ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО

ЗАРИСОВКИ К СТАРШИМ АРКАНАМ

АРКАН IV. Йод-Хе-Вау-Хе; Petra cubica; Forma; Auctoritas; Adaptatio; l'Empereur (Император); Иероглиф (Грудь).

Auctoritas (Авторитет; Автор)

commentātor, ōris m [commentor I] 1) сочинитель, составитель, автор (evangelii Tert); 2) толкователь, комментатор (legum CJ); 3) изобретатель, выдумщик (omnium falsorum Ар). [B.32]

cōnstitūtor, ōris m [constituo] учредитель, устроитель, творец (rerum omnium Lact); создатель, автор (legis Q). [B.32]

opifex, icis m [opus + facio] творец, создатель (mundi, verborum С); мастер, художник С, Sl; мастеровой, ремесленник (opifices atque servitia Sl; o. ferrarius Treb): apes opifices Vr трудолюбивые пчёлы; stilus est dicendi о. С письмо развивает искусство владения словом. [B.32]

Алексей ЖЕРЕБИН, доктор филологических наук: «В 1808-м году Гёте было почти шестьдесят лет, и он уже давно был Тайным Советником, вельможей, министром в Веймаре. А в качестве поэта – Живым классиком – почти памятником самому себе. Современники ставили его в один ряд с Данте и Шекспиром…

…именно во второй половине восемнадцатого века чтение входит в моду как никогда прежде, оно становится неотъемлемой частью быта, не редко даже страстью. Именно тогда возникает культ личности писателя и поэта. Поэт становится, может стать Властителем дум. Любимые литературные герои становятся образцом для подражания. И вообще, всякое событие жизни приобретает, кажется, для людей той эпохи своё истинное значение только после того, как оно осмысленно и, лучше всего, зафиксировано в письменной форме.

Культ личности поэта, как и культ личности героя, и исторического деятеля берёт своё начало в восемнадцатом веке. Хотя кульминации достигает, пожалуй, в девятнадцатом, а в середине двадцатого этот культ рушится. По своему происхождению это был результат секуляризации, обмирщения религиозного чувства, религиозного богопочитания. Секуляризация сакрального компенсируется сакрализацией профанного. Культ художника устанавливается на границе между религией и бытом. Это хорошо иллюстрирует, между прочим, анекдот об одном англичанине, который приехал в Веймар, чтобы записаться на приём к Гёте, случайно встретил его на улице и упал в обморок. Но и те, кто не падал в обморок, например, Вильгельм Кюхельбекер, друг юности Пушкина, воспринимали Гёте как божество». [T.10.CI.53]

Владимир ЗАХАРОВ, доктор филологических наук: «Что нужно для того, чтобы написать роман? Творчество – это всегда тайна, это очень сложный процесс. Написать роман – это выдумать особый мир, в котором нужно поселить героев, выдумать характеры, сжиться с этими характерами. Характеры героев – это, как бы, знакомые незнакомцы. Достоевский мыслить ассоциациями…

…вот из этого, как бы, коктейля литературных и реальных впечатлений начинают возникать образы». [T.10.CI.76]

Эдвард Олби, драматург: «Я не особенно люблю говорить о себе, о предполагаемой ценности своих произведений, и о том, что они дают публике. Но одну вещь я могу сказать с уверенностью: Мне очень повезло, и повезло мне в том, что мне ни разу не пришлось лгать, я не лгал в моих пьесах. Не все они получались такими, как я того хотел, но я всегда хотел говорить правду и говорил правду. Очень часто люди не хотят её слышать, но лгать труднее. Надо всегда помнить, что ты говорил. У меня ужасная память, поэтому мне всегда было легче говорить только правду». [T.10.LXXXII.1]

Доктороу Эдгар Лоуренс: «…чтобы быть свободными. Писатели и читатели необходимы друг к другу, они представляют собой род независимого правительства, которое, будучи свободным по своей природе, даёт новые возможности для социального просвещения. Так что я бы сказал: «Продолжайте читать… и писать».

Доктороу Эдгар Лоуренс: «…он задается вопросом, не только обычным: «Что произойдет дальше?» В голове его поселяется недоумение: как сделали так, что мы можем переживать, просто читая слова на странице? Как мне подступиться к этому? Что это значит – быть автором? Когда ребёнок воображает себя писателем в очень раннем возрасте, – это для него способ самоидентифицироваться с идеей писания. В самом деле, он просто углубляется в книжки, и пройдут годы прежде чем он начнёт записывать слова на листе. Когда вы пишите много-много лет, писательство уже не только заполнение страниц словами, вы сами, расширяясь, заполняете объёмы, предназначенные для текста. Вы используете себя, а через некоторое время оказывается, что вся Вселенная проплывает сквозь вас, давая вам те же очертания и формы, которые вы будто бы всегда имели, но на самом деле вы уже не тот человек; здесь очень много мистики».

Доктороу Эдгар Лоуренс: «Конечно, все писатели, будучи стратегами изложения событий, – трюкачи. Тот факт, что вы делаете вид, будто из-за ваших слов действительно что-то случается, причём с реальными людьми, безусловно, настоящий фокус, трюк. Полно, мы настоящие ловкачи. Замечу, что для писателя бывает важно использовать точку зрения ребёнка. Хитрость в том, что это будет взгляд неофита, взгляд того, кто до сих пор чего-то не видел. И эта ситуация позволяет освежить свои собственные детские наблюдения. Многие писатели понимали, сколь необходим ребёнок в рассказе, Диккенс и Марк Твен отдавали себе в этом отчёт. К тому же ребёнок-персонаж может говорить о том, о чём сам писатель, будучи уже взрослым человеком, не может себе позволить сказать. Быть ребёнком значит отдавать себе отчёт в том, что у вас нет полного контроля над собственной жизнью, которая подчиняется другой форме жизни – взрослым».

Доктороу Эдгар Лоуренс: «Я всегда восхищался людьми, обладающими ловкостью и сноровкой, с такими фантастическими талантами, которые позволяют им, например, жонглировать или ходить вперевалочку как Чарли Чаплин. В общем, людьми, превосходящими меня в ловкости. Знаменитый трюкач начала века Гуддини стал одним из главных героев романа Доктороу «Рэгтайм». Скажем, жонглирование может быть метафорой возможности выбраться из неприятности, вообще избежать её. В сущности, политики – те же жонглеры, особенно когда стараются не обращать внимания на то, что ровно столько людей, сколько есть в этой стране, все имеют право на приличную жизнь. И всё это, отчасти, напоминает летающие мячики».

