящую партизанскую войну против Османской империи. Они взорвали паломническую железную дорогу, построенную султаном в 1900-м году. Она была символом османского присутствия в Аравии. Мятежники заняли Акабу, тревожили правительственные войска на разных направлениях, что позволило британцам достичь успеха в Палестине. В декабре 1917-го года британский генерал Алленби победоносно вошёл в Иерусалим.
Prof. Salim Tamari, Université de Beir Zeit: «Появление генерала Алленби и его индийских солдат, составлявших в то время основу британской армии, означало конец войны и тех лишений, к которым она привела. Были и те, кто считал, что оно означало конец османского владычества и того насилия, которое творили Джемаль-паша и его военная администрация».
В конце сентября 1918-го года пал Дамаск. Фейсал немедленно провозгласил там временное правительство.
Всего за четыре года война довершила полный разрыв арабского и османского мира османская армия и её германские союзники капитулировали на всех фронтах от Палестины до Месопотамии.
Султан Мехмед Пятый уже не присутствовал при крушении империи. Он умер в июле 1918-го года, и ему наследовал сын – Мехмед Шестой. И уже через несколько месяцев – 30-го октября 1918-го года, когда Германия, Австро-Венгрия и Болгария сдали европейский фронт, он был вынужден запросить перемирие.
Уже через день Талаат, Энвер и Джемаль – трое пашей, управлявших империей во время войны, – сбежали на борту германской подводной лодки. Они оставили страну в руинах на милость Антанты.
Prof. Eugene L. Rogan, University of Oxford: «Новое правительство прекрасно осознавало, что если оно не предпримет быстрых и решительных действий, которые докажут миру, что они отвечают за военные преступления младотурок, то их ждёт суровое наказание, наложенное державами-победительницами. На Западе мало кто знает, что сразу после перемирия османское правительство учредило трибунал для осуждения тех, кто нёс ответственность за массовые убийства армян. Сотни высокопоставленных чиновников от мелкого регионального уровня до центрального правительства были арестованы или осуждены заочно, десятки были признаны виновными и приговорены к смерти. Троих действительно повесили. Это были старшие офицеры частей, участвовавших в убийстве армян. Но конечно большинство ответственных «архитекторов» геноцида успели бежать из владений Османов и стали недостижимы для османского правосудия».
Новое османское правительство изо всех сил пыталось дистанцироваться от младотурок, но ему не удастся избежать финального раздела империи.
Мирная конференция открылась в Париже 18-го января 1919-го года.
Фейсал приехал в сопровождении Лоуренса. Он приехал, чтобы напомнить британцам, о договорённости: признании его королевства со столицей в Дамаске. Но обещания обязывают лишь тех, кто в них верит. Во время войны Великобритания провела секретные переговоры с Францией. В них участвовали британский агент Марк Сайкс и французский дипломат Франсуа Жорж Пико. Эти переговоры привели к созданию плана по разделу османских провинций.
На юге Великобританию интересовало, прежде всего, Месопотамия, где у неё было много нефтяных концессий. На севере Франция требовала Сирию: у неё издавна были там свои интересы – с девятнадцатого века она защищала там христиан-маронитов в ливанских горах. Разумеется, в соглашении Сайкса-Пико не было ни слова о королевстве Фейсала.
Prof. Eugene L. Rogan, University of Oxford: «Он согласился на крупные уступки Франции, вплоть до возможности протектората Франции над Сирийским королевством. Но никакие уступки не могли удовлетворить глобальные амбиции Франции, а именно, править Сирией формально под мандатом, а реально – как колонией».
Проект Сайкса-Пико оказался значимее обещаний Фейсалу. Франция получила мандат на управление Сирией. Британцы отошли в сторону, оставив Фейсала в одиночестве противостоять Франции.
24-го июля 1920-го года он провёл последний бой в Майсалуне, в пригороде Дамаска. И 28-го июля эмигрировал.
Prof. Eugene L. Rogan, University of Oxford: «Британцы окончательно предали Хашимитов. Арабские националисты сделали из этого вывод, что британцы никогда не выполняют своих обещаний арабам, и решили, что сами должны строить своё будущее. Всё это создало ту проблему, которая будет оказывать влияние на арабский мир на протяжении всего двадцатого века: проблема легитимности, навязанных европейцами, границ арабских государств. Это справедливо не только для Сирии, но и для Ирака, Иордании, Палестины, Ирана. Межвоенный период стал для арабов эпохой национальной борьбы разделённых арабов с европейскими колониальными хозяевами. Это деформирует арабскую политику навсегда».
К тому же Франция дала своим протеже – маронитам – ту независимость, о которой они всегда мечтали: не только от Османской империи, но и от арабской Сирии.
1-го сентября 1920-го года в Бейруте было создано новое государство – Великий Ливан. Чтобы оно стало жизнеспособным, к ливанским горам присоединили прибрежные города – Бейрут, Тир и Триполи, а также плодородную долину Бекаа. В горах христиане-марониты составляли большинство, но в новом государстве их оказалось поровну с мусульманами: с суннитами на побережье и с шиитами на юге.
Nawaf Salam, Ambassadeur du Liban à l’ONU: «У меня нет сомнений, что создание Великого Ливана в 1920-м году, того Ливана, который мы знаем сегодня, было встречено с горечью подавляющим большинством ливанских мусульман. Именно отсюда берёт свои корни проблема идентичности, которая служит источником всех конфликтов в Ливане. В Ливане сложилась такая ситуация, где главенствуют общины, а индивиды подчиняются такому состоянию дел. Это препятствует развитию государственной идентичности: она может полностью сформироваться только в том государстве, которое преодолеет власть общины. Таковы ливанские условия».
Французы обеспечили Ливан конституцией, в которой чётко разграничивалась власть по религиозным конфессиям. Из этого жёсткого политического конфессионализма Ливан так и не выбрался, даже получив независимость в 1943-м году.
По итогам Парижской конференции были подписаны мирные договоры в Сан-Ремо и Севре. Они по частям разбирали остатки Османской империи. Поскольку Стамбул был оккупирован британскими и итальянскими войсками, османскому правительству оставалось только смириться с новыми потерями.
Британцы получили мандат на управление Палестиной. Этот мандат предусматривал учреждение национального образования еврейского народа. Его реализация стала исполнением другого обещания – данного уже сионистскому движению, искавшему территорию для евреев, подвергавшихся преследованиям в Европе. Декларация лорда Бальфура – министра иностранных дел – звучала не двусмысленно: «Правительство Его Величества с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального дома еврейского народа».
Османские султаны отвергали любое соглашение с сионистским движением, не смотря на существование значительных еврейских общин в Иерусалиме, Хевроне ещё со времён античности. Британская администрация, в свою очередь, поощряла эмиграцию евреев из Европы, бежавших от антисемитизма и погромов из России, Украины и Польши. Новое население приносило с собой европейскую культуру, столкнувшуюся с местным укладом.
Prof. Salim Tamari, Université de Beir Zeit: «Отношение между мусульманами и евреями были примерно такими же, как отношения между мусульманами и христианами. В османский период нельзя говорить о жёстком разделении и противоборстве евреев и арабов. Вообще нельзя говорить о евреях и арабах – таких понятий не существовало: были разные региональные группы. В каких-то деревнях большинство составляли христиане, в некоторых городах большинство составляли иудеи, но все жили рядом».
Prof. Menachem Klein, Université Bar-Ilan: «Возьмём Старый город Иерусалима. Сегодня мы уже привыкли к тому, что существует четыре отдельных квартала – еврейский, мусульманский, армянский и христианский. В нашем сознании закрепилось, что каждый квартал отделён от другого. Но это же не так: раньше не было отдельных кварталов, закреплённых за той или иной общиной. Евреи прекрасно жили в мусульманском квартале. Идею разделения принесли сюда британцы, а не османы».
Именно британцы разделили Старый город Иерусалима и навязали отметку о религии в паспортах. Так они разделили иудеев и мусульман. В то время евреи составляли лишь десять процентов населения Палестины. Но проект «Национального дома» уже пробуждал агрессию.
В апреле 1920-го года, когда палестинские мусульмане отмечали традиционный праздник Наби-Муса, в Иерусалиме начались беспорядки. Религиозные лидеры призвали к независимости, вывесили портреты Фейсала. Толпа обратила свой гнев на евреев. На протяжении трёх дней громили лавки и магазины. Погибли пять евреев и четыре мусульманина, многие были ранены.
Prof. Menachem Klein, Université Bar-Ilan: «Двадцатый год стал действительно рубежом, после которого возникла тесная связь национальностью и религией, когда религия даёт дополнительную силу национальному движению. Но религиозное противостояние разворачивалось не так, как в далёком прошлом. Это не религиозные войны, в отличие от Средневековья: спор идёт не о теологии, сражение происходит между этническими группами. Но религия позволяет подчеркнуть этническую уникальность и обозначить другого, как врага. Сионистский и палестинский национализм только усиливались с той поры, исчезла возможность местного гибридного сионизма на основе союза евреев и арабов, хотя он вполне мог бы возникнуть. Эта возможность была упущена в ходе конфликта движений, когда каждый игнорировал другого».
Prof. Eugene L. Rogan, University of Oxford: «По всему Ближнему Востоку мы видим давление государственных систем, которые являются прямыми наследниками Первой Мировой. Именно они создали в этом регионе постоянную зону конфликтов. Печальная истина состоит в том, что того мира, который существовал при Османах, здесь никогда больше не было».
Британцы, не придумав, как примирить сионистский проект и желание арабов, решили разделить Палестину. «Еврейский дом» был ограничен западным берегом Иордана, а восточный берег – три четверти территории османской Палестины – стал Трансиорданией, то есть, современной Иорданией. Управлять ей поручили брату Фейсала – Абдалле.
И буквально тут же обострилась ситуация на другом фронте. В июне 1920-го года вспыхнуло крупное восстание в Месопотамии, также находившейся под Британским мандатом.
Dr. Saad Eskander, Director of Iraq National Library and Archives (INLA): «Это было не одно восстание, а серия мятежей. Племенные лидеры восставали по одним причинам, священные для верующих города могли восставать по другим, но главное, что все они говорили «Нет британцам!» Племенные лидеры возмутились, что британцы им не заплатили, а духовенство Наджафа и Кербелы отреагировало на события в Иране, где религиозные лидеры выступили против британского присутствия».
Месопотамия – современный Ирак – была стратегически важной территорией. Она состояла из трёх османских провинций: Багдада, где были перемешаны сунниты, шииты, евреи и христиане; Мосула, где основу составляли курды, и, по преимуществу шиитской Басры. Османы завоевали Месопотамию для защиты от своего главного шиитского соперника – Персидской империи – будущего Ирана.
С девятнадцатого века это регион интересовал и Великобританию, как по причине наличия нефтяных месторождений, так и расположением на пути в Индию. Но после восстания 1920-го года речь о колонизации Месопотамии уже не могла идти.
Конференция, созванная в марте 1921-го года в Каире. Новый министр по делам колоний Уинстон Черчилль. Среди сорока участников была только одна женщина – Гертруда Белл (Gertrude Margaret Lowthian Bell). Именно она напишет историю Ирака.
Dr. Saad Eskander, Director of Iraq National Library and Archives (INLA): «В то время, после Первой Мировой войны среди британцев существовало два основных течения: Каирская школа, старавшаяся примирить требования местных народов со стратегическими интересами Британии, и Индийская, которая стремилась колонизировать любую территорию, занятую британским войсками. Белл принадлежала именно к Каирской школе. Она полагала, что следует искать баланс между интересами арабов и британцев, но мнением других жителей Ирака можно пренебречь».
Гертруда Белл была известным британским археологом, а также агентом разведки. Перед войной она тщательно исследовала всю Османскую империю, выучила турецкий, персидский и арабский. Она знала все племена, кланы и союзы арабских провинций. Во время войны она сблизилась с Томасом Лоуренсом. Они верили в альянс с арабами-хашимитами. После войны Лондон поручил ей придумать план устройства Месопотамии. На Каирской конференции она изложила его основные черты: основать королевство Ирак, автономное, но лояльное британским интересам; поставить во главе давнего союзника – преданного и брошенного Фейсала – сына Хусейна.
Dr. Saad Eskander, Director of Iraq National Library and Archives (INLA): «Аргументы Белл были таковы: нам необходимо, чтобы Ираком правила надёжная, лояльная группа – она сможет сформировать новый правящий класс. Но как выбрать правителя для нового королевства? Это был исключительно важный вопрос. И Белл с коллегами решили импортировать монарха, как это уже делали в Европе. Но у Фейсала не было никакой опоры в народе, он ничего не знал об истории, о памяти».
Гертруда Белл не жалела усилий для продвижения Фейсала. Она представляла его местным лидерам, обучала его, давала советы. Она считала, что он способен управлять таким необычным государством, которое она сама изобрела – государством Ирак – большинство населения которого оказались шиитами, а она поставила во главе принца-суннита, приехавшего издалека.
Фейсала короновали в Ираке в августе 1921-го года. За неимением национального гимна, оркестр грянул «Боже! Храни короля».
Dr. Saad Eskander, Director of Iraq National Library and Archives (INLA): «Как можно создать государство из стольких национальных групп с разными традициями, языками, культурой? Приходится использовать силу, как идеологическую, так и физическую. У них ничего не вышло. Она опиралась на небольшую суннитскую группировку, настроенных панарабски офицеров, и пыталась построить искусственное государство. Она считала эту группу модернистской силой, которая сможет создать современное государство. Но со временем выяснилось, что это миф. 2003-й год положил конец проекту Белл».
2003-й год. Американское вторжение в Ирак. Конец иракской истории, как суннитского доминирования в стране с шиитским большинством. Начало эры беспрецедентных религиозных столкновений.
Конфессиональный хаос в Ираке породил мутанта – Исламское государство Ирака и Леванта (ИГИЛ). Армия джихадистов-суннитов в поисках гражданской войны вырвалась из Ирака в Сирию.
В 2014-м году его лидер Абу Бакр аль-Багдади провозгласил новый халифат на территории Ирака и Сирии. Он призвал отменить все границы, установленные проектом Сайкса-Пико и разрушить порядок, созданный на обломках Османской империи.
Prof. Eugene L. Rogan, University of Oxford: «В арабском мире на протяжении всего двадцатого века существовало определённое напряжение: транснациональное движение народа, которое считал более логичным объединить всех арабов, отменить все колониальные границы, и построить единый арабский проект. Поразительно, как сегодня региональные государства борются против транснационального проекта ИГИЛ и защищают границы внутри арабского мира, унаследованные от послевоенных договоров. Одни проклинают эти границы, другие – почитают, но, в любом случае, они доказали свою устойчивость, также, как и фокусно-национальные государства внутри этих границ. Именно поэтому транснациональная арабская группа пытается стереть их. Главное давление на Ирак сегодня оказывают курды, которые уже давно мечтают о своём государстве».
И в Ираке, и в Сирии курды одними из первых столкнулись с войсками Исламского государства. Весь мир вспомнил о народе с древней историей, культурой и своим языком – не арабским и не тюркским. Курды разделены между Ираком, Сирией и Турцией – народ без государства – забытый при разделе Османской империи.
Dr. Maya Arakon, Suleyman Sah University in Istanbul: «Вплоть до девятнадцатого века у курдов не было национального самосознания: они считали себя обычными подданными Османской империи – одной из составляющих османского общества. В Османской империи основным признаком идентичности была религия, а не нация. Поскольку курды были мусульманами, то и относились к ним, как к мусульманскому большинству, за исключением того, что они обладали статусом полуавтономии. Но они так же платили налоги и были обязаны служить в армии. Всё это мешало возникновению национального самосознания вплоть до конца девятнадцатого века. Оно появилось уже в конце существования империи, как реакция на политику тюркизации империи. Именно тогда они осознали свою инаковость, когда их начали ассимилировать, притеснять, уничтожать. Своё «Я» сформировалось у курдов как реакция на давление».
После поражения Османской империи Антанта рассматривала вариант создания государства курдов. Это стало одним из пунктов Севрского договора, уточнявшего раздел империи. Он предусматривал создание Курдистана в Восточной Анатолии, рядом с Великой Арменией. Османская империя сводилась к Стамбульскому региону и Западной Анатолии. Но Севрский договор так и не вступил в силу. В Анатолии началось крупное восстание турецких националистов, недовольных тем, что ослабевшая и дискредитировавшая себя власть подписала Севрский договор.
Вскоре сформировалось настоящая освободительная армия – турецкая армия, решительно настроенная восстановить суверенитет. Во главе её встал герой Галлиполи Мустафа Кемаль. Он объявил в Анкаре о создании нового правительства, не признающего власть султана. Его армию никто не смог остановить.
В сентябре 1922-го года он взял Смирну, где стояли греческие войска. Город был уничтожен огнём, греческое население подверглось насилию.
Мустафа подчинил себе остатки султанской армии. Мехмед Шестой был вынужден отречься, а его семья бежала из страны. Мустафа Кемаль упразднил султанат и 29-го октября 1923-го года провозгласил Турецкую республику. Её границы были признаны Лозаннским договором, отменившим границы по Севру. Курдистан так и не появился.
Prof. Dr. François Georgeon, EHESS, Paris: «Во время войны за независимость иногда говорили о турецком и курдском народах, но затем слово «курды» постепенно исчезло. В конце концов появилась Турецкая республика и никакой Анатолии. После всех сражений об этом нельзя было даже подумать. Раздавались голоса за то, чтобы назвать страну Анатолией, опираясь на географический принцип, но, в конце концов, возобладала национальная идея. А ведь ещё за два десятилетия до этого – в 1900-м году – турецкого национализма просто не существовало, а в (19)23-м уже имеем Турецкое государство. Удивительно малый временной промежуток. Именно поэтому турецкое национальное чувство было очень хрупким, уязвимым, оно находилось в стадии младенчества. Оно развивалось практически параллельно с созданием национального государства».
Новая республика определила основные параметры нации: турецкая, анатолийская, мусулмане-сунниты. Таким было ядро Османской империи.
Мустафа Кемаль решил построить современное светское государство, решительно порвав с прошлым, но вписав его в историю. Как и в девятнадцатом веке, религиозная идентичность определяла национальную.
Prof. Mark A. Mazower, Columbia University: «Впервые в новейшее время появилось исламское государство, которое смогло указать христианским государствам, где им придётся остановиться. И это стало главным достижением Ататюрка. Турецкая национальная гордость и формирование национального самосознания во многом базируются на достижении того результата, которого Османы не могли добиться уже несколько веков: удержать западные державы на границах, одновременно становясь модерном государством».
После войны модель «Государство-нация» стала мыслиться как самоочевидная. Но что делать, если границы расселения народа не совпадают с границами государства?
Греция и Турция пошли на радикальные меры. После 1924-го года полмиллиона мусульман были депортированы из Греции, а Турцию были вынуждены покинуть миллион османских греков-христиан. Целые деревни стояли заброшенными. Столетия развития цивилизации оказались перечёркнуты. Османская империя исчезла окончательно и бесповоротно.
Prof. Hamit Bozarslan, EHESS, Paris: «На мой взгляд, любая империя чрезмерна: территориально чрезмерна, слишком разнообразна по своему составу. Империя может жить, пока не возникает требования гражданства. Но как только вы сталкиваетесь с требованием гражданства, это гражданское общество надо каким-то образом основать. На каких основаниях это можно сделать? – На этнических или на языковых? Или, наконец, на конфессиональной основе? Я полагаю, что Османская империя, так же, как и Российская, и Австрийская, не смогла решить эту проблему. Поэтому в историческом контексте рубежа девятнадцатого и двадцатого веков её распад был неизбежен. Но, конечно, он совершенно необязательно должен был принимать такие формы».
Конец Османской империи, проходивший в атмосфере насилия и хаоса, заставляет нас переосмыслить роль государства, нации, границ. Вероятно, следует подумать о других моделях – федеративных, союзных – которые могли бы заполнить трещины, возникшие после распада империи.
Эти разломы на Балканах и на Ближнем Востоке и сегодня угрожают стабильности во всём мире. [T.29.XXVII.2]