ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
ЗАРИСОВКИ К СТАРШИМ АРКАНАМ
АРКАН XIV. Deductio; Harmonia Mixtorum, Reversibilitas; Ingenium Solare; la Temperance (Воздержанность, Умеренность, Время); Иероглиф (плод, т.е. то, что вынашивается женщиной тринадцатого аркана).
con-ciliciātus, a, um [cilicium] одетый во власяницу, т. е. кающийся Tert. [B.32]
compūnctio, ōnis f [compungo] 1) укол, вкалывание, втыкание Ambr; 2) угрызения совести, раскаяние Vlg Eccl. [B.32]
revēlātio, ōnis f [revelo] 1) обнажение (pudendorum Eccl); 2) откровение Eccl. [B.32]
saccus, ī m (греч.) 1) мешок, сумка…; 2) вретище или власяница Eccl. [B.32]
*
σάκκιον, атт. σᾰκ(κ)ίον и σάκιον τό 1) небольшой мешок, мешочек Xen., Arph.; 2) скорбная одежда, вретище Men., Plut.: σ. ἔχων Plut. одетый во вретище; 3) ткань для процеживания, фильтр Diod. [B.169]
σάκκος, атт. σάκος (ᾰ) ὁ 1) грубая ткань Plut.; 2) мешок Her., Arph.; 3) шутл. длинная борода: σάκον πρὸς ταῖν γνάθοιν ἔχειν Arph. обрасти окладистой бородой; 4) вретище, рубище (ἐν σάκκῳ καὶ σποδῷ NT). [B.169]
Анна ШМАИНА-ВЕЛИКАНОВА, доктор культурологии, профессор Центра изучения религий РГГУ: «…дальше, как мы знаем, идут «исторические Книги». Евреи такого деления не знают: для них это Пророки. Пророки подразделяются на «ранних» и «поздних». «Ранние» пророки – это и есть исторические Книги. Это сочинения, где пророки действуют («человек божий» – Илья, Елисей), но ничего не пишут. А «поздние» пророки – это то, что называется и в христианской Библии «Пророческими Книгами» – это пятнадцать пророческих книг». [P.168/2]
…в народном творчестве он стал почти сказочным героем – библейский пророк – один из божьих избранников, возвещавших людям Его волю. Пророчество, по словам апостола Павла, никогда не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые божьи человеки, будучи движимы Духом святым. Точное число «божьих человеков» неизвестно, но примерно за полторы тысячи лет от Исхода евреев из Египта до Рождества Христова их насчитывается всего лишь около пятидесяти. Они были провозвестниками грядущих событий, истолкователями Слова божия, проповедниками, писателями. В ветхозветной части Священного писания шестнадцать пророческих книг. Четырёх пророков, написавших значительные по объёму книги, – Исайю, Иезекиля, Иеремию и Даниила – называю «великими». В отличие от них «малые» пророки оставили после себя книги меньшего объёма. Многие речи пророков начинаются словами: «Так глаголет Господь…»
Анна ШМАИНА-ВЕЛИКАНОВА, доктор культурологии, профессор Центра изучения религий РГГУ: «…призвание пророка, как его описывает Пушкин, несколько напоминает шаманскую инициацию: человек умирает – «как труп в пустыне я лежал». Но эта смерть, она же – и второе рождение. Он становится другим: он больше не может лгать. Это то очищение уст, которое проходили все пророки Древнего Ближнего Востока. Это реальная инициация: «горящие перья» или «горящий уголь» вкладывали в рот, чтобы выжечь из него возможность лжи.
…здесь наследство прошлого – ханаанских, моавитских пророков. Это были группы профессиональных предсказателей-шаманов, которые приводили себя в исступление определённым образом, и в исступлённом состоянии отвечали на заказ, на вопросы о будущем. И какую-то часть этой своей культуры они передали израильским пророкам.
С другой стороны, пророк Амос – а это первый израильский пророк, о котором мы что-то знаем – на слова, обращённые к нему Первосвященником Израильского храма «иди к себе в Иудею, там ешь хлеб, там пророчествуй. А здесь не пророчествуй, потому что здесь Дом царский», он отвечает: «Я – не пророк, и не сын пророка. Я был пастух». А, на самом деле, в подлиннике сказано «прасл» – «торговец крупным рогатым скотом». «…и собирал сикоморы, но Бог взял меня от стад, и сказал пророчествуй». И он подкрепляет это пророчеством, говоря «лев рычит – кто не устрашится? Бог призовёт – кто не станет пророком?» И мы видим в этом смысле вся палитру возможностей. Исайя, который вызывается сам, – аристократ, скорее всего из Давидова рода, из царского. Иеремия – священник, который совсем не хочет, и говорит «я пытался его удержать, но оно было как горящий уголь (это Слово божие) в моих устах. И оно вырвалось из меня». И Амос, который «неизвестно кто»: Бог позвал его, и он идёт». [T.4.III.3]
В других христианских текстах есть устрашающие упоминания о приближающемся Конце Света. Одним из таких текстов является Книга Откровения. Это последняя часть Нового Завета. Её авторство приписывают Иоанну Богослову, написавшему её примерно в 96-м году нашей эры.