Доктороу Эдгар Лоуренс: «Когда вы входите в кинозал и смотрите кино, смысл подразумевается сам собой: вы видите актеров, то, как они одеты, причёсаны. Причёска, как правило, значит очень много. Камера, музыка, свет. Ещё не сказано ни слова, а 98 % смысла сцены вам уже передано. Но язык не вовлечён в этот процесс, вы поглощаете смысл, а не думаете, глядя фильм. Возможно, это означает, что, в конечном счёте, кинокультура избавит нас от процесса мышления. И люди принимают на веру всемогущество кино. Но я так не считаю». [T.10.LXXXII.2]

Еремей ПАРНОВ, писатель-фантаст, публицист, кинодраматург, кандидат химических наук: «Очень важна предыстория семьи. Мать, родившаяся в Швеции, – это раннее знакомство со скандинавскими сагами. И прабабка, Мэри Брэдбери, которая была сожжена за колдовство в знаменитом процессе «Салемских ведьм». Брэдбери начал с мистических вещей. Он родился в 1920 году. Он классический вундеркинд, поскольку помнит себя с трёх лет. Причём помнит всё, все свои впечатления. Он рассказывал о своём детстве постоянно. Он обращался к нему в своих произведениях… Он родился в небольшом городке в штате Иллинойс. Это очень интересный край, край Великих озёр, лесов, гигантских оврагов, где природа во многом, по крайней мере во времена Брэдбери, оставалась девственной. Это произвело на него большое впечатление, оказало влияние на всё его творчество. Но самое удивительное, что там повсюду встречаются следы индейской цивилизации, – цивилизации аборигенов Северной Америки. И это отражено в творчестве Брэдбери, он очень грустит о том, что эта цивилизация, в общем-то, исчезает день за днём. Он часто повторяет: «Человек грустит обо всём что уходит». И, пожалуй, вот это вот ключ к поэтике Брэдбери. А он, прежде всего, поэт. Брэдбери не получил высшего образования. Всё что он достиг, связано с книгами. Это великий читатель, он так и говорил, что он окончил университет в библиотеке. И при всей его оригинальности, он вобрал в себя высшую культуру, книжную культуру человечества. И, прежде всего, фантастики…»

Рей Брэдбери: «Ты живёшь, и вдруг ты осознаешь, что унаследовал дар, и за него кому-то надо платить. Искусство – это вид оплаты Вселенной, за дар жизни дарованной ею, или как бы там это ещё не называли: Бог, Создатель, Иегова, Космос и так далее. Когда мне было 12 лет, на карнавале я встретил фокусника, который утверждал, что будет жить вечно, имея ввиду то, что доступно каждому: создание бесценных произведений или, например, семьи, так как это и есть живое продолжение бессмертия. Моим продолжением являются мои книги…»

Рей Брэдбери: «Для меня самым важным праздником является Хэллоуин, потому что он объединяет все другие праздники. Он как бы объединяет жизнь и смерть: собран урожай, люди радуются и поминают умерших с любовью. И мы как бы подготавливаем себя к другим праздникам, и к основному празднику – Возрождению».

Еремей ПАРНОВ, писатель: «Этот американец, абсолютно нетипичный американец. Он чудак, но необычный чудак. Он мистик, но необычный мистик: с одной стороны оккультист, духовидец, с другой стороны, абсолютно рационально мыслящий человек…» [T.10.LXXXII.3]

– Не хочу? Почему же. Солнечный Котёнок погиб. В бою. Лэну надоело шататься по мирам, он завёл лавку и стал торговать тёмными очками и керосиновыми лампами. А Даниил до сих пор бродит и пытается вернуться домой. Только у него не получается – он уже давно забыл, где его дом. Ещё он начал спиваться.

Визитёр застыл, хлопая ресницами.

Кирилл молча отложил недоеденный бутерброд. Сказал:

– Это – неправда.

– Правда, малыш. Если я напишу – это всё станет правдой. Навсегда. И ты можешь плеваться, и порвать книжку, но уже никуда от этого не денешься.

Все это превратится в истину.

Ярослав развёл руками, как бы извиняясь. Ему хотелось смеяться.

Детишки решили дать ему бой? На его собственном поле?

В мире, который он когда-то нарисовал двумя красками – чёрной и белой, быстро и небрежно; как всегда, торопливо сводя нити повествования в напряжённую и почти счастливую развязку?

– Так не могло стать, – терпеливо сказал Кирилл. – Котёнок, Лэн, Данька – они не такие были.

– Но они такими станут, – Ярослав изо всех сил старался не улыбаться.

Он понимал, что занимается самым откровенным психологическим садизмом, но сейчас на это было плевать. Кто-то посмел покуситься на ЕГО мир – где лишь он был Богом. – Я так вижу, – он не удержался от того, чтобы вколотить последний, древний и бесспорнейший писательский аргумент.

– Вы просто ревнуете, – сказал Кирилл.

– Что?

С. ЛУКЬЯНЕНКО [B.52.3]

Элина БЫСТРИЦКАЯ, народная артистка СССР: «…через две недели меня пригласили на кинопробы. Они продолжались полгода. Утверждал исполнителей главных ролей сам Шолохов. Я не пошла на это утверждение: боялась, что он меня увидит, в жизни я совсем не похожа на то, что получается на экране. Я была тогда достаточно тоненькая, нужно было там чего-то подкладывать, как-то делали фигуру другую. И я не хотела, чтобы он меня увидел. И мне рассказали, как он сказал: «Так вот она».

Я впервые увидела Шолохова когда мы впервые ехали на натурные съёмки в сторону, вот, Каменска-Шахтинского. Где под ним этот хутор Диченский был где стояли наши декорации, и мы ехали туда. И в особом вагоне ехали Шолохов и Герасимов. И на одной из остановок нам передали, что Шолохов нас с Глебовым зовёт к себе. Мы, конечно, пошли, посмотрели на него. Я увидела удивительно синие глаза, знаете, была яркая хорошая погода, небо в окошке, такое синее, и такого же цвета глаза у Шолохова. Он почти молчал, Герасимов о нас рассказывал, о том, как мы работаем. И мы молчали, потому что Шолохов великий, а мы, в общем, как бы ещё маленькие, и нам хотелось его слушать.

