ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
ЗАРИСОВКИ К СТАРШИМ АРКАНАМ
АРКАН XIV. Deductio; Harmonia Mixtorum, Reversibilitas; Ingenium Solare; la Temperance (Воздержанность, Умеренность, Время); Иероглиф 2 (плод, т.е. то, что вынашивается женщиной тринадцатого аркана).
ИСКУССТВО
ars, artis f 1) ремесло, занятие; искусство, наука:…; 2) система правил…; 3) искусное владение, мастерство, умелость…; 4) искусственность, неестественность…; 5) произведение искусства…; 6) моральное качество…; 7) хитрость, уловка, ловкость…
artificium, ī n [artifex] 1) искусство, мастерство, тж. техника, ремесло, промысел:…; 5) приём, способ, тж. уловка, хитрость…
ἀρετή, Aesch. - in crasi ἁρετή (ᾰ) ἡ 1) доблесть, храбрость, мужество…; 2) превосходные качества, отличные свойства, сила, мощь…; 3) крепость, бодрость…; сила, острота…; 4) плодородие или пригодность…; 5) красота, великолепие…; благородство, величие…; 6) pl. славные деяния, подвиги…; 7) высокое мастерство, умение, искусство (κυβερνητική Plat.); 8) слава, честь…; 9) заслуга…; 10) нравственное совершенство, добродетель… [B.169]
εὐ-χέρεια ἡ 1) ловкость, проворство…; 2) искусство, мастерство (τοῦ Πραξιτέλους Luc.); 3) склонность, тяготение, влечение…; 4) распущенность, беззаботность, легкомысленное отношение…; 5) легкомыслие, невнимательность, пренебрежение…; 6) подвижность, лёгкость…[B.169]
παιδεία ἡ тж. pl. 1) воспитание, обучение…; 2) образование…; 3) образованность, просвещение, культура…; 4) искусство…; 5) детство, юность…; 6) молодёжь…; 7) наказание…[B.169]
χειρο-τέχνημα, ατος τό произведение (человеческого) искусства, изделие Babr. [B.169]
…как только переживания начинают терять под собой физический мир, как только они переходят в мир дымчатых образов, грёз и мечтаний, в мир непонятный уму человека, но столь близкий и ясный духу его, он убеждается, что слово не может подняться до них, не может вместить искр-эманаций его духа, а посему и не может зажечь ответное пламя в сердцах людей. И вот, инстинктивно внутренний голос заставляет его следовать закону аналогии; он начинает говорить притчами, то есть пользоваться образами другого, низшего плана; здесь, по роду своего дарования, он эти притчи может облекать или в речь вдохновенного пророка, или в гармонию красок, форм или звуков; – так родилось искусство.
В. ШМАКОВ [B.24.1]
Jean-Jacques Lebel, French artist, poet, poetry publisher: «…кто бы ни оказался лицом к лицу с этими предметами, он должен их рассмотреть, то есть выполнить интеллектуальную умственную работу, чтобы войти в этот предмет, проникнуть в него, как он проникает в нас. Между этим предметом и нами – зрителями – возникает обратная связь, которая изменяет нас. Иначе искусство не имеет смысла. Иначе оно – всего лишь товар…» [T.10.CIX.7]
…оценка длилась несколько секунд. Но это примитивные этюды, в них нет ещё поэзии совсем, и главного в искусстве – обобщенья.
Лишь тот, кто сквозь себя пропустит роль, приблизиться способен к совершенству… [T.10.CCCLXXVII]
Пётр ВАЙЛЬ, российский и американский журналист, писатель, радиоведущий: «…искусство, вообще, – прежде всего, память – мать всех муз Мнемозина. В этом одноприродность искусства и религии – ориентация во времени, создание системы координат: надо помнить, как был сыгран Брамс и что было в тарелках – суть торжества в этом, а не в идее торжества. Все жизненные проявления – ритуал; культура – последовательность обрядов; поэзия – порядок слов; религия – миропорядок». [T.10.CXIX.14]
Анастасия ДАНИЛОЧКИНА, художник, искусствовед, кандидат философских наук: «Конечно, Осокина была не единственной музой: он вдохновлялся женщиной, он мог ценить красоту как художник. Я нашла такую запись, он пишет, что: «Искусство – это не Мать, которая прощает своим детям, а это Женщина, которая навсегда уходит от того, кто ей изменяет». Вот он (Виктор Попков) не изменял только одной женщине – это искусству». [T.10.DXXIII]
Dr. Manuela B. Mena, Senior Curator, Eighteenth Century Painting and Goya, Museo Nacional del Prado: «…идея о том, что искусство связано с красотой, родилась ещё у греков. Согласно концепции Калос кагатос (καλὸς κἀγαθός) Красота и Правда едины: то, что красиво, является благом. Но в действительности Красота – это всё то, что нас трогает и помогает нам выбраться из пропасти».
Jeremy John Irons, English actor and activist: «Как сказал Пабло Пикассо, который был директором Прадо в 1936-м году: «Искусство сметает с души пыль повседневности». [T.10.DCCLXXVI]
*
κᾰλός 3 (эп., кроме Hes., тж. ᾱ; compar. καλλίων - эп. ῐ, атт. ῑ; superl. κάλλιστος) 1) красивый, прекрасный, прелестный, изящный…; 2) прекрасный, благородный, славный…; 3) благоприятный, попутный…; 4) благоприятный, предвещающий добро…; 5) благополучный, счастливый, удачный…; 6) чистый, настоящий…; 7) превосходный, отличный…; 8) годный, удобный, выгодный… [B.169]
κἀγαθός in crasi = καὶ ἀγαθός. [B.169]
ἀγᾰθός 3 (ᾰγ) (compar. ἀμείνων, βελτίων, κρείσσων, λωΐων, λῴων, поэт. тж. ἀρείων, βέλτερος, λωΐτερος, φέρτερος; superl. ἄριστος, βέλτιστος, κράτιστος, λώϊστος, λῷστος, поэт. тж. βέλτατος, φέριστος, φέρτατος, κάρτιστος) 1) хороший, отличный (ἰητήρ, θεράπων Hom.): ἀ. τι Hom., Her., Plat., εἴς и πρός τι Plat., περί τι Lys., ἔν τινι Plat. и ποιεῖν τι Hes., Plat. искусный (отличившийся) в чём-либо; 2) добрый, благой (δαίμων Arph.; θεός Plut.): καλὸς κἀγαθός Plat. нравственно (духовно) совершенный; ὦ ’γαθέ! Plat. ах, мой милый!; 3) доблестный, храбрый (Ἀχιλλεύς Hom.): βοὴν ἀ. Hom. славный в бою; 4) благородный, знатный Hom., Pind., Soph., Eur.: δεσπόται ἀγαθοί τε καὶ ἐξ ἀγαθῶν Plut. знатные повелители из знатных родов. [B.169]
…были вторичны, они во все глаза смотрели в самое сердце Африки, где искусство развивалось по иным, нежели в Европе, законам. В понимании местных жителей, оно и искусством то не было: в африканских обществах никогда не творили ради красоты.
Владимир АРСЕНЬЕВ, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, член Парижского общества африканистов: «Совокупность масок, статуэток – это всё предметы, которые надо рассматривать как инструменты, не для любования. Они созданы для того, чтобы создать определённое психологическое состояние людей, участвующих в обрядовом действии, ощущения соприкосновения с другой реальностью».
Михаил ЗВЯГИН, художник, коллекционер: «…что любопытно, у них нет выделенной касты художников. Как правило, община может назначить человека – вот ты будешь заниматься литьём. И он начинает заниматься литьём. А другой занимается кузнечным делом. Там в этом отношении, как в своё время у японцев. Все эти вещи авторские, но не подписные».
Владимир АРСЕНЬЕВ, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, член Парижского общества африканистов: «Приёмы искусства различны. У европейцев, скажем, это шло по пути приближения к видимому глазом. У африканцев, наоборот, отход от видимой глазом реальности, к реальности большей, чем реальность даваемая зрением, слухом. Почему собственно сюрреалисты Европы и заинтересовались африканским искусством, в частности, потому что они пытались создать реальность, большую чем реальность. Это тоже форма приближения, если хотите, к Богу, к Совершенству, к Гармонии». [T.10.VII.11]
Эта картина для многих стала символом «новой эпохи»: ощутив себя на пороге какого-то разлома – неотвратимого и непонятного – публика искала в ней тайные смыслы и пророчества, связывая образ «Красного коня» с будущим России. Да и кто, наконец, если не художник, обязан открыть Миру истину… [T.10.CDLXIX.1]
Вазари первым использовал термин «Rinascimento» – Ренессанс, и обеспечил художникам статус звёзд, освещающих своим талантом жизнь общества.
Prof. Dr. Bernd Roeck, Universität Zürich: «Он создал образ художника, до тех пор неведомый. Художники считали себя ремесленниками, и так же относились к ним заказчики. Вазари же создал образ странного гения – немного сумасшедшего художника, всецело поглощённого творческими идеями. Его литературные портреты до боли напоминают сегодняшних поп-звёзд». [T.29.XXXVII]
Лев СМОРГОН, скульптор: «Настоящий художник созревает постепенно. Если человек очень быстро «вспыхнул», как звезда, то это значит, он здорово ответил на сиюминутную ситуацию вокруг себя. А если художник охватывает более широкие пространства и более продолжительное время, то он развивается постепенно и, самое главное, отношение к нему развивается постепенно. И поэтому здесь есть объективная причина, почему в молодости не было персональных выставок…
Настоящий художник – это тот художник, который в пятьдесят лет продолжает делать работу без заказа, без ориентации на покупателя и без выставочной ориентации. То есть, делает её для себя». [T.10.CDLXXIV]
Waldemar Januszczak, British art critic: «Однажды я брал интервью у директора Лондонской национальной галереи, под крышей которой собрана самая знаменитая в Британии коллекция живописи старых мастеров. Этот директор был весьма уважаемым человеком. Все, и я в том числе, восхищались тем, что он сделал для музея. Но каким-то образом у нас зашёл разговор о скульптуре – предмете моей особой страсти. Я рассказывал директору, почему считаю скульптуру настолько важной и необходимой, как вдруг он меня перебил: «Нет-нет-нет, Вальдемар, – сказал он мне, – скульптура это просто предмет, на который вы натыкаетесь, отступая назад от картины, чтобы получше её рассмотреть». Думаю, это была шутка, но в ней отразилось расхожее предвзятое мнение о том, что скульптура это некая занимательная, но второстепенная область искусства – милое дополнение к живописи. На самом деле всё как раз наоборот. Не существует более важного вида искусства, чем скульптура. Она и Начало Начал, и его Венец». [T.13.LXXIII]
У периода Барокко нет чётких границ: он растянулся на весь семнадцатый век и далее. Барокко не было чистым искусством, но оно породило величайшие шедевры.
Waldemar Januszczak, British art critic: «…в этом заключается главная особенность стиля Барокко – он преследует вас, заискивает перед вами. Другие направления надменно покоятся на своих пьедесталах, самонадеянно ожидая, что вы заинтересуетесь ими, но Барокко знает людей лучше: оно спрыгивает с постамента и набрасывается на вас. А ещё оно стремится поразить вас своим масштабом, великолепием, экзальтацией – только взгляните на этот размах…»
Попав в руки настоящих гениев, этот стиль стал тёмным и тