ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
ЗАРИСОВКИ К СТАРШИМ АРКАНАМ
АРКАН XV. Logica; Nahash - Typhon; Fatum; le Diable; Иероглиф (стрела, летящая по окружности)
Право (Победа) – Логика
I cōnsultus, a, um 1. part. pf. к consulo; 2. adj. 1) обдуманный, обсуждённый (consilium bene consuitum Pl); 2) сведущий, опытный (alicujus rei или aliquā re): juris C, L (или jure С) с. знающий законы, сведущий в законодательстве; juris magis quam justitiae с. С смыслящий больше в праве, чем в справедливости. [B.32]
Александра БАРКОВА, кандидат филологических наук, Институт истории культур: «…компромисс – это решение, которое оставляет обе стороны в равной степени недовольными». [T.10.CI.100]
Как учёный я приветствую споры и возражения – именно так протекает принятие всякой новой идеи, её дальнейшее развитие, – но как любой нормальный человек я очень чувствителен к предубеждённости. Когда в дискуссию привносится ожесточённость, в ней уже нет места логике. К счастью, значительная часть критики носила конструктивный характер.
Перед тем как опубликовать свои выводы, я, подобно «адвокату дьявола», сам критически оценил свою работу. Самопроверка – процесс для исследователя совершенно необходимый.
Дж. Хокинс, профессор Бостонского университета [B.138.1]
Париж, конец XIX века. Из боли поражения во франко-прусской войне в 1870 году возникла Третья Республика. На смену романтической «болезни века» пришли сплин Бодлера и современная тоска Флобера. Наступила эпоха технического и научного прогресса. А также деловых людей и спекуляций.
Победа Пруссии в битве при Седане была, по выражению Жюля Ферри, «победой немецкого школьного учителя». С 1880-го года он будет продвигать введение обязательного бесплатного школьного образования, что позволит французской образовательной системе сделать огромный шаг вперёд.
Однако Ферри, которого противники прозвали «Тонкинцем», также является убеждённым сторонником французской колониальной экспансии. Открытие нового Эльдорадо должно восстановить место Франции среди других наций и пробудить во французах мечты об имперской славе, экзотических краях и дальних горизонтах. [T.10.DCLXXIX.6]
Войну с Египтом при энергичном Амасисе Кир, очевидно, считал преждевременной и обратился против северных кочевых племён Ирана. Неизвестно, теперь ли вошли в состав Персидского государства те области Ирана, которые перечисляются в списках Дария (Парфия, Дрангиана, Ария, Хорасмия, Бактрия, Согдиана, Гайдара, Саки, Саттагида, Арахозия и Мака), или они были присоединены ещё до завоевания Вавилона. Из Геродота, как будто, следует (I, 153), что бактрийцы и саки в порядке присоединения следуют за Вавилоном. Во всяком случае, несомненно, что один из походов Кира на север Ирана был для него роковым, и что он нашёл себе смерть в битве с кочевниками среднеазиатских степей, к северу от Маргианы, в области р. Яксарта.
Б. А. ТУРАЕВ [B.120.1]
Виктор СОЛКИН, египтолог, соискатель учёной степени кандидата наук, Ассоциация по изучению Древнего Египта «МААТ»: «…за два поколения до Тутмоса Третьего, когда только начинается эпоха Нового царства, Египет борется с гиксосами. Египетский один из фараонов, которого звали Камос, он пытается отстоять свою землю от завоевателей, которые обосновались на севере его страны. Начинается очень активная переписка: есть такой замечательный текст, который рассказывает о ссоре семьи этого царя и царя-захватчика, которого звали Апопи. И Апопи пишет письмо в Луксор, в Фивы следующего содержания, что ваши поганые бегемоты, которых вы держите в вашем храме, они так вопят, что мешают спать на севере страны. Пора бы уже избавиться от таких дурных предрассудков. На самом деле царская семья Фив не осталась в долгу, потому что когда Апопи пишет в другом памятнике, текст сохранился, что, вот, давай мириться, будешь ты моим вассалом, будешь ты господином, будешь ты правителем, но, а я буду Великим царём. На что ему из Фиванского Дома отвечают: «Узок твой род меня Правителем называть». [P.122.5]
*
Виктор СОЛКИН, египтолог, соискатель учёной степени кандидата наук, Ассоциация по изучению Древнего Египта «МААТ»: «…отношения между Аварисом и южным египетским правящим домом, который продолжил владычествовать в древних Фивах, они были не простыми, очень неоднозначными. С одной стороны, например, есть чудесная сказка древнеегипетская «Ссора гиксосского царя Апопи (Ипепи) с египетским правителем Секененра», когда Апопи пишет в качестве такого презрения к египетским религиозным традициям и обычаям, что бегемоты около фиванской резиденции царя Секененра орут так громко, что мешают спать Господину в Аварисе. Соответственно он в ответ получает такую же египетскую реплику. С другой стороны, не смотря на явное противостояние, например, в самом начале шестнадцатого века до новой эры египетская принцесса Тани – родная сестра фараона Аменхотепа Первого – была выдана замуж за гиксосског царя в качестве такого дипломатического брака. Поэтому об однозначном каком-то совершенно жёстком неприятии египтянами гиксосов говорить нельзя». [P.125.31]
*
Dr. Joann Fletcher, University of York: «…но укреплять нужно было не только южную границу Египта. Вдоль северо-восточной границы с Палестиной также стояли подобные крепости, чтобы регулировать поток иноземных торговцев, привозящих свои товары в процветающий Египет. Приезд подобной группы изображён на стене одной из гробниц: караван богатых купцов и их семьи судя по причёскам и ярким цветным одеждам, они явно не египтяне. Это народ ааму: они привозили чёрную свинцовую руду, которую египтяне добавляли в краску для макияжа. Их самобытную керамику до сих пор находят в дельте Нила, где многие из них селились и работали вместе с египтянами. А век спустя некоторые представители ааму проникли в высшие эшелоны и получили власть над Египтом. Купцы из кочевого народа ааму регулярно приезжали в Египет, чтобы торговать.
…но наибольшее значение имеют вот эти три иероглифа посередине, они изображают ещё одно слово, которым египтяне называли ааму. Этот посох или скипетр, а так же вот этот символ, произносятся как «хека», что означает «правитель». А третий символ с волнистой чертой обозначает пустынную или гористую местность. Обычно египтяне применяли его для обозначения чужих стран. Вместе этот иероглиф читается как «правитель чужой страны», и это ключ к тому, что случилось позже. Ааму, имевшие палестинские корни, позже стали называться «гиксосами», и под этим именем они правили Египтом с 1650-го по 1550-й год до нашей эры.
Но напряжение между чужеземными правителями и местным населением постепенно нарастало, и в Египте снова наступило «смутное время». Между тем гиксосы заключили союз с нубийцами. Так египтяне оказались между двух врагов.
Хотя о том времени сохранилось мало сведений, некоторые тексты всё же остались. Например, очень интересное письмо, которое правитель гиксосов отправил в Фивы. Оно так взбудоражило жителей Фив, что они захотели снова установить контроль над своими землями. Это письмо было или дипломатическим просчётом, или нарочитой грубостью, так как там была упомянута Таурт – египетская богиня, изображавшаяся в образе самки гиппопотама.
Хотя Таурт считалась покровительницей рождения, в то же время она была грозным божеством – ей были присущи черты бегемота и крокодила – животных, которых египтяне боялись. Видимо правитель гиксосов Апофис нарочно хотел оскорбить жителей Фив.
В этом письме Апофис жалуется, что рёв священных гиппопотамов в Фивах мешает ему спать по ночам: «Выгоните гиппопотамов из озера, они не дают мне покоя ни днём, ни ночью, потому что я постоянно слышу их рёв».
Этот комментарий многих ставит в тупик, но, по моему, он намекает на могущественных жительниц из Фив. Скорее всего, Апофис сравнивает жену самого правителя Фив с грозной богиней гиппопотамов.
После этого жители Фив решили, что время господства гиксосов закончилось, и им пора уходить. Вскоре словесный конфликт двух лидеров перерос в военный». [T.10.DLXXXVII.1]
Это произошло в 1952-м году, в разгар Холодной войны. Шведский самолёт-разведчик был сбит над Балтийским морем советским истребителем МиГ-15.
Владимир Вербицкий, журналист: «По сути, американцы подставили шведов. По сути, они их развели в тёмную»
Этот самолёт фирмы Дуглас DC-3 в течение многих лет оставался пешкой в политических играх трёх стран: Америки, Советского Союза и Швеции.
Лгали все: шведы – потому что не хотели сознаваться в том, что шпионили в пользу третьей стороны, а значит, по сути, торговали информацией; американцы – потому что скрывали сам факт своей заинтересованности в этих полётах; наши – потому что не желали раздувать скандал. В результате судьба самолёта DC-3 обросла таким количеством домыслов, предположений и откровенного вранья, что превратилась в одну из самых тёмных легенд времён Холодной войны. И только совсем недавно эта тайна начала приоткрываться.
Военно-воздушными силами Прибалтийского военного округа в 50-х годах командовал генерал Фёдор Иванович Шинкаренко. Это был боевой офицер, который получил Звезду Героя Советского Союза за личную храбрость, проявленную во время советско-финской войны.
Владимир Вербицкий, журналист: «Спас экипаж бомбардировщика, отогнал белофиннов огнём от севшего на лёд бомбардировщика и вывез экипаж оттуда. Он активнейший участник Великой Отечественной войны, у него огромное количество вылетов боевых. Он истребитель, – а это особая психология. Он уже повоевал в Корее и тоже в качестве командира истребительного авиационного полка. Он весь ну как бы заточен под то, что с нарушителями надо бороться определённым способом: нечего с ними цацкаться, – нарушителя надо просто уничтожать».
Ту же позицию в прочем занимало и советское руководство. Простой пример: все лётчики, которые сбивали самолёты-нарушители, причём не только в советском воздушном пространстве, но и в нейтральных водах и даже над территорией сопредельных стран, что было уже откровенно нарушением международных соглашений, повторю, все эти лётчики не только не были наказаны, но пошли на повышение и получили правительственные награды.
Анатолий Судоплатов, профессор, историк спецслужб: «Принципиальное решение о применении оружия и о, так сказать, заманивании в ловушку всех самолётов нарушителей, независимо от того были ли они самолётами нейтральных стран или американскими самолётами, было принято на самом верху. То есть на самом верху было принято решение санкционирующее применение оружия, в том числе воздушный бой в нейтральных пространствах».
Итак, 13-го июня DC-3 вылетает на задание. Пилотирует его Альвар Балмеберг, бортмеханик Херберт Метсон, штурман Госто Блат, радисты Вент Бук, Ивар Свенсони Борг Нильсон.
Утро выдалось облачное, но вскоре небо прояснилось и в пять минут десятого самолёт направляется на восток, к северу от острова Готланд. Через час Госто Блат направляет свои первые закодированные сообщения с указанием того, что DC-3 оставил позади определённую точку на плане полёта. Уже через несколько минут новейший советский радар обнаружит шведский самолёт. А на Дугласе не без удовлетворения зафиксируют этот факт. В то время этот радар был очень секретным. Среди англичан и американцев это вызвало целую сенсацию.
В 10.46 DC-3 сообщает новые координаты, теперь он поворачивает на 180 градусов, пока всё идёт по плану.
Шведские лётчики и не подозревают, что советский самолёт-истребитель МиГ-15 за штурвалом которого находится Григорий Осинский уже получил приказ на уничтожение самолёта-шпиона, и теперь наблюдает за ним с большой высоты и на скорости, вдвое превышающей скорость медлительного Дугласа.
В 11.08 DC-3 последний раз рапортует о своих координатах, по-прежнему не осознавая близкую беду.
В Швеции становится известно об исчезновении DC-3. В прессе говорят о нём как о самолёте военно-воздушных сил, который находился на учениях. По понятным причинам о его разведывательных целях умалчивается. Шведские ВВС и ВМС несколько дней разыскивают DC-3 и не находят ничего кроме спасательной шлюпки с пулевыми отверстиями. Вскоре эти поиски становятся причиной ещё одной катастрофы. Шведский самолёт амфибия «Каталина», который участвует в поисках DC-3, также нарушает советское воздушное пространство и в результате оказывается сбит.
Однако судьба его экипажа складывается более удачно, их подбирает западногерманское судно «Мюнстерланд», которое следует из Роттердама в Хельсинки. К вечеру капитан Йоханес Дыркс доставляет шведов, двое из которых ранены, в финский порт Хат. «Дело Каталины» тотчас начинает публично обсуждаться во всём мире, а шведская общественность требует от руководства своей страны разобраться с Советами.
Владимир Вербицкий, журналист: «Возникла организованная или стихийная демонстрация у советского посольства в Стокгольме, били окна. Уже Родионов, посол доложил, что бьют стёкла уже в посольстве. Скандал большой».
Тогда-то шведский посол в Москве Рольф Сульман направляет советскому правительству официальный запрос. Он пишет, что три дня назад над Балтикой пропал шведский самолёт Дуглас, и Швеция предполагает, что он мог быть обстрелян советской стороной, как это произошло с «Каталиной». Далее посол, который, вне всякого сомнения, был осведомлён об истинном положении дел, просил Советский Союз либо подтвердить, либо опровергнуть факт обстрела. Казалось бы, чего проще было ответить честно: «Ваш самолёт нарушил наши суверенные границы с разведывательными целями и был уничтожен». Но нет!
Анатолий Судоплатов, профессор, историк спецслужб: «Можно предполагать, что это расклад в большой игре, но с другой стороны, очевидно, что этот инцидент над Балтийским морем 52-го года и другие события, они чётко вписываются в обострение напряжённости, которое шло по нарастающей».
В результате на стол Сталину ложатся сразу два варианта ответа на запрос шведского правительства. Оба подготовлены тогдашним Министром иностранных дел Советского Союза Андреем Вышинским, и оба не имеют ничего общего с правдой.
Владимир Вербицкий, журналист: «Причём, я бы сказал, что вот та причина, по которой врали шведы, мне более понятна, чем та по которой стали врать наши. Вот это и до сих пор совсем мне не понятно».
Много лет спустя тексты тех самых вариантов ответа шведскому правительству были рассекречены. Первый вкратце можно было бы пересказать так: «Ничего не знаем, ничего не ведаем, не приставайте с вашими грубыми наветами».
Второй был выстроен куда сложнее. В нём говорилось, что действительно 13-го июня 1952-го года советские ПВО засекли появление двух неизвестных самолётов, которые неожиданно вынырнули из сплошной облачности, но самолёты эти удалось отогнать. Более ничего не знаем.
Владимир Вербицкий, журналист: «Вышел месяц из тумана вынул ножик из кармана! Два самолёта загадочных каких-то, которые мы ОТОГНАЛИ. И второй вариант был утверждён. Шинкаренко мне рассказывал, что он позвонил Вершинину, и говорит: «Товарищ маршал! А мне-то что делать если меня будут спрашивать – Какой туман? Какие два самолёта?» А тот говорит: «Я по своей наивности тоже задал этот вопрос Вышинскому, а Вышинский мне сказал, что чем больше путаницы, тем лучше. Вот вам логика тогдашняя».
Владимир Вербицкий начал расследовать тайну гибели шведского самолёта-шпиона в начале 90-х, и был крайне удивлён тем что шведы, которые, казалось, были весьма заинтересованы вскрыть истину, к этому моменту так ничего толком и не выяснили.
А так ли уж нужно было шведам вскрывать все подробности деятельности своего самолёта-разведчика. Так ли хотелось военному командованию страны признаться вдовам и детям погибших пилотов в том, что они осиротели не только из-за злой воли Советов, но и потому что их собственное правительство втравило своих лётчиков в политическую авантюру. И всё это время правительство Швеции знало о том, что DC-3 был сбит. Последние сомнения, если они и были, отпали после официального визита в Москву премьер-министра Тего Эйландера в марте 1956-го года. Никита Хрущёв на той встрече сказал, что сожалеет о бессмысленных жертвах и пообещал, что Советский Союз больше никого сбивать не будет. Тогда же обе стороны договорились о двух вещах: оставить исторические обиды позади и держать судьбу самолёта DC-3 в секрете. В результате в официальном отчёте о том визите премьер-министра Швеции в Советский Союз не было ни слова о сбитом самолёте. [T.4.XIII]
Первого сентября 1983 года в зоне закрытой для полетов над нашими секретными объектами на Сахалине появился самолет, экипаж которого не реагировал ни на какие предупреждения и сделал всё, чтобы уйти от перехватчиков. После серии предупреждающих выстрелов самолет был сбит.
*
Пассажирский Боинг авиакомпании «Корейские авиалинии» выполнял рейс Нью-Йорк – Анкоридж – Сеул. Вместо того чтобы пролететь над нейтральными водами Тихого океана, он на пятьсот километров отклонился от курса и оказался в воздушном пространстве Советского Союза.
Сергей СОЛОВЬЁВ, кандидат исторических наук: «Самолёт попал ровно туда на Камчатку, где стояли засекреченные радиолокационные станции – системы обнаружения вражеского атомного удара. Это была запретная зона для полётов. Была поднята советская авиация…
И было принято решение, прошедшее по всем каналам, нанести удар».
По Боингу было выпущено две ракеты Р-8. Сбитый самолёт рухнул в пролив Лаперуза.
Михаил ПРОЗУМЕНЩИКОВ, кандидат исторических наук, заместитель директора Российского государственного архива новейшей истории: «И наши, кстати, сделали очень большую ошибку – это наше в советское время любимое дело – мы сразу же, как страусы, уходили в песок: «Знать ничего не знаем, ведать не ведаем!»
Сначала мы проще сказали: «Самолёт удалился в сторону моря. Мы не имеем никакого отношения». Потом, когда нас прижали, мы вынуждены были сказать: «Ну, да! Самолёт-шпион залетел к нам. Мы его вынуждены были сбить. Но никакой не гражданский, чисто военный». И тому подобное. И только девятого сентября, то есть, практически больше чем через неделю мы провели такую масштабную пресс-конференцию для советских и иностранных журналистов, где Огарков – один из ведущих военных деятелей нашей страны – на карте объяснял и рассказывал, как летели самолёты, как и что предполагалось сделать, почему были приняты такие решения».
Сергей СОЛОВЬЁВ, кандидат исторических наук: «…с точки зрения формальных правил ведения боя в данной ситуации, формальных правил принятия решения, советский лётчик, нанёсший удар, в общем, выполнил приказ, и руководство имело основание этот приказ отдать».
Михаил ПРОЗУМЕНЩИКОВ, кандидат исторических наук, заместитель директора Российского государственного архива новейшей истории: «…и ещё один очень любопытный документ, который, в общем-то, не имеет прямого отношения к сбитому самолёту, но косвенно, он имеет. Значит, чтобы было понятно: в (19)88-м году собираются проводить Олимпиаду в Сеуле, Южной Корее. У нас с Сеулом нет никаких отношений: мы поддерживаем только КНДР – Северную Корею. И мы не хотим туда ехать. А южнокорейцы, наоборот, пытаются всячески нас заманить, потому что они понимают, что без советских спортсменов: состязание между СССР и социалистическими странами с одной стороны, и Америкой и капиталистическими с другой – это всегда огромнейший спортивный праздник, огромнейший спортивный накал.
И вот глава Оргкомитета Олимпиады в Сеуле (19)88-го года говорит советским представителям. Он передаёт мнение президента Южной Кореи Чон Ду Хвана, что если Советский Союз примет участие в Олимпийских играх в Сеуле, то всякие вопросы, связанные с гибелью корейского самолёта будут сняты, так как в этом он усматривает ошибку не только СССР, но и вину другой державы.
По-моему яснее не скажешь, потому что ясно, что ни Южная Корея, ни Япония не играли такой роли, чтобы всё это организовать. Ясно, что речь идёт о США. Причём очень интересная формулировка: про СССР он говорит «ошибка», а про «другую державу» – «вину». То есть, в Южной Корее, вероятно лучше, чем кто либо знали, как развивались события, и что было связано с этим самым южнокорейским самолётом.
Действительно, мы поехали. Изменилась политика – «новое мышление, гласность». И все соцстраны поехали в Южную Корею. И вопрос о гибели южнокорейского Боинга на какое-то время был действительно закрыт – они сдержали своё обещание». [T.10.CCCLXXI.10]
Вспоминается ещё один подобный казус. Как-то английские лётчики «разбомбили» ложный фашистский аэродром пустыми консервными банками и деревянными муляжами бомб. Ну что же, решили фашисты, тогда макеты мы переведём на действующий аэродром, а самолеты – на ложный. Вскоре англичане всерьёз разбомбили боевые немецкие самолёты, а затем сбросили вымпел с надписью: «А это – другое дело».
Александр ИВОЛГИН, полковник-инженер в отставке [A.294]
…немецким силам потребовался всего один месяц, чтобы разбить некогда отважную польскую армию. Как справиться с этой всесокрушающей силой? Как её остановить? – Один верный способ парализовать Вермахт – перекрыть «Кран Баку». Тогда советская нефть перестанет питать немецкие танки, самолёты и корабли.
В первые месяцы так называемой «Странной войны» начальники штабов стран союзников разрабатывают различные планы операций: названий было несколько – «Pike», «RIP», «M.A.6», но цель всегда была одна – бомбардировка Баку.
В воздушном пространстве Баку и Батуми совершаются два высотных разведывательных полёта. Бомбардировки, которые должны продолжаться сорок пять дней, планируется начать 15-го мая 1940-го года. Дату то и дело сдвигают, вплоть до тридцатого июня. На операцию выделено более девятисот тонн боеприпасов, в том числе пять тысяч бомб в 110-ть килограммов, а также семьдесят тысяч двухкилограммовых зажигательных бомб, которые превратят пропитанный нефтью регион в настоящий пылающий ад.
10-го мая 1940-го года на рассвете Гитлер обрушивает свои войска на Голландию, Бельгию и Францию…
Жители Баку с потрясением обнаруживают, что едва избежали ужасной судьбы. Эта информация поступила от немцев, которые во время Французской компании заполучили секретные документы, детально описывавшие план «Pike». [T.21.XCI]
*
Союзники верили, что с Германией их разделяет неприступная Линия Мажино, однако, опасность для Англии и Франции всё же сохранялась. Рецепт спасения Союзников был прост: если сдавить горло русским, Гитлер немедленно обрушится на Советский Союз.
Александр ТРУБИЦЫН, историк, писатель: «Десятого мая 1940-го года Рейно (Paul Reynaud) звонит Черчиллю и сообщает, что Франция полностью готова начать войну против Советского Союза. Готова бомбардировать Баку и разворачивать боевые действия. Но именно десятого числа, по иронии судьбы, заканчивается «Странная война» и начинается наступление немцев».
Дмитрий ОЛЕЙНИКОВ, кандидат исторических наук: «Когда заканчивается «Странная война», мы знаем, что немцы идут в обход укреплённых линий Франции и занимают Голландию. Это, вроде бы, хитрый стратегический шаг с точки зрения обхода укреплённой линии, но здесь есть ещё и вторая составляющая: дело в том, что Голландия контролирует нефтяные разработки в Индонезии. И вывести Голландию из игры, это значит получить контроль над нефтью в Индонезии».
Во Франции немецкие солдаты находят вагон, брошенный в суматохе отступления офицерами французского генштаба. В нём – архивы верховного командования. И среди них документы с планом войны против СССР. Немцы с удовольствием передают их в Москву. [T.4.LXV]
20-го июня 1976-го года на советско-иранской границе разыгрались поисине драматические события.
Витольд РЯБЦЕВ, генерал-лейтенант, Командующий 12-й отдельной армией Войск ПВО: «Я проводил Военный Совет, мне дежурный на КП, заместитель, генерал Шапошников, доложил о том, что вот такая картина: четыре вертолёта нарушили государственную границу, и идут вот по такому маршруту. Я дал команду «Посадить на наш аэродром», причём на гражданский, и, если не будут выполнять – уничтожить».
Иранские вертолёты «Чинук» случайно обнаружил замполит радиотехнической роты.
Витольд РЯБЦЕВ, генерал-лейтенант: «Он вышел, посмотрел вниз, а они внизу у него шли по лощине. И, конечно, видеть, ну, кто мог там, скажите пожалуйста: через горы-то не видно».
На перехват иранцев была поднята дежурная пара истребителей МиГ-23. В это время, обогнув Ашхабад, вертолёты легли на обратный курс. С большим трудом советские лётчики отыскали их у самой границы и покачиванием крыльев предложили следовать за ними. Но нарушители рассыпались и поодиночке постарались проскочить на свою территорию. Двоим это удалось. И только тогда старший лётчик, капитан Шкендя применил по двум отставшим вертолётам оружие.
Витольд РЯБЦЕВ, генерал-лейтенант: «Он расстрелял из пушек первый вертолёт, который рассыпался, и, вот, погибли лётчики. Непонятно, почему там было двенадцать человек. А второй вертолёт был подбит и сел у контрольно-служебной полосы. Лётчики выскочили и пытались бежать, не зная, что КСП находится далеко от границы, потому что там горы. И были задержаны солдатами».
Туркменский инцидент привёл к неожиданным последствиям: некоторые высокие начальники попытались обвинить Командующего армией в превышении полномочий. Но всё решил звонок Министра Обороны.
Витольд РЯБЦЕВ, генерал-лейтенант: «Мне позвонил Илларионов по ВЧ на КП, это был генерал-полковник, секретарь Устинова. Говорит – будете говорить с Устиновым. Он спрашивает: «Что там случилось?» Я ему всё доложил. Он говорит: «Надо было – мы же ждали, чем кончится для нас – надо было сбить, попугать, или сбить одного». Ну и после моего ответа все успокоились». [T.1.IV.14]
Хрущёв: «…не летайте вы в Советский Союз, не летайте вы в социалистические страны. Уважайте суверенитет и знайте границу! Не знаете границу – ударим!»
Джек Мэтлок, посол США в СССР в 1987 – 1991 гг. (Jack F. Matlock, Jr.): «Эйзенхауэру предложили программу «Открытого неба» – самолёты обеих стран смогли бы свободно летать над территорией друг друга и наблюдать за тем, что происходит. Друг Эйзенхауэра – Жуков (они были знакомы ещё со времён войны) – считал, что это хорошая идея: он знал, что у СССР на тот момент было очень мало разведывательных данных о том, каким вооружением обладает Америка. Жуков сказал Эйзенхауэру, что это хорошая идея, и Эйзенхауэр, предлагая эту программу, был уверен, что она будет принята. Сейчас мы знаем, что когда Хрущёв узнал об этом, он сказал: «Жуков, ты – идиот! Если они увидят, насколько мы слабы, они нападут на нас». Вот почему он отказался от программы «Открытого неба». И, конечно, именно поэтому Америка начала отправлять самолёты-шпионы». [T.25.XXIV]
Владимир БОГДАШИН, контр-адмирал (в 1988-м году командир сторожевого корабля «Беззаветный»): «…когда вошли они в Чёрное море, мы установили с ними связь. Мы сказали: «Наши корабли будут вас сопровождать, но мы вас предупреждаем, что согласно ПРИПов, НАВИПов, которые переданы, в районе Севастополя наши районы закрыты». Они говорят: «Мы ничего не нарушаем».
Да, они ничего не нарушали в то время, но мы их предупредили. Когда они повернули и легли курсом в наши воды, мы тоже вышли на связь и предупредили, что ваш курс ведёт в наши территориальные воды. Мы будем принимать все меры к недопущению вашего входа. Они нам ответили: «Мы ничего не нарушаем». И до самого подхода туда они нам говорили: «Мы ничего не нарушаем». Мы и флагами давали, и устно, и корабли проходили, и пограничники ходили. Как только вошли они в территориальные воды, они со связи ушли. И больше на связь они не выходили. Но все, как только узнали, что входят эти два корабля, все стали готовиться на эту вот провокацию. И она произошла.
На связи был начальник штаба флота. Он говорит: «Вытесняйте!»
Была объявлена боевая тревога. Я беру микрофон, по трансляции объявляю: «задраить все помещения. Одеть спасательные жилеты. Проверить крепление всё по штормовому».
…и тогда наступил «момент истины». Я сказал: «Руль право пять». И всё! Я стал абсолютно спокоен. Я к нему должен подойти так, чтобы я остался цел, а ему нанести повреждения.
После первого удара думаю: «Ну, что? Задачу мы свою выполнили. Всё». То есть, была поставлена задача, и она выполнена.
После первого удара, когда корабль накренился на семнадцать-восемнадцать градусов, я сказал: «Уменьшить ход и руль лево на борт». Для того, чтобы отойти. И здесь начали сближаться торпедные аппараты.
Когда корабль на дыбы стал и начал сносить и леерные, и вертолётную площадку и подзором он снёс четыре установки «Гарпунов».
Когда произошло столкновение, вот то количество краски, это трение, оно дало мощный взрыв с огнём и дымом, на что пограничники сразу доложили: «Корабль врезался. Взрыв. Пожар». На что наступила тишина. И мы уже вызывали и флот, и уже и корабль, было везде тихо, потому что прошла информация наверх, на Генеральный штаб от пограничников, что произошёл взрыв.
Наши корабли, они не должны были принимать активное участие в вытеснении американских кораблей – ни я, ни СКР-6.
Ближе ста пятидесяти километров они ближе к нам, пока был Советский Союз, не приближались к нашим берегам.
В этот же день я был у командующего, выслушал обо мне неприятные штуки, потому что он со мной был полностью согласен, на моей стороне, но фиг его знает, что там скажешь. Не то скажешь ещё, поэтому, на всякий случай, очень сильно меня ругал за то, что я потерял якорь.
Потом меня посадили в самолёт и повезли меня через Анапу в Москву. Шесть часов летели мы. Я просил лётчиков дать мне хоть чая. Говорит: «Воды нет». А прапорщик говорит: «Есть сало». Мне штурман вручил кипу документов, говорит: «Читай, ибо ты едешь на брифинг». То есть, я не знал, зачем и куда я еду. Потом прилетели, сели мы в Остафьево – это аэродром наш, военно-морской, сейчас газпромовский. На дальнюю стоянку. Туда приехало два УАЗика. Оттуда вышли офицеры. Меня посадили между двумя офицерами сзади. А сзади УАЗик шёл пустой. Привозят меня в Генеральный штаб. Они заходят со мной под охраной, и здесь встречает полковник, говорит: «Всё, спасибо. Вы не нужны. Мы его забираем к себе».
Забрали меня в Генштаб. Я захожу в лифт и замминистра обороны, он, кстати, живой – Лобов, и он очень хорошо рассказывает эту историю, а он не знал, что я слушал его на одном мероприятии, с таким восхищением. Говорит: «Это ты?! Спасибо, сынок!»
А утром он был за то, чтобы меня отдать под суд. Для того, чтобы услужить Горбачёву по поводу… Там пошли ноты протеста со стороны американцев. «Надо отдавать под суд». Причём, не московский суд, Ллойда Английский суд.
А потом уже Чебриков доложил Горбачёву. Горбачёв боялся очень Чебрикова, как огня, поэтому говорит: «Ну, хорошо, хорошо». И тогда «Хорошо!» от Чебрикова пошло дальше. И главком вытер пот, потому что его же тоже трындец – Чернавина закопать.
…через год. Уже год в Академии, мне вручили орден Красной Звезды «за освоение новой техники». [T.10.DCLXII]
…катапультные кресла экипажа выстреливались вниз, если это происходило ниже двухсот пятидесяти метров, парашюты не успевали раскрыться, и лётчики просто погибали. Сложным оказались обзор из кабины и пилотирование, нередко приводившие к тяжелейшим катастрофам. Одна из них произошла в шестидесятых годах ночью над городом Нежин под Киевом.
Василий РЕШЕТНИКОВ, генерал-полковник, командующий Дальней авиацией ВВС СССР, Герой Советского Союза: «В воздухе оказалось два самолёта, которые шли парой. На развороте ведомый потерял ведущего. Этот ведомый решил не уходить в сторону, а разыскать его, и он столкнулся с ведущим. Экипаж ведомого катапультировался. Ведущий тоже получил повреждения…»
Когда стало ясно, что пятидесятитонный самолёт спасти не удастся, командир полка приказал ведущему – командиру эскадрильи Лескову – катапультироваться. Лётчик вывел машину на центр аэродрома, направил её в сторону степи, и вместе с экипажем покинул борт.
Василий РЕШЕТНИКОВ, генерал-полковник, командующий Дальней авиацией ВВС СССР, Герой Советского Союза: «А в воздухе самолёт продолжал летать, и делал широкие размашистые круги, захватывая сам город. То, что над аэродромом проходил, это Бог с ним, но он проходил над городом. И эти круги приобрели постоянный такой радиус, и он несколько раз уже проходит над городом, снижаясь всё ниже, всё ниже и ниже. И сбить его нечем: никого рядом нет, ни зенитных средств, ни самолётов-истребителей».
В ту ночь эвакуировать спящее население Нежина командование не решилось. За те полчаса пока Ту-22-й без экипажа нарезал круги над городом, поседели не только должностные лица в гарнизоне, но и в Москве. Лишь по счастливой случайности самолёт, выработав топливо, упал на окраине у колхозной фермы. [T.1.IV.7]
И надо бы прыгать не вышел полёт,
Но рухнет на город пустой самолёт.
Пройдёт не оставив живого следа,
И тысячи жизней, и тысячи жизней,
И тысячи жизней прервутся тогда.
Мелькают кварталы, и прыгать нельзя.
Дотянем до леса, решили друзья.
Подальше от города смерть унесём,
Пускай мы погибнем, пускай мы погибнем,
Пускай мы погибнем, но город спасём.
Катастрофа Ан-124 в Иркутске 6 декабря 1997
…выполняя взлёт с аэродрома Иркутского авиазавода, из-за последовательного отказа трех из четырех двигателей упал на жилые дома микрорайона авиастроителей сразу после взлёта.
В катастрофе погибли все находившиеся на борту 23 человека, а также около 45 человек на земле, в том числе 14 детей. В результате разрушения жилого дома без жилья остались более 70 семей. [P.100.38]
Катастрофа Ту-144 (№ 77102) в Ле‑Бурже 3 июня 1973
Страшное приземление произошло на одной из улиц парижского пригорода Гусенвилля. Гигантская машина, круша все на своем пути, рухнула на землю и взорвалась. Весь экипаж – шесть человек – и восемь французов на земле погибли.
В результате падения частей самолета на город Гуссанвиль 5 зданий были полностью разрушены, 20 получили повреждения. Среди третьих лиц было 8 погибших и 25 раненых.
25 июля 2000 года «Конкорд» авиакомпании «Эр Франс» с серийным номером 203…
По злой иронии судьбы, место падения «Конкорда» находилось всего в нескольких километрах (~3 км) от точки, где в 1973 году разбился Ту-144.
Ресторан, на который упал «Конкорд», тоже выгорел полностью. Относительно малое число жертв на земле объясняется тем, что в момент катастрофы посетителей в ресторане было не много.
…Марти (Christian Marty) один из самых опытных пилотов «Air France».
Конкорд борется за то, чтобы остаться в воздухе: он всего лишь в тридцати метрах над землёй. Изувеченный самолёт летит к земле. Точно на его пути лежит город Гонесс (фр. Gonesse) с населением в двадцать пять тысяч человек. Левое крыло Конкорда разрушается, самолёт сваливается в штопор и врезается в землю. Сверхзвуковой самолёт, наполненный топливом, со ста девятью пассажирами на борту врезается в крышу отеля на окраине Гонесса. Огненный шар проходит сквозь здание.
Через восемь минут после падения десятки пожарных машин и «скорых» мчатся к месту катастрофы. Попытки спасения тщетны: погибли сто тринадцать человек: четверо в отеле и сто девять пассажиров и членов экипажа Конкорда.
*
Конкорд находится в пятидесяти пяти секундах от катастрофы.
…высоты шестидесяти метров недостаточно, чтобы развернуться, поэтому капитан Марти старается дотянуть самолёт до ближайшей посадочной полосы в аэропорту Ле-Бурже – всего в пяти километрах от него. Но затем возникает новая проблема: огонь настолько силён, что крыло Конкорда плавится и разрушается.
В кабине капитан борется с управлением, пытаясь набрать скорость и высоту, но этому препятствует тот факт, что крыло и органы управления разваливаются.
33 секунды (до катастрофы). Сигнал пожарной тревоги двигателя начинает звучать вновь и не затихает до конца полёта. У капитана Марти заканчиваются варианты. Даже полоса в Ле-Бурже, находящаяся теперь всего лишь в трёх километрах, уже не досягаема.
За одиннадцать секунд до падения диспетчер слышит последние слова капитана Марти: «Слишком поздно» – времени нет.
Три секунды. Конкорд больше не может держаться в воздухе: он уходит в штопор и сваливается на левое крыло.
Все сто пассажиров и девять членов экипажа гибнут, как и четверо в отеле. [T.21.XXIII.1]
…командир экипажа Кристиан Марти уже принял решение: разогнать самолет на трех двигателях и довернуть на полосу ближайшего аэропорта Ле Бурже. Даже с многометровым шлейфом огня «Конкорд» в принципе мог приземлиться…
…через несколько секунд, когда в Ле Бурже стали запрашивать экстренную посадку для терпящего аварию «Конкорда», командир экипажа лайнера сообщил по рации: «Нет, не получится, – слишком поздно». Это были последние слова капитана Марти...
…и в 15.44 по местному времени врезался в ресторан небольшого отеля «Хотелиссимо», расположенного в предместье Парижа Гонесс. На трёхсотметровую высоту взметнулось чёрное грибовидное облако дыма. В последний момент летчики всё же успели отвернуть от домов Гонесса (до того, как рассказывали очевидцы, горящая машина летела прямиком к центру города), но дотянуть до безлюдного поля уже не смогли. [P.106]
…в конце семидесятых Лев Дмитриевич уезжает на работу в Москву в Отдел оборонной промышленности ЦК. Здесь вырабатывалась «атомная политика» государства. Именно Рябев и сформулировал предложение Ефиму Славскому – министру среднего машиностроения.
Лев РЯБЕВ, министр среднего машиностроения СССР в 1986-1989 гг.: «Мы пришли к Ефиму Павловичу и сказали: «Ефим Павлович! Ядерного оружия достаточно. Реакторы надо промышленные закрывать – плутония достаточно». Потом вывел пятьдесят тонн избыточного плутония оружейного. Уран 235-й высокообогащённый…»
На календаре был 1986-й год. Лев Дмитриевич назначен заместителем министра, а вскоре министром среднего машиностроения.
Наступали непростые времена: Чернобыльская авария вызывала шквал нападок на министерство. Атаки на административную систему вылились в требование вводить выборность руководства и самоуправление на предприятиях Минсредмаша, а конструкторские бюро и НИИ сделать самостоятельными. Попытки объяснить, что атомная сфера несколько отличается от пищевой промышленности, успеха не имели. Тезис был один – реформы любой ценой.
…на заседании Рябев делает решительное и весьма рискованное заявление, остудившее горячие головы.
Лев РЯБЕВ, министр среднего машиностроения СССР в 1986-1989 гг.: «Снимайте тогда с нас ответственность за проблемы ядерной безопасности. Ну, одумались, сказали: «Нет! Снимать не будем». Поэтому мы сохранили отрасль, мы сохранили все структуры до развала СССР. И мы сохранили кадры».
Первый раунд остался за атомщиками: Минсредмаш сохранён. Как показало время, это было важное решение для нашей страны.
Лев РЯБЕВ, министр среднего машиностроения СССР в 1986-1989 гг.: «…выступили большинство членов коллегии за то, чтобы разделить отрасль на две составные части: ядерное оружие – Государственный комитет по ядерному оружию – это отдельно, остальная часть – переделать в коммерческие структуры.
Потом обсуждение у Ельцина (1992 г). Ему внушили, что эта отрасль носит государственный характер. Что эта отрасль, в первую очередь, ядерного оружия – оружия президента. И только сохраняя эту отрасль может он обеспечить и будущее нашей страны, и своё будущее, как президента. И он принял решение – Минатом, как единая отрасль».
Второй раунд также остался за Рябевым и его сторонниками. [T.10.DCCLXXXVI]
Знание «Гамлета» может пригодиться в самой неожиданной ситуации. Известный лингвист Александр Швейцер в своей книге «Глазами переводчика» вспоминает такую историю.
«Как-то на заседании Совета безопасности в ООН в сложном положении оказался молодой британский переводчик. Украинский делегат в своём выступлении использовал идиоматическое выражение «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Не сообразив, как это перевести, переводчик в отчаянии вставил знаменитую фразу из «Гамлета»: «Неладно что-то в Датском королевстве». На это представитель Дании заявил протест по поводу необоснованных выпадов в адрес его страны. Делегат из Лондона, напротив, поздравил выступающего с глубоким знанием английской классической литературы». [T.10.DCCLXXI]