…но это было уже не начало съёмок, это был выезд уже не в первый раз. И казаки, которые со мной общались, казачки в основном, мне говорили: «Знаешь, Аксинья ещё живая. Может уже старая, но ещё живая. Спроси Шолохова, он тебе скажет, где она. С ней поговоришь, и всё будет хорошо». Ну и я, на остановке мы вышли подышать, и я так обратилась к Михаилу Александровичу, я говорю: «Скажите мне, пожалуйста, как мне встретиться с Аксиньей? Мне казаки сказали, что вы знаете, где она живёт». Была длинная пауза. Он смотрел на меня молча, а потом я вижу, у него задёргались вот так усы немножко, он улыбнулся и сказал: «Глупенькая, я же это выдумал». А у меня слёзы градом. Мне такая была надежда у неё спросить, как было дело, у неё узнать, как это всё было.

Вторая встреча была, когда мы закончили первую-вторую серию. Первым нашим зрителем был Шолохов. Это было на киностудии Горького, небольшой зрительный зал. Мы все позади сели, Шолохов сел впереди. Возле него поставили напольную пепельницу. Он курил папиросы, по-моему «Беломор», или «Казбек», точно – «Казбек». Ну, не важно какие, но папиросы. Пока шёл фильм, эта пепельница заполнялась, – он всё время курил.

Закончился просмотр. Пауза. Мы все сидим-ждём. Он молчит. Довольно долго. Потом повернулся, лицо настрадавшееся, голос охрип, и он сказал: «Ваш фильм идёт в дышловой упряжке с моим романом».

Вот, это была вторая встреча. Третья была – я не приехала к Шолохову когда третью серию сняли – он приглашал к себе в Вёшенскую: я была занята в театре, меня не отпустили. Так что я получила от него шаль в подарок, которую привезли мои коллеги.

А потом я снималась в фильме «Всё остаётся людям» в Ленинграде. В это время был симпозиум писателей. Мне сказали, что Шолохов находится в гостинице «Астория». Я нашла телефон, позвонила ему, он сказал: «Ксюша, приходи». Ну я и пришла.

У него были гости, вчерашние гости. Анфилада комнат с распахнутыми дверьми. Вчерашние гости некоторые спали... положив голову на стол. Столы стояли со вчерашнего дня неубранными. У Шолохова было очень… очень тяжёлое настроение. И вид его был горький… Очень горький. Я не знаю, что он тогда услышал, и почему это было так, но я ему сказала: «Что вы делаете с писателем Шолоховым?» – у меня же комсомольский задор то оставался. На что он мне ответил: «Замолчи! Ты думаешь, я не знаю, что я выше «Тихого Дона» ничего не написал». Конечно, он был после вчерашнего не в норме, не в форме. Но у него была горькая, горькая пора, горькая. И, честно говоря, я тогда не знала, что разговоры идут об его авторстве. У меня сомнений не было…» [T.10.LXIX.9]

*

– Дорогая Зинаида Михайловна, скажите, пожалуйста, с чего у вас началась «Судьба человека»?

Зинаида КИРИЕНКО, киноактриса, народная артистка РСФСР: «Мы привезли третью серию «Тихого Дона» в станицу Вёшенскую, показать первым вёшенцам. И, к счастью, остановились в доме Шолохова. А там ещё были Бондарчук, оператор будущего фильма «Судьба человека» Владимир Васильевич Монахов. И потом, на одном из застолий – а стол не убирался никогда там – Михаил Александрович спрашивает Бондарчука: «Сергей! А ты уже нашёл Ирину в «Судьбу человека»?». Он говорит: «Да, нет. Есть одна, но, знаете, не очень она подходит, потому что Ирина, как вы пишите – «Со стороны на неё глядеть, – не так уж она была из себя видная. Но ведь я то не со стороны глядел, а в упор», а там не получается и в упор». Он говорит: «Так вот уж, у тебя, готовая Ирина. Чего думать?» Ну, вот так. Потом была какая-то кинопроба, я уже, даже, не помню. Ну, я снималась в этой роли». [T.10.LXIX.23]

…конечно, история, которую пересказал Кастанеда, не нова. Другой латиноамериканец, Хорхе Луис Борхес вообще утверждал, что новых историй нет, и в мире их существует всего четыре. Первая – это история об укреплённом городе, который штурмуют и обороняют герои. Вторая – это история о возвращении, например, об Улиссе, плывущем к берегам Итаки, или, в нашем случае, о доне Хенаро, направляющемся домой в Икстлан. Третья история – это разновидность второй, рассказ о поиске. И четвертая история – рассказ о самоубийстве Бога.

Эти четыре архетипа путешествуют по разным культурам и в каждой обрастают, так сказать, разными подробностями. Упав на мексиканскую почву, история о вечном возвращении превращается в рассказ о путешествии в Икстлан. Но российское массовое сознание, как доказал общенациональный успех мексиканской мелодрамы «Богатые тоже плачут», очень близко к латиноамериканскому – мы не только Третий Рим, но и второй Юкатан…

Виктор ПЕЛЕВИН [B.51.14]

Евгений ЖАРИНОВ, доктор филологических наук: «…существует в характерологии четыре гениальных персонажа, которые породили всех остальных – Гамлет, Дон Кихот, Дон Жуан, Фауст.

Когда мы говорим о творческом воображении и о том, как работает художник, о том, как он творит свои образы. Не будем забывать, что сознание художника представляет из себя определённую библиотеку: она переполнена всеми знаниями, всеми книжками и так далее. И он сейчас особенно, когда эта избыточность информации существует, он в большей степени ориентируется не столько на реальность, как ни странно, он реальность воспринимает через свою «библиотеку». Он соотносит реальные персонажи с тем, что у него в голове, и это не только сейчас происходит – это происходило всегда.

Особенно на современном этапе, когда книга обогащается читательским восприятием, когда книга на современном этапе не существует вне читательского восприятия. Если в классическом дискурсе автор был поучителем, автор был пророком, автор знал больше, чем читатель, то сейчас эта разница почти отсутствует: автор не столько учитель, автор не столько пророк – сейчас смешно ждать от современного писателя, который заявит как Толстой, что он «пророк Земли русской» – нет пророков, и они отрицают это пророчество. Автор – собеседник, автор находится где-то приблизительно на той же плоскости с умным читателем (конечно не с идиотом), и в большинстве своём умный читатель добавляет к книге своё прочтение: они вместе с ним как-то находятся, грубо говоря, в окружении одной «библиотеки», одних образов, одних прочитанных книг или близких книг. И в соответствии с этим что происходит – нет писателя теперь «для всех», есть писатель «для тусовки», то есть тот, где этого писателя понимают, знают откуда он что берёт».

Константин КЕДРОВ, поэт, литературовед: «Литература – это бесконечное расширение сфер: человек не завершён, человек всё время совершенствуется, и деградирует. Но известно, что самое сложное, с чем имеет дело наука – это человек – самая сложная система. И ни психология, ни физиология, ни анатомия с человеком никогда не разберутся, а литература разбирается, потому что до Толстого и до Достоевского человек был другим». [T.10.D.25]

«…мне представляется, что писатель – Творец. Он создаёт мир, который не существовал ранее, и населяет его людьми, рождёнными не женщиной, а им самим. Он управляет событиями в этом созданном им мире, он вяжет из событий истории, он заставляет солнце светить, когда он этого хочет, и присылает дожди и ненастья по собственной воле. У него огромная божественная власть в мирах, сотканных им из собственной бессонницы…» (Летят мои кони...)

Борис ВАСИЛЬЕВ, писатель: «Понимаете, ведь русская литература, она тоже не щадила своих героев. Она для меня самый большой учитель, потому что более мощной литературы я просто не знаю нигде в мире. Русская литература никогда не была умилительной: она ведь тоже убивала своих героев, если вспомнить». [T.10.DCLXXXIX]

Ник ПЕРУМОВ – личность легендарная. Он первым в России покусился на святой для многих текст – «Властелина колец».

– Взяв столь резкий старт, вы быстро поднялись. Но через несколько лет уехали в США. Почему?

– В 98-м мы, фантасты, сразу упали на дно. Четырёхкратное повышение доллара не позволяло оставаться профессиональным литератором. Сейчас похожая ситуация, но хвост собаке рубят по частям. Медленно и мучительно. Боюсь, последствия нового кризиса для рынка фантастики будут ещё тяжелее. В 98-м, когда писать книги стало невыгодно, я вернулся к своей основной специальности – молекулярной биологии. Сдул пыль с диплома и отправился с ним в США. Представьте, довольно быстро нашёл работу: в американской науке было полно денег и рабочих мест. Сейчас и здесь наука в кризисе, как и многое другое.

– Например, фантастика. Такое ощущение, что в «нулевые» ваши коллеги работают на самоповторе. Вот и тиражи падают...

– Видите ли, в 90-е очень многое выплеснулось из столов. Вы помните, сколько нас тогда появилось? Головачев, Лукьяненко, Столяров, Рыбаков, Логинов, Петухов, ваш покорный слуга... Если постараемся, наберём десятка два имён. А сейчас фантастов сотни, и это дробит читательский интерес. Тираж среднего фантаста падает, а вместе они растут. Кстати, в 1998 году книга «Алмазный меч, деревянный меч» вышла скромным по тем временам тиражом 20 тысяч. Тираж моей последней книги – 200 тысяч. Для фантастики это очень много.

Е. БЕЛЖЕЛАРСКИЙ [A.273]

«Приходил Платоныч (Виктор Платонович Некрасов, писатель). Приходил прощаться. Грустный, как всегда, ворот распахнут. Выпили за Киев, только за «флору». Я ему подсунул несколько его работ, напечатанных в «Новом Мире», и переплетённых мною в одну книгу. Он сделал надписи. На титуле «Месяца во Франции» написал «Vive la France, дорогой Олег», и потом добавил: «Тебе нужно писать самому, – дневничок завести, – даже если нет времени, хотя бы конспективно. У тебя ведь есть одно преимущество: все писатели сейчас, как правило, не блещут фантазией – всё на уровне правдочки. А артисту чего-нибудь сочинить, нафантазировать – тьфу – ничего не стоит. У тебя язычок острый, точный». Олег БОРИСОВ (Дневник артиста) [T.10.CXIX.1]

…Ефремов пришёл в литературу уже зрелым учёным. Ему было тридцать семь, он был доктором биологических наук и видным палеонтологом. «Рассказы о необыкновенном» поражают своей документальностью, настоящим «эффектом присутствия», возникающим у читателя. Именно это «погружение в эпоху» – неважно, будь то далёкое будущее или времена Александра Македонского, – станет отличительным качеством всех романов Ефремова.

В научно-популярной статье «Космос и палеонтология» Иван Ефремов, вслед за Циолковским, рассуждает о множественности населённых миров и принимает не слишком популярную тогда теорию о схожести форм мыслящей жизни. Разумных медведей, думающих камней или человекообразных крокодилов, по мнению Ефремова, быть не может. Он доказывает это со страстью художника и аргументацией учёного.

«Размахи витков спирали жизни – утверждает Ефремов – по мере хода времени становятся всё меньше, и спираль скручивается теснее. Не отражена ли здесь некая общая закономерность развития Вселенной». Та же мысль подхватывается в небольшой повести «Сердце Змеи»… [T.10.CLXXV]

…его произведения, так или иначе, касаются темы полёта. Они автобиографичны, и почти всё творчество Баха – это мистика, которой окружены не только произведения американского писателя, но и легенды создания их.

Ричард БАХ (Richard Bach), американский писатель: «Кто-то сказал: «Профессиональный писатель – это любитель, который не бросил писать». Всё дело здесь в практике и, конечно, нужно следовать хорошим примерам. Для меня прекрасным примером был Толстой. Мне понравилось, что он как бы включил меня в историю: сначала мне казалось, что там так много героев, но со временем я узнал их всех». [T.10.LXXXIII.4]

Психолог Ирина Гальперина пытается разгадать, каким образом писатель превращается в пророка.

Ирина ГАЛЬПЕРИНА: «Когда человек решает, ну, например, математическую или физическую задачу, у него задействована только небольшая (локальная) часть головного мозга. А вот когда человек пишет свой рассказ, у него участвуют практически все участки головного мозга».

Мнение психолога подтверждают и данные нейрофизиологов, которые при помощи специальной техники исследуют деятельность головного мозга. Литературное творчество позволяет активизировать те зоны мозга, что обычно находятся как бы в режиме ожидания. [T.9.VI.2]

Юрий ПИВОВАРОВ, академик РАН, доктор политических наук, профессор, директор ИНИОН РАН: «Часто литераторы – мыслители, вот, как Карамзин, это одно и то же. Или как Достоевский, или как Солженицын, или как Толстой, или как Пушкин. Это часто одно и то же. Они учат власть. А что, откуда, почему это? Я хочу вам напомнить, что в православной культуре традиционной, помните, была такая фигура – старец? Это был такой очень… монах. Он не имел чины церковные особенно большие, монашеские. Но это был духовный человек, которого все очень уважали, которому была открыта какая-то истина, чувствовали все. И даже самые крутые цари, типа Ивана Грозного ездили к старцам, спрашивая их, как быть, и слушались, и боялись, и каялись, и исповедовались, и так далее. А вот уже в рамках светской культуры, культуры просвещения, культуры современной, нашей с вами, появляются фигуры таких вот светских старцев. Многие из них потом бороды такие завели. Карамзин-то ещё нет. И Гоголь, и потом уж и Толстой, и Достоевский, Александр Исаевич Солженицын. Они с бородищами, как старцы, явятся и будут такими старцами учить власть. Это всё начинается с Карамзина». [T.10.CI.15]

В XXI-м веке за эти строки («Тараканище») Корнею Чуковскому предписывают дар пророка, предвидевшего скорое восхождение Сталина. А в начале XX-го века в тех же словах Лев Троцкий увидел совсем другой смысл. «Чуковский ставит между собой и революцией старого заиконного национального таракана в качестве примиряющего начала. Стыд и срам! Стыд и срам!» Сам же Корней Иванович от завуалированных намёков в своих произведениях пытался откреститься: «В каком унижении находится детский писатель, если имеет несчастье быть сказочником: его трактуют как фальшивомонетчика и в каждой его сказке выискивают тайный политический смысл». [T.10.LI.24]

Я рад каждому, кто меня как-то понимает и кому я могу что-то дать. Но нельзя корректировать свою работу в зависимости от читательских отзывов. Кто делает что-то в искусстве – должен быть принят теми, кто в нем менее компетентен, чем автор. Следуя пожеланиям и взглядам читателей, я низведу свою компетентность до уровня людей некомпетентных, непрофессионалов, – что же нового я смогу им тогда дать, если стану писать так, как они уже знают (коли советуют)? Понимание писателя читателем обогатит читателя; следование писателя за читателем обеднит обоих. Увы – мы пережевываем сейчас эту банальную истину только по дилетантству задавшего вопрос.

Михаил ВЕЛЛЕР [B.94.6]

Писатель пишет, потому что не может не писать. Читатель читает, потому что не может не читать. А филолог толкует текст, потому что это его работа. Ведь не всё, что знает писатель, понятно читателю.

В текстологии возник новый объект исследования – «Советские реалии в литературных произведениях».

Итальянский писатель и литературный критик Умберто Эко дал определение двух видов образцового читателя – наивный и искушённый. Первый в тексте, или по метафоре Эко нарративном лесу, видит только деревья-фабулы и хочет знать, чем закончится история. Второй бродит по тексту, рассматривая мхи аллегорий и ветви сравнений, с наслаждением дыша атмосферой подтекста и контекста, но даже он встречает непонятности.

…не были понятны читателям, и, следовательно, они не уловили сверхсмыслы, которые писатель хотел донести. Какой же комментарий нужен, чтобы всё стало понятно?

Нина ЧУЛКИНА, доктор филологических наук: «Можно это делать с опорой на представление о структуре языковой личности, которая складывается из трёх уровней. Один из них – вербально-семантический, то есть это слова и словосочетания какие-то устойчивые. Значит, соответственно и комментарий должен оперировать вот к таким словам. Другой уровень связан со знаниями о мире, то есть когнитивный уровень. Тогда здесь, конечно, нужно вводить представления о каких-то ключевых концептах, понятиях и так далее. Третий – наивысший уровень – мотивационный, или прагматический – самый трудный для толкования, потому что он связан с объяснением вот именно целей и мотивов, порождений тех или иных текстов и поведения персонажей».

Комментарий не может быть больше текста… [T.10.I.20]

Юрий ПОЛЯКОВ, кандидат филологических наук, главный редактор «Литературной газеты»: «Писатель – это не тот человек, который пишет, а тот человек, которого читают: если ты умеешь писать так, что тебя читают не в результате массированной рекламы, навязывания через какие-то мифологические шорт-листы и так далее, а вот просто потому, что это нравится читателям…» [T.10.DXV.1]

προ-φήτης, дор. προφάτᾱς, ου (φᾱ) ὁ 1) истолкователь, выразитель воли богов (π. Διός Pind.; Βάκχου π. Eur.): τῶν Μουσῶν προφῆται Plat. толкователи воли Муз, т.е. поэты; 2) толкователь, комментатор (τῶν Πύρρωνος λόγων Sext.): ἐγὼ π. σοι λόγων γενήσομαι Eur. я буду тебе обо всём рассказывать; 3) перен. вестник или певец (τέττιξ θέρεος π. Anacr.); 4) прорицатель (δόμων προφῆται Aesch.); 5) пророк NT. [B.169]

I μουσο-ποιός 2 творящий песни, изливающийся в песнях (μέριμνα Eur.). [B.169]

II μουσοποιός ὁ и ἡ поэт (преимущ. лирический) Her., Theocr., Eur. [B.169]

I μουσο-πόλος 2 общающийся с музами, служащий музам, т.е. поэтический (οἰκία Sappho; στοναχά Eur.; χεῖρες Anth.). [B.169]

II μουσοπόλος ὁ песнопевец, поэт Eur. [B.169]

μοῦσα, эол. μοῖσα, дор. μῶσα, лак. μῶα ἡ (gen. pl.: эп. μουσάων, дор. μουσᾶν или μοισᾶν) 1) муза (женское божество искусства; вначале их считалось три: Μελέτη, Μνήμη и Ἀοιδή, но уже у Hom. их девять: Κλειώ - истории, Εὐτέρπη - лирической поэзии, Θάλεια - комедии, Μελπομένη - трагедии, Τερψιχόρη - пляски, Οὐρανία - астрономии, Ἐρατώ - любовной поэзии, Πολύμνια - гимнической поэзии и Καλλιόπη - эпической поэзии; все они считались дочерьми Зевса и Мнемосины: Μοῦσαι Διὸς θυγατέρες Hom.); 2) музыка, пение (μ. στυγερά, μ. εὔφημος Aesch.): μοῖσαν φέρειν Pind. петь; 3) речь, слова: τίς ἥδε μ.; Eur. что это за речь?; 4) искусство, поэзия: μούσης λέξις Plat. поэтическое выражение; 5) образование, учёность, просвещённость (τοῦ Εὐθύφρονος Plat.). [B.169]

Александр ГЕНИС, русский американский писатель, эссеист, литературовед, критик, радиоведущий, культуролог: «Я стал себя называть писателем только тогда, когда научился переводить это слово с английского языка: по-английски «writer» – это техническая профессия – это человек, который умеет манипулировать словами, человек, который знает, как обращаться с языком, который делает «вещи» из языка. Вот это уже ближе, это уже ремесло – изготовлять вещи из слов, – чтобы они беззвучно кликали, пока все слова не станут в таком порядке, в котором их нельзя пересказать: можно только процитировать. Точность – главный критерий мастерства: и, вот, анекдот – попробуйте пересказать анекдот своими словами – только идиоты это делают, потому что анекдот нужно процитировать, стихи нужно процитировать, хорошую прозу можно только процитировать. И этому учат. Это то «Ремесло», которым я занимаюсь.

…мы живём в страшное время «Инфляции информации». Мы живём в страшное время, когда эрудиция превратилась в ничто: включаешь интернет, и все всё знают. И в этот момент стало главным, как ты обращаешься с информацией.

Писатель – это трансформатор: с одной стороны Мир, который посылает эти вот сигналы, информацию, так сказать писателю, а с другой стороны выходят эмоции. Что происходит внутри – никто не знает – потому что это «Чёрный ящик». «Чёрный ящик» – это Я…» [T.10.CCCXXXVIII.1]

Я слушаю Бубешра с удивлением: «фаль» – пророческий дар ясновидения – приписывали поэтам Аравии ещё до ислама. Умеющий нанизывать слова на нитку размера и бесконечно перебирать повторяющиеся созвучия считался не просто стихотворцем, а ведуном, которому известно прошлое и будущее. Позже, когда искусство рифмовать превратилось в придворное ремесло, о фале говорили всё реже и реже. Неужели в Хадрамауте ещё совсем недавно признавали за поэтами этот дар?

– Фаль сохранился и по сей день, – улыбается Абд аль-Азиз.

М. РОДИОНОВ, кандидат исторических наук [A.321]

*

Bernard Melguen, writer, lecturer: «Реальность непостижима: никому не дано познать сущность – окружающий мир всегда ускользает от нашего понимания. Мы пытаемся объяснить и разгадать его с помощью разных кодов. Один из этих кодов – наука, другие – поэзия и мифология». [T.10.DLXXV.1]

**

**

Андрей ЗУБОВ, доктор исторических наук: «…замечательный юный, умерший неполных двадцати девяти лет, но, безусловно, абсолютно гениальный мыслитель и поэт Новалис, барон Фридрих фон Харденберг говорил: «Поэзия зализывает раны, нанесённые интеллектом. Поэт лучше учёного, потому что он понимает природу».

В искусстве романтиков форма вторична содержанию и смыслу. Красота бесформенного привлекает…» [P.125.163]

А мы баюкаем внучат

И ходим на собрания,

И голоса у нас звучат –

Всё чище и сопраннее!..

На магнитофонных плёнках она встречается редко: нам известно лишь четыре её оригинальные фонограммы. Текст её стабилен, лишь в одной строке есть равноправный вариант: «А нам – и слава и почёт…». В первую очередь песня интересна своей финальной рифмой собрания – сопраннее, которой автор, кстати, очень гордился. И гордиться было чем: это он впервые в русской поэзии употребил эту рифму, для чего и изобрёл окказионализм.

«…Как известно, сейчас уже очень трудно открывать новые рифмы – все поэты перешли на корневые и ассонансные, – а новую чистую рифму открыть почти невозможно. Мне кажется, что я вот в этой песне открыл новую чистую рифму» (А. Галич, 1968) [P.154]

Quincy Troupe, Poet: «Кто-то сказал мне однажды «Проза – это своего рода вино, а поэзия – коньяк. Оба созданы из винограда, но поэзия более концентрированная, она сильнее…» [T.13.XXVIII]

Владимир КОЗЛОВ, литературовед, доктор филологических наук: «…лирический субъект – это не такой субъект, как в эпическом произведении. Очень часто лирический субъект трактуется как некая индивидуальность, особенно индивидуальность поэта. Но, на самом деле, в лирике сохранилась одна из древних форм синкретизма: об этом писали литературоведы. И лирика вышла из ритуала: есть формы литературные, которые вышли из обряда. И благодаря тому, что обряд соединял в себе самые разные аспекты человеческой деятельности, в лирике сохранился вот этот самый субъект, который не совсем индивидуален. Очень важно понимать, что вот это совпадение индивидуального и неиндивидуального – это отличительная метка мира лирического произведения.

В античности даже существовало такое понятие, как «голос хора»: во многих драмах хор представлял собой субъект, который высказывается по ряду тем, которые излагаются в драме. И, вот, хоровой характер лирического субъекта – это то, что должно быть зафиксировано. То есть, когда мы видим героя, когда мы видим некое «Лирическое Я», мы должны понимать, что «Я» совмещает в себе позиции автора и героя, и потому это уже такое нечто, какое-то коллективное образование. Это остаток древнего хора.

И представьте, что поэт, который высказывается, он фактически занимает некую «хоровую» позицию. И это вещь, которая объяснена научно: это не метафора. Это структура субъекта в лирике. При этом формы присутствия лирического субъекта в лирическом тексте могут быть разными…» [P.125.273]

«Музыка – сестра поэзии» – как-то сказал Андрей Вознесенский. Его стихам созвучны и рок-баллады Стаса Намина, и оригинальные зонги Микаэла Таривердиева, проникновенность песен Раймонда Паулса и пронзительные интонации в рок-опере Алексея Рыбникова, новизна музыки Родиона Щедрина и драматизм, мудрость Дмитрия Шостаковича.

Зоя БОГУСЛАВСКАЯ, литературный критик, искусствовед, вдова Андрея Вознесенского: «Он обожал музыку, любил её несказанно. Его знаменитый слоган был: «Пишу стихи ногами». Это значило, что Андрей Андреевич отбивал ногами ритм. Его самое комфортное сочинение стихов было, если он был полностью один, если это было шесть утра, если он шёл по полю или в горах, где-то, но он должен был быть в полном одиночестве. И это и было его состояние вдохновения, эйфории, самовозбуждения. И, вдруг, музыка…» [T.10.DCXL.2]

Леонов Леонид Максимович, советский писатель, Герой Социалистического Труда: «…и так как я считал всегда литературу как процесс мышления, прежде всего, и в особенности в этот период, в который мы живём, потому что среди тех трактовок художника, литератора, которые я иногда допускал в статьях, или, как толмача, который переводит события, очень большие, крупные события, невидимые, неведомые, переводит на язык читателя, делает доступным, и другое. Я настаивал бы на нём толкование писателем, в том смысле, как это называлось раньше в латинском языке одним и тем же словом «vates» обозначался пророк и поэт. Я думаю, что в этом плане, я бы обозначил роль писателя, как следователя по особо важным делам человечества». [T.10.DCVIX]

*

Леонид МАЦИХ, кандидат филологических наук, доктор филологии и теологии (PhD): «…именно из среды переписчиков выделился слой людей, которые стали называть себя «пророки». И это тоже чисто иудейское нововведение. Ни в одной религии до этого пророков не было. Иудаизм, видите, чем интересен? В мир религий древнего Ближнего Востока он внёс абсолютно новые черты: нигде не было опоры на текст, нигде не возникло прослойки переписчиков с такими правами и с таким уважением, и нигде не возникло это пророческое сословие. Пророков мало, как поэтов, но это – соль земли. И пророки отличались от людей всем.

Поэт должен выделяться, и это считалось само собой разумеющимся. Последним таким поэтом был, видимо, Бодлер во Франции. …человек, который вёл себя совершенно асоциально – поэт не должен к социуму принадлежать.

Поэт должен быть рассеянным, жить в каком-то ином мире. Пророк такой же. На пророке – Дух Божий, «руах ха-кодеш» – Святой Дух. Это выражение стало очень популярным, оно из иудаизма перешло в христианство. Святой Дух – поначалу это не было ни с каким голубком связано. Святой Дух в иудаизме – это такая передаточная субстанция между Богом и людьми». [B.141.12]

**

**

Числа поэтов

Не пытались ли вы когда-нибудь переложить стихами таблицу логарифмов или синусов? Сделайте такую попытку, и вы увидите, что это не так-то просто. Числа слишком грубы, слишком прозаичны и, кроме того, у них нет никаких или почти никаких синонимов. Поэтому писавшие в стихах индийские астрономы заменяли числа словами. Вместо 1 писали например śaši – луна, потому что существует только одна луна. Вместо 2 писали «глаза», «руки» или «крылья», вместо 3 – «пламя», потому что в мифологии существуют 3 огня, или «братья», потому что у Рамы было три брата, и. т. д. Это совершенно так же, как если бы мы говорили «музы» вместо 9 и «грации» вместо 3; каждый хорошо знает, что это значит.

Большие числа начинали произносить, называя сперва единицы, потом десятки и т. д., т. е. совершенно противоположно тому, как это делаем мы. Нули также получали название, например 1021 можно было записать так:

Таким образом индусские астрономы и заучивали наизусть целые таблицы синусов.

Древнейшие из известных нам произведений, где именно так, в стихах, и даны таблицы синусов, является знаменитая «Sûrya-Siddhânta», стандартное руководство по индийской астрономии вплоть до настоящего времени. Это произведение появилось не позже первой половины 6-го века, когда Varāha-Mihira писал свою сводную работу, в которой он цитирует пять астрономических руководств (сиддханты). Среди них упоминается также «Pulisa- Siddhânta», которая производит впечатление чего-то более примитивного, чем «Sûrya-Siddhânta», но в которой (если судить по цитате у Бхаттотпалы) также имелись ряды чисел-слов.

Затем они встречаются в «Agni-purâna» – сводном религиозном произведении, которое Pargiter считал возникшим в первые века нашего летоисчисления, но которое другие авторы считают значительно более поздним.

Заключение: мы не знаем точно, когда впервые начали употребляться числа-слова, но около 500 н. э. они несомненно были в употреблении.

*

Ариабхата и его числа-слоги

Около этого времени жил также Ариабхата, самый древний астроном и вычислитель, которого мы еще можем датировать. Ему, по его собственным словам, в 499 году было как раз 33 года. Он тоже знал таблицы синусов, но пользовался другим, не позиционным обозначением чисел. В качестве примера мы даем число 57 75 33 36 (число оборотов Луны за 432 000 лет) в обозначениях Ариабхаты:

Слоги с буквой «a» выражают единицы и десятки, слоги с буквой «i» – сотни и тысячи, и т. д. Двадцать пять согласных от «k»; до «m» имеют значения от 1 до 25, например, c = 6, g = 3, n = 5, ch = 7. Восемь остающихся согласных от «y» до «h» имеют значения 30, 40, … 100. Гласные a, i, u, l и т. д. обозначают степени 100. Нуль в этой системе не нужен: недостающие разряды просто опускаются.

Бхаскара I, ученик Ариабхаты, ввёл улучшенную систему, которая является позиционной и обладает нулём и, кроме того, имеет ещё то преимущество, что даёт стихотворцу более свободы в выборе слогов, так что он может с бóльшим удобством удовлетворять требованиям стихотворного размера. Этот Бхаскара, по Датта и Сингху, жил около 520 года. Подобно Ариабхате, он начинает писать числа с единиц, потом пишет десятки и т. д., но его система является действительно позиционной: те же самые слоги, которые обозначают 4, могут также обозначать 40 или 400.

Таким образом, оказывается весьма вероятным, что около 500 года индийские астрономы и вычислители ввели позиционный способ обозначения. Первоначально они начинали с единиц. Первый, кто изменил порядок на обратный, был (насколько мы знаем) Джинабхадра Гани, который, по Датта и Сингха, жил около 537 года.

Ван Дер Варден Б.Л [B.157]

…что же я представлял собой по своим взглядам и по общественному поведению.

Самая короткая характеристика: «Член ВЛКСМ с (19)39-го года, член КПСС с (19)52-го. Член Союза советских писателей. Член редколлегии «Литературной газеты». Член Комитета по присуждению Ленинских премий. Как будто искренне писал о целине, о первых космонавтах, о Хрущёве. Не кривя душой, запятнал себя на веки позорным выступлением, когда топтали в ЦДЛ Пастернака за то, что тот не отказался от Нобелевской премии.

Вдруг звонят из Радиокомитета и просят, чтобы я выступил перед микрофоном 7-го ноября с Красной площади во время парада. Я в то время такие предложения воспринимал как почётное дело, как вот именно Благо: полторы-две странички текста, три-четыре минуты. Но ведь где! Когда! На фоне праздничного гула демонстрации, бравурной музыки и раскатывающегося «ура» Левитан своим знаменитым тембром произносит: «Рядом с нами находится писатель Владимир Солоухин. Предоставляем ему слово».

…в (19)57-м, ещё будучи разъездным очеркистом «Огонька», он написал «Владимирские просёлки» и сразу почувствовал себя невестой на выданье. Симонов звал его в «Новый мир», но в «Литературке» было меньше нагрузки. Его приглашали выступать, записали во всевозможные союзы. Появился спецбуфет, спецпайки, служебная машина, дача. Даже в общественном бассейне «Москва» был домик для своих с финской сауной и чешским пивом – социалистический рай.

«Стал на стезю «верной службы» – служи. Клюёшь с руки – отрабатывай корм. Очень скоро я увидел, что идеологическая служба в нашей стране хорошо поощряется, но за эти поощрительные блага нужно в свою очередь платить чистой валютой, то есть, совестью».

Некоторая ревизия современной действительности в душе была. Но она шла не дальше Сталина. Ленин – кристалл, чистота, идея, знамя. Дальше шло нечто столь отдалённое, столь исторически прошлое, столь потонувшее во тьме времён, что о чём же там думать? Вроде как ледниковый период. Где-то были там царь, Колчак, Деникин, с другой стороны – Чапаев, Фрунзе. Но ведь были и мамонты на земле, и всякие динозавры. Что-то произошло такое, что динозавры и мамонты вымерли, колесо истории сделало поворот. [T.10.CDI.60]

Михаил МЕЛЬНИЧЕНКО, кандидат исторических наук: «…если говорить о традиции европейской, из которой безусловно вырастает русскоязычный дневник, то дневники появились в тот момент, когда появилось какое-то значительное количество людей, умеющих писать, относительно дешёвые средства для того, чтобы заниматься самоописанием в письменном виде, и когда появилось некоторое внимание к собственной персоне.

Европейскую традицию дневника связывают с культурой протестантизма. То есть, первые дневники массово начали вестись протестантами. Частью протестантской культуры является коммерческая деятельность. И дневник рождается на стыке бухгалтерской книги и некоторых религиозных убеждений протестантов о необходимости возрастать в духовном совершенствовании.

Изначально дневник – это очень мужской жанр, в котором ты можешь документировать свою духовную жизнь. И с одной стороны, это даёт тебе возможность наблюдать её развитие. А с другой стороны, ты можешь показывать этот текст своему наставнику, или, если ты славный христианин, то твой дневник может стать учебником для тех, кто идёт по твоим стопам.

…в той степени, в которой мы считаем духовную жизнь интимной. Безусловно, в первых европейских дневниках не было места каким-то рефлексиям собственной сексуальности, или подробным описаниям того, что происходит во внешнем мире. Он сконцентрированы на внутренней жизни.

Но потом по ходу того, как европейская культура обращается к эмоциональной сфере человека, дневник очень сильно меняется. То есть, приходит романтизм, главным жанром литературным становится крупный роман, появляется читающее сообщество, появляется культ чувств. И дневниковый жанр уже начинает наполняться более привычным нам содержанием, связанным с эмоциями.

Если посмотреть распределение дневников по хронологии, то мы увидим большие пики ведения дневников. Это военное время, то есть, Гражданская война, Первая и Вторая мировая. Дело в том, что дневник – это жанр периода тяжёлых испытаний. Люди обращаются к дневнику во многом как к терапевтическому средству, чтобы справиться с переживаниями. Поэтому такие испытания, как войны, всегда дают большие всплески. И кроме того, дневники этих периодов скорее воспринимаются, как исторически значимые тексты и лучше сохраняются». [P.125.384]

Игорь ПЕШКОВ, доктор филологических наук: «Шекспировский вопрос» был связан с вопросом зарождения авторства в принципе: до Шекспира не было авторства в современном понимании этого слова. Это ключевой момент развития вообще всей западной цивилизации».

…как автором столь изысканных текстов смог оказаться сын перчаточника по фамилии Шакспер, не учившийся нигде, кроме школы в захолустном Страдфорде, и который занимался перепродажей ячменя, а также другими видами спекуляций и даже ростовщичеством.

Игорь ПЕШКОВ, доктор филологических наук: «Ну, никак вот эта биография не вписывалась в произведения «автора Шекспира». Человек с таким мелкобуржуазным кругозором, ну не мог он всё это написать.

Для него это было личным делом, но личное дело он напоказ выставлять не мог. Потому что, во-первых, ещё личность не сформировалась, то есть, ему нужно было ещё показать, что личность ценна вот этим, а у них тогда ещё было средневековое сознание: личность была ценна родом – тем, что у неё за спиной, а не тем, что она сама по себе. А она сама по себе вот то, что он написал вот эти произведения. Вот тут появилась личность, но эту личность нужно было скрыть». [T.10.I.29]

Борух ГОРИН, главный редактор журнала «Лехаим»: «Аркадий Александрович (Вайнер) как-то сам говорил, что советские детективы – это замечательный повод вставить свою мысль отрицательному персонажу: вот, он отрицательный – что с него возьмёшь. И поэтому у них так хорошо эти отрицательные персонажи помещались». [T.10.D.38]

1 - 2

ДАЛЕЕ