Dr. Mark Hitchcock, leading Bible prophecy expert, senior pastor (ведущий эксперт по библейским пророчествам, старший пастор): «Книга Откровений состоит из четырёхсот четырёх глав, в которых по общему мнению заключены пятьсот пятьдесят пророчеств Старого (Ветхого) Завета. Эту Книгу назвали Большим Центральным вокзалом Библии, куда приходят все поезда с мыслями, то есть можно считать её кульминационной точкой всех пророчеств». [T.11.VI.3]
Откровение Иоанна Богослова название последней книги Нового Завета (в Библии). Часто также упоминается как Апокали́псис (редк. Апока́липс, с прописной буквы, от греч. ἀποκάλυψις – раскрытие, откровение).
Христианская традиция приписывает авторство этой книги апостолу Иоанну Богослову. Это мнение издавна подвергается сомнению, поскольку проблематика и стиль изложения Апокалипсиса значительно отличается от «Евангелия от Иоанна» и Иоанновых посланий.
По содержанию и своему стилю «Апокалипсис» резко отличается от других текстов Нового Завета, там излагается полученное Иоанном от Бога откровение. Посредством видений Иоанну открылось предстоящее рождение антихриста на Земле, второе пришествие Иисуса Христа, конец света, Страшный суд. [P.100.12]
Книга Откровения – самая противоречивая книга Библии. На её страницах мрачные предсказания Апокалипсиса. Но говорит ли Книга о будущем, о том, что нас ждёт?..
Prof. Marvin Meyer, Chapman University: «Апокалиптические тексты используют понятия своего времени, так новозаветный Апокалипсис обращён к эпохе Римской империи. Речь идёт о римском мире, о проблемах этого мира, а также о надежде, котрая должна была вдохновлять христиан, преследуемых в ту эпоху. Я твёрдо убеждён, что Книга Откровения должна восприниматься нами как древний апокалиптический текст, именно древний текст. Он дошёл до нас из прошлого и относится к нему. Обычно тексты апокалиптического содержания появлялись в трудные времена, тогда, когда люди переживали всевозможные тяготы и нуждались в опоре. Именно поэтому они преисполнены надежды, в них есть ответ на вопрос «Как справиться с проблемами настоящего?» и предсказание лучшей участи».
Prof. Lawrence H. Schiffman, New York University: «Данный текст нельзя понимать буквально, он глубоко символичен. Люди так хотят увидеть исчезновение из Мира Зла, что они готовы верить в принцип «Deus ex machina» (лат. «Бог из машины»), то есть в то, что Господь вмешается в историю. Лично. А отсюда и идея Апокалипсиса – некоей Великой Войны, которая случится в Конце Времён, и благодаря которой станет возможным очищение Мира, к которому всегда призывает религия, любая».
Откровение насыщено символикой, это вызывает путаницу.
Dr. Lee Quinby, Zicklin Chair, Brooklyn College: «Это как сон, когда мы видим большое количество образов, не имеющих ясного смысла, они ни как не связаны между собой. В Книге Откровения встречаются описания чудовищ, выходящих из моря, красного дракона, воинов Мессии и всевозможных бедствий».
Книга называется «Раскрытие» или «Откровение», но многим она известна под греческим переводом этого слова – «Апокалипсис». Автор именует себя Иоанном. Ранние христиане считали, что это апостол Иоанн…
Prof. Carole R. Fontaine, Andover Newton Theological School: «Греческое слово «Апокалипсис» означало не более чем «раскрытие» – раскрытие тайны, доступной лишь божеству. Но в современном употреблении оно стало обозначать Конец Времён, так для нас это понятие ассоциируется с Книгой Откровения».
Dr. Ron J. Bigalke Jr., Assoc. Professor, Tyndale Theological Seminary: «Примерно двадцать семь процентов текста Библии имеет пророческий характер. Лично я не представляю, как можно трактовать Библию иначе как буквально…»
Но христианские богословы призывают понимать текст менее буквально.
Prof. Catherine Keller, Drew University: «Вокруг текста возникло слишком много его толкований. Об этом нужно помнить, как и о том, что толкования, зачастую, очень вольные? И они не имеют ничего общего с самим оригиналом».
Dr. Greg Carey, Lankaster Theological Seminary: «В современной культуре Апокалипсис ассоциируется с неким катаклизмом, несущим гибель человечеству. В нём видят предсказание будущего. В свою очередь в научном мире Книга Откровения рассматривается в контексте событий её эпохи. Это призыв сохранять веру, адресованный ранним христианам, жившим на территории Малой Азии в конце первого века нашей эры».
Dr. Lee Quinby: «Остров Патмос отличается унылым ландшафтом, который создаёт ощущение одиночества и скорби».
Dr. Greg Carey: «Идея Вознесения возникла в связи с популярным в наше время предположением, что Мир катится в Бездну. И это будет продолжаться до самого Второго Пришествия. Откровение всегда привлекало людей, ожидающих приближения скорого Конца Света. Благодаря её образам, которые так символичны всегда находилась возможность привязать содержание Книги к существующим обстоятельствам».
До прихода Царствия Божия Откровение всё также будут обсуждать. Возможно потому, что создание Книги – тайна не меньшая, чем её содержание. И даже личность автора остаётся загадкой.
Dr. Greg Carey: «Мы не знаем, кто написал большую часть Нового Завета. Для ранних христиан и иудеев обычной была практика писать от имени знаменитых проповедников».
Ранние христиане верили в то, что Откровение написано апостолом Иоанном. Иоанн известен как автор одного из Евангелий. Существует предположение, что автором Откровения является иной Иоанн. Первый довод – это стиль. Евангелие от Иоанна кардинально отличается от Книги Откровения по стилю.
Dr. Alan J. Meenan: «Тот греческий, на котором написано Евангелие, – это чистый и простой язык, тогда как язык Книги Откровения грубый и жёсткий».
Второй довод – хронология. Книга Откровения была написана примерно в девяносто пятом году. К тому времени апостол Иоанн был столетним старцем, а, скорее всего, уже мёртв. [T.17.XXI.3]
…редкая вещь показывает мрачное настроение Средневековья так, как манускрипты «Откровения» – Книги могущественной и загадочной.
Prof. Bernard McGinn, University of Chicago: «В начале двадцать первого века люди, по прежнему, готовы толковать «Откровение» буквально. По некоторым вопросам немалая часть, если не большинство американских верующих, ждут возвращения Иисуса при своей жизни. Толкование Апокалипсиса – это, отчасти, знак кризиса – знак надежд на то, что развязка, конец истории близится. Но некоторые считают, что исход ещё далеко, другие говорят, что он вот-вот наступит.
Представить Апокалипсис как иллюстрированный роман – интересная идея, и она отлично вписывается в современную нам культуру. «Откровение» обращается к воображению читателя, поэтому его иллюстрировали чаще всего. Апокалипсис произвёл мощнейший эффект на искусство и литературу». [T.10.CCCLXXXI.5]
Не так всё это было, совсем не так.
А потом появился Назаретянин (тот, которого тогда и потом все называли Назаретянином), и Иоанн отдался ему всей душой. Он стал учеником его, и телохранителем, и снабженцем, когда это требовалось, – иначе говоря, он стал апостолом его, одним из двенадцати и одним из двух любимых. Вторым любимым был Пётр.
В традиции Пётр представляет экзотерическую, всенародную сторону христианства – исповедание веры, данное всем и каждому. Иоанн же – эзотерическую сторону, то есть мистический опыт, открытый лишь избранным, немногим. Поэтому церковь всегда стремилась дополнить начало Петра началом Иоанна, а еретики – гностики второго века, катары одиннадцатого-тринадцатого веков – всячески противопоставляли Иоанна Петру. Всё это домыслы, и всё это совершенно неважно. Главное и единственное зерно истины здесь – противопоставление.
Они на самом деле не любили друг друга. Иоанн не любил Петра, потому, что не верил ему (как показали события – справедливо). Пётр же попросту ревновал, он никак не мог понять, почему Учитель ставит на одну доску с ним, смирённым, просветлённым и безгрешным Петром, этого буйного, злоязычного, не расстающегося с оружием греховодника.
Пётр был солиден и степенен. Иоанн был дерзок и резок.
Пётр был велеречив и многоглаголен. Иоанн был зубоскал и ругатель.
С Петром Учителю было легко. С Иоанном ему было надёжно.
Именно Иоанн возлежал на груди Учителя во время той последней трапезы, и это вовсе не было проявлением сентиментальности – просто помстилось ему вдруг, что вот-вот тоненько взвякнет в кустах за окном тетива и стрела вонзится в сердце любимого человека. И он заслонил собою это сердце и, слушая биение его, вдруг с ужасом ощутил, как страшное знание предстоящей муки, переливается в него, Иоанна, страшным, мучительным предчувствием, обессиливающим и не оставляющим надежды.
…он должен был умереть этой же ночью, попросту истечь кровью, но добрые люди подобрали его в придорожной канаве, и каким-то чудом он сумел выжить. Слово «чудо» употребляется здесь не как фигура речи, он совершенно уверен, что спасло его именно чудо, мистическое вмешательство, – первое мистическое вмешательство в его жизнь. (С именем Иоанна традиция всегда связывала мистические мотивы. Византийские авторы прилагали ему слово «мист», церковно же славянские – «таинник».) Через два месяца после гибели Назаретянина, когда Иоанн кое-как, на карачках, впервые выполз на солнышко погреться, его нашёл Иаков Старший. «Всё, – сказал матёрый разбойник. – Хватит дурью маяться. Пошли, там у меня повозка». С этого момента и на некоторое время Иоанн перестал быть христианином. Наверное, его следовало бы назвать отступником. На самом деле никакого отступничества в строгом смысле этого слова не было. Просто от горя и отчаяния он потерял какую бы то ни было перспективу и пустился во все тяжкие.
…никаких иных желаний у него не возникало. Собственно, он был счастливейшим человеком своего времени: ему не надо было работать, и всё, чего он желал, было у него под рукой.
Вокруг него ничего не происходило.
Зато внутри него происходили вещи, поистине поразительные, и он с тревогой и изумлением впитывал их в своё сознание часами напролёт, валяясь на шкурах в убогом шалашике. Началось это, несомненно, от римского яда, когда он трупом плавал в луже собственной блевотины на полу экзекуторской. Это продолжалось сквозь нестерпимую боль, когда его варили у Латинских ворот. И с тех пор это не прекращалось. Были ли это голоса, теперь уже вполне ясно и внятно рассказывающие ему о принципах и законах бытия? Возможно. Возможно, это были именно голоса. Были ли это видения, яркие и огромные, видения того, что было, того, что будет, того, что есть? Да, очень может быть. Он видел. Он видел, он обонял, он осязал, он ужасался и восторгался. Но он не участвовал.
Долгое время он думал, что это боги говорят с ним, что они готовят его к какому-то великому деянию и наделяют его для этого нечеловеческим знанием, – всезнанием наделяют они щедро его. Но по мере того, как сознание его наполнялось, по мере того, как вселенная вокруг него и в нём самом становилась всё огромнее, всё понятнее, всё яснее в своих неисчислимых связях, протянутых в прошлое и будущее, всё проще в своей неизречённой сложности, – по мере того, как всё это происходило, он всё твёрже укреплялся в мысли, что никаких богов нет и нет демонов, и нет магов и чародеев, что ничего нет, кроме человека, мира и истории, и всё то, что озаряет его сейчас, идёт не извне, а изнутри, из него самого, и что никаких таких особенных деяний не предстоит ему, а предстоит ему просто жить вечно, со всей вселенною внутри.
…а попросту Иоанном Боанергесом – диким, хищным, простодушным галилеянином, не знающим грамоты и живущим только пятью чувствами и тремя вожделениями. Даже память об Учителе уже потускнела в нём, оставив лишь смутное ощущение неопределённой ласковой теплоты.
Он никогда не мог похвастаться хорошей памятью, если это не касалось мести и ненависти. В часы бодрствования сверхзнание его спало в нём, как Левиафан в толще вод, и если бы в такие часы его спросили, например, почему восходят и заходят небесные светила, он просто не понял бы вопроса. И если бы самому ему пришло в голову задаться вопросом, почему, например, дети похожи на родителей, он бы только подивился неожиданному баловству мысли, узревшей вопрос в естественном порядке вещей, а искать ответ он бы даже не попытался.
Знание просыпалось в нём неожиданно и всегда помимо воли. Как правило, это случалось в минуты крайнего раздражения, когда настигали его приступы нетерпимости к людям, к их глупости, к их самоуверенной болтливости, к их рабскому наслаждению собственным ничтожеством перед высшими силами – богами, жрецами или властями, – к их животному.
…они не поняли его. Он стал кричать. Он бил кулаками в каменистую землю. Он сплетал и расплетал пальцы, силясь продемонстрировать механизмы. Он заикался, как паралитик. Он заплевал себе всю бороду. Пастухи в ужасе разбежались, и он остался один – только Прохор рядышком с привычной сноровкой орудовал стилем по мятому листу грязноватого пергамента. Иоанн заплакал, швырнул в него головешкой и упал лицом в землю.
Ему пришлось учиться рассказывать. Он оказался способным рассказчиком. И очень скоро обнаружилось в нём четвёртое вожделение: жажда делиться знанием. Это было что-то вроде любви. Здесь тоже нельзя было торопиться, а надлежало быть (если хочешь получить исчерпывающее наслаждение) обстоятельным, вкрадчивым, ласковым и нежным к слушателю. Приступы внезапного раздражения его против людской тупости, самодовольства и невежества не прекращались, но теперь сверхзнание его уже не нуждалось в них, чтобы изливаться совершенно свободно. Теперь ему достаточно было лишь корректной оппозиции. Это заставляло Иоанна искать партнёров.
Он сильно переменился к интеллигенции. Ему стали нравиться люди начитанные и исполненные любопытства к окружающему миру. Разумеется, с его высоты начитанность их представляла собою всего лишь систематизированное незнание, более или менее сложный комплекс неверных, ошибочных или неточных образов мира, но образование вооружило их логикой, скепсисом и пониманием извечной невозможности объять необъятное.
Он стал своим человеком в колонии прикахтов.
А Прохор всё записывал.
Но было бы неправильным утверждать, будто Прохор записывает каждое слово своего возлюбленного пророка, хотя сам-то Прохор был искренне уверен, что ни единое слово не пропало втуне. Он начал записывать на галере, которая везла их на Патмос, мечущегося в бреду Иоанна, с которого кожа слезала, как со змеи. На Патмосе, пока сверхзнание вызревало в нём, Иоанн-Агасфер разговаривал во сне. Прохор записывал и эти речи – горячечные беседы Иоанна с воображаемыми богами.
Он записывал, когда взбешённого Иоанна рвало знаниями перед перепуганными пастухами. Он записал диспут Иоанна с Плинием Старшим, высадившимся на Патмосе проездом, чтобы забрать помилованного вождя германцев. И диспут с Юстом Тивериадским, прибывшим на Патмос специально встретиться с удивительным учёным. И ещё многие и многие диспуты записал он, пока сам не научился умело заданными вопросами побуждать к извержению вулкан знаний своего пророка.
Так рождался АПОКАЛИПСИС, «Откровение Иоанна Богослова», знаменитый памятник мировой литературы, который сам Иоанн-Агасфер называл не иначе, как кешер (словечко из жидовской фени, означающее примерно то же самое, что нынешний «роман», – байка, рассказываемая на нарах в целях утоления сенсорного голодания воров в законе). Ибо между тем, что рассказывал Иоанн, и тем, что в конечном счёте возникало под стилем Прохора, не было ничего общего, кроме, может быть, страсти рассказать и убедить.
…говорил, бредил и рассказывал, естественно, по-арамейски. На арамейском Прохор был способен объясниться на рынке, и не более того. Писал же он и думал, естественно, по-гречески, а точнее – на классическом койне
…поминутно не хватало слов, чтобы передать понятия и образы, составляющие его сверхзнание, и ему всё время приходилось прибегать к жестам и междометиям. Сознание его вмещало всю вселенную от плюс по минус бесконечности в пространстве и времени, и как ему было объяснить молодому (а хотя бы и пожилому!) уроженцу Херонеи, сыну вольноотпущенника от иберийской рабыни, что такое: пищаль…
Он всего лишь ЗНАЛ о ник, он только имел представление о них и о связях между ними. Однако Прохор был великий писатель и, как все великие писатели, прирождённый мифотворец. Воображение у него было развито превосходно, и он с наслаждением и без каких-либо колебаний заполнял по своему разумению все зияющие дыры в рассказах и объяснениях пророка.
…Прохор изначально убеждён был в том, что перед ним действующий пророк во плоти.
…Прохор же записывал пророчества. Смутность, непонятность и бессвязность Иоанновых рассказов только укрепляли его в убеждении, что это, конечно же, и именно пророчества. И задачу свою он видел в том, чтобы растолковать, привести в систему, расставить по местам, связать воедино. Он вычленял главное, он безжалостно отсекал второстепенное, он искал и находил всем доступные образы, он обнаруживал и выявлял смысл, а когда он считал необходимым, то скрывал смысл, он выстраивал сюжет, он выковывал ритм, он ужасал, вызывал благоговение, дарил надежду, ввергал в отчаяние…
В результате он создал литературное произведение, обладающее совершенно самостоятельной идейно-художественной ценностью. Как и большинство крупных литературных произведений, оно не имеет ничего общего со стимулами, которые подвигли автора на написание. Поэтому толковать получившийся кешер можно множеством способов в зависимости от идейных установок и даже эстетических вкусов толкователя.
Насколько известно, ни один из толкователей не принял во внимание того замечательного и, может быть, решающего факта, что значительную и плодотворную часть своей жизни (как-никак четыре десятка лет) Прохор провёл в окружении прикахтов, в клокочущем котле оппозиционерских страстей, где бок о бок варились и яростные ненавистники Рима, и чрезмерные его паладины, и те, кто считал Рим тюрьмой народов, и те, кто полагал, что пора, наконец, решительно покончить с гнилым либерализмом. В этом бурлящем котле варились и переваривались самоновейшие слухи, сплетни, теории, предсказания, опасения, анекдоты, надежды, и Прохор, безусловно, был в курсе всего этого бурления. Он не мог не испытывать на себе, как и всякий великий писатель, самого глубокого воздействия этого окружения.
Так появляется ещё одно возможное толкование Апокалипсиса, на этот раз как остросовременного сверхзлободневного политического памфлета, в котором элементы пророчества должны рассматриваться не более как литературный приём, с помощью которого до современника доводилась идея неизбежности трудного и страшного конца Римской империи. Главный же кайф современник должен был ловить, узнавая знакомую атрибутику римской иерархии, римской персоналии, римской инфраструктуры в чудовищных образах Зверя, железной саранчи и прочего. Во всяком случае, когда в конце шестидесятых Прохор, переводя с листа, читал Иоанну-Агасферу избранные отрывки из своего Апокалипсиса, пророк хлопал себя по коленям от удовольствия и, похохатывая, приговаривал: «Да, сынок, тут ты их поддел, ничего не скажешь, молодец…» А когда чтение закончилось, он, сделав несколько чисто стилистических замечаний, предрёк: «Имей в виду, Прохор, этой твоей штуке суждена очень долгая жизнь, и много голов над ней поломается…»
Конечно, сейчас, спустя две тысячи лет, никто уже не способен воспринимать Апокалипсис Прохора как политический памфлет. Но ведь и другое великое явление мировой литературы, «Божественную комедию» Данте, тоже не воспринимают как политический памфлет, хотя и задумана, и исполнена она была именно в этом жанре.
А много лет спустя, когда не было уже ни Прохора, ни прикахтов, ни самой Римской империи, пришла однажды Иоанну-Агасферу в голову странная мысль: не был Апокалипсис Прохора ни мистическим пророчеством о судьбах ойкумены, ни политическим памфлетом, а был Апокалипсис на самом деле тщательно и гениально зашифрованным под литературное произведение грандиозным планом всеобщего восстания колоний-провинций против Рима, титанической диспозицией типа «ди ерсте колонне марширт…», в которой всё имело свой чёткий и однозначный военно-политический смысл – и вострубление каждого из ангелов, и цвет коней, на коих въезжали в историю всадники, и Дева, поражавшая Дракона… И применена была эта диспозиция впервые (некоей своей частью) во времена Иудейской войны и, вполне по Л. Н. Толстому, обнаружила при столкновении с реальностью полную свою несостоятельность.
А. СТРУГАЦКИЙ, Б. СТРУГАЦКИЙ [B.50.5]
…Агасфер на казнь христиан в Колизее. Он ненавидит их, радуется их гибели, надеясь, что вместе с учениками исчезнет память и об Учителе, который обрёк его на жизнь. Но, ища смерти, он бросается на арену и заслоняет святого Игнатия…
С этой минуты начинается его обращение. Потом, попав в бурю, он оказывается на острове Патмос и встречается, где в это время апостол Иоанн пишет Апокалипсис. И, наконец, вернувшись в Иерусалим, он в видении снова переживает события Крестного хода и понимает, что Господь оставил – остановил ему время для покаяния. [T.10.CDI.16]
Prof. Paul S. Boyer, University of Wisconsin – Madison: «Многие думают «Апокалипсис» (Άποκάλυψις) – это просто «Катастрофа, трагедия», но в переводе с греческого это слово означает «Раскрытие истины», когда тайное становится явным. Термин возник в древности на Ближнем Востоке. Это и есть настоящее значение слова Апокалипсис».
…эти библейские тексты о будущем Конце Света известны нам как «Откровение Иоанна Богослова».
Dr. Elaine Pagels, Professor of Religion, Princeton University: «Книга Откровения одна из самых странных книг Библии. Она не содержит ни морали, ни мудрых изречений, в ней нет поэзии. Она состоит из снов, кошмаров или видений».
Эти видения посещали Святого Иоанна…
Prof. Paul S. Boyer: «Римская империя в те годы владела половиной мира, и последователи Христа в ней были вне закона. Ведь они, отказавшиеся поклоняться императору, не признавали тем самым божественности его власти».
В Книге Откровения можно почувствовать жажду мести к римским угнетателям.
Dr. Jonathan Kirsch, (J.D.) Author «A History of the End of the World»: «Эта книга – проявление желания отомстить воображаемому врагу, – яростный протест против угнетателей».
Prof. Paul S. Boyer: «Книга Откровения наиболее ярко и образно отображает конфликт «Добра и Зла».
Dr. Tina J. Wray, Salve Regina University: «Думаю, апокалипсическая литература будоражит современных людей по тем же причинам, по каким волновала их в библейские времена: им хочется верить, что Бог борется за них, и, в итоге, сокрушит Зло». [T.11.XV]
Bishop Carlton D. Pearson, DD., Senior Pastor, New Dimensions Church: «Иоанн был человеком злым, обиженным, раздосадованным и мстительным».
Он спит на земле, подушкой ему служит камень. И неизвестно, как долго он будет здесь находиться. Он видит сны, кошмары, его посещают видения, фантазии и галлюцинации. И он всё это записывает. Жуткие образы Откровения появляются из-за жизни, преисполненной мук.
Последователь юнговской психологии Пол Вадски утверждает, что в книге можно найти ключи к пониманию психологического состояния Иоанна.
Dr. Paul Watsky: «Являются ли странные образы Откровения следствием безумия? Любой, кто живёт такой жизнью, находится в условиях невероятного психологического стресса. Можно строить догадки о том, кем был Иоанн, о его состоянии с точки зрения психологии. Возможно, он полагал, что все события в его воображении происходят на самом деле. Однако я очень сомневаюсь, что он страдал серьёзным заболеванием, как, например, шизофренией. В таких случаях мысли людей всегда путаются, поэтому создать такую великолепную литературную работу, как Откровение невозможно».
Так считает не один Вадски, многие учёные полагают, что Иоанн не был сумасшедшим, наоборот, вполне нормальным революционером-стратегом. Книга может быть закодированным сообщением к загнанным в угол верующим…
…сэр Исаак Ньютон – математик, физик и исследователь Библии. Он считал, что символический язык Книги Откровения можно расшифровать с той же точностью, как и описать любой закон природы. Ньютон пятьдесят пять лет пытался установить дату возвращения Иисуса. Был ли Ньютон чудаком-фанатиком? Он был человеком своего времени. До девятнадцатого века главным предметом научных поисков было стремление понять «План Господа относительно Вселенной». Ньютон не видел никаких разногласий между изучением библейского пророчества и экспериментами по физике, – и то и другое открывали секреты Бога. В конце своей жизни Ньютон небрежно написал на клочке бумаги дату, – предсказание, когда будет Апокалипсис, – 2060-й год нашей эры. Был ли он прав, покажет будущее.
Из всех апокалипсических пророчеств евангелисты выделяют вознесение людей на Небеса. Но одна загвоздка – об этом Иоанн не написал ни слова.
Многие полагают, что Иисус вновь появится, когда на Небо будут забирать праведников, однако для многих учёных и знатоков богословия это явление – сомнительная теологическая теория.
Rev. Dr. Barbara Rossing, professor of New Testament at the Lutheran School of Theology at Chicago: «Мы как учёные полагаем, что существует целый ряд возможных интерпретаций, некоторые из которых вполне допустимы. Но идея о вознесении людей на Небеса находится за гранью этого ряда. Упоминания об этом нет в Книге Откровения, и нет этого в христианской традиции, существующей две тысячи лет».
Dr. Paul Samuel Boyer, University of Wisconsin-Madison: «Думаю, многие верующие считают, что идея о том, будто праведников заберут на Небеса, имеет очень древнее происхождение, и что она является частью христианской веры с самого начала. Однако это не так».
В 1830-м году на севере Шотландии пятнадцатилетняя Маргарет Макдональд (Margaret MacDonald) привиделось возвращение Иисуса на землю. Она видела, как Иисус забирал истинно верующих на Небеса, а затем возвращал их на Землю для Страшного Суда. Британский проповедник по имени Джон Дарби (John Nelson Darby) включил видения Маргарет в детальное описание Конца Света, основанное на взятых из Библии строках. В основе его пророческой схемы лежала уверенность в том, что Иисус спасёт верующих до начала ужасных событий Книги Откровения. Видения Маргарет о возвращении Иисуса Дарби преподнёс Великобритании и Америке как процесс взятия праведников на Небеса. [T.13.LVII.1]
В библиотеке Оксфорда работы, посвящённые лишь «Посланию апостола Иоанна» занимают помещение в двадцать квадратных метров. [T.10.LI.60]
Михаил ОДЕССКИЙ, доктор филологических наук: «Мне кажется, здесь значительно более сложная ситуация. Ну, во-первых, если считать власть носителем рационального начала, она будет всегда против такого рода экспериментов. Более того, церковная власть тоже будет против. И очень многих интеллигентов, которые крестились и пошли в православие, шокировали батюшки, которые говорили: «Ну, зачем вам Апокалипсис?». А за батюшками была вековая традиция: они понимали, что чтение Апокалипсиса до добра не доводит. Так что власть в принципе склонна такого рода вещей избегать…» [T.10.CLXXX.2]
…однако эти ассоциации на удивление далеки от исходного значения греческого слова «апокалипсис», которое обозначало просто «откровение».
Специалисты считают, что предсказания не являются сутью апокалипсической литературы. Литература Апокалипсиса это не только попытка заглянуть в своё будущее. Подобные тексты помогают людям осознать свою сущность, взглянуть на повседневность со стороны и понять, насколько ничтожны их страдания, так сказать в глобальной перспективе.
Dr. Ronald Farmer, Dean, Wallace All Faiths Chapel: «Если общество страдало от каких-то бедствий, будь то землетрясение, голод, экономический спад, то оно быстро находило виновных в лице христиан».
Избавление должно было прийти не скоро: в текстах Нового Завета, таких как Послание к Фессалоникийцам предрекалось возвращение Христа ещё в первом веке. То есть при жизни первых читателей этих текстов предсказания не сбылись.
Prof. Alan F. Segal, Barnard College: «После смерти Христа сменилось два поколения людей, но конец так и не наступил. Судя по всему, дьявольские силы ещё не завершили свою работу».
Именно во время, когда стало возрастать сомнение в том, что Второе пришествие Христа состоится, Иоанн Богослов написал свою Книгу Откровений. В 95-м году нашей эры, когда его сослали проповедовать на греческий остров Патмос, Иоанн адресовал свой текст семи христианским церквям Малой Азии на территории современной Турции.
Prof. Robert Fuller, Bradley University: «Многие люди с удивлением узнали, что слово Антихрист встречается только в двух загадочных и коротких книгах Библии, в Первом и Втором посланиях Иоанна».
Библеисты полагают, что эти письма или послания были написаны в конце первого века нашей эры, в период ожесточённых споров среди христиан о том, существовал ли во плоти Иисус – Сын Божий. «Всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего в плоти, не есть от Бога. Это дух Антихриста».
Prof. Marvin Sweeney, Claremont College: «В послании Иоанна отображены те, кто не принимает Иисуса как Сына Божьего или Иисуса во плоти, те кто представляют ложную доктрину и, следовательно, формируют образ Антихриста». [T.11.VI.9]
Лука (Синьорелли) максимально приближает образ Антихриста к самому святому образу для христиан. Иоанн Богослов даёт возможность предположить, что внешне Человек Беззакония, – Антихрист, – как о нём говорит Библия, будет похож на Спасителя. Ведь греческое слово «анти» это не только «против», но ещё в большей степени «вместо». [T.10.CDI.25]
*
ἀντί (ῐ) praep. cum gen. 1) вместо (ἀ. γάμοιο τάφον ἀμφιπονεῖσθαι Hom.; τι ἀ. τινος μεταλαμβάνειν Thuc.; ἀ. πλεύμονος βράγχια ἔχειν Arst.); 2) наравне, подобно, как: ἀ. κασιγνήτου Hom. вроде брата; ἀ. τῶν ἀργυρωνήτων Dem. на положении купленных рабов; ἀ. παντὸς ἔχειν Plut. ценить превыше всего; 3) взамен, в обмен на (τι ἀ. τινος ἀμείβειν Pind.): ἀ. χρημάτων Her., Dem. или ἀ. ἀργυρίου Plat. на деньги; ὀφθαλμὸν ἀ. ὀφθαλμοῦ NT око за око; 4) ради, из-за (ἀ. παίδων ἱκετεύεσθαι Soph.); 5) вследствие: ἀ. τίνος; Lys. и ἀ. τοῦ; Xen. отчего?, почему?; 6) сравнительно с, по отношению к: αἱρεῖσθαί τι ἀ. τινος Isocr., Dem. оказывать чему-либо предпочтение перед чем-либо; ἓν ἀνθ’ ἑνός Plat. сопоставив всё со всем, т.е. взвесив все обстоятельства; 7) кроме, помимо (τίς ἄλλος ἀ. τούτου; Arph.): οὔτις ἄλλος ἀ. ἐμοῦ Aesch. никто, кроме меня. [B.169]
ἀντι-, ἀντ- приставка со значением: 1) противоположности (ἀντιβαίνω); 2) противодействия (ἀντιλέγω); 3) враждебности (ἀντίβιος); 4) ответности, взаимности (ἀντευεργετέω); 5) замены, замещения (ἀνθύπατος); 6) равенства или подобия (ἀντίθεος, ἀντίπαις). [B.169]
Владимир ЕМЕЛЬЯНОВ, доктор философских наук, кандидат исторических наук, СПбГУ: «…разбираться в имени «Гудеа». «Гудеа» – буквально означает «названный / призванный / тот, кого окликнули».
После Гудеа там уже нормальные, потому что потомство Гудеа – они себя уже называют «дети». А вот до Гудеа там то писцы правят, то какие-то жрецы. Гудеа был средоточием всей этой сакральной практики.
«Названный / призванный / окликнутый»: это имеет аккадский эквивалент «Набиум / Набум». «Набу» – в арабском и еврейском языках означает «пророк». И полное имя Гудеа на статуе, которое мы обнаруживаем, это «Пастырь, призванный богом Нингирсу». Значит, этот человек является пророком бога Нингирсу. Он творит свою власть, получая откровение от своего бога в священных снах. И потом он это откровение распространяет на всю страну (во время сна / лежания в храме принимается решение).
И теперь мы получаем ответ, как эпос Нинурты связан с Гудеа: Гудеа, собственно представляет этого самого Нинурту, только в ипостаси Нингирсу. Он действует от его имени, и вот почему Гудеа в своих цилиндрах пишет о том, что он может отвратить засуху от Лагаша, построив храм Нингирсу, который называется «Энинну» – «Дом Пятидесяти Мэ».
Если он этот храм построит, то будут выкликнуты богом влажные ветры, пойдёт дождь, всюду скопится вода: короче говоря – возобновится жизнь. То есть, Гудеа повторяет подвиг Нинурты Нингирсу из этого эпоса. Поэтому именно при Гудеа формируется полная композиция эпоса, как личная идеология самого Гудеа.
…апогей культа Нинурты, когда Нинурта сразу всем становится нужен. Потому что впоследствии культ Нинурты не умирает: он распространяется и по Вавилонии, и, в меньшей степени по Ассирии. И там Нинурта – это уже Бог войны, откровенно, у ассирийцев. И его почитают наряду со всеми старыми шумерскими богами. А вот апогей культа Нинурты – это эпоха Великой засухи». [P.125.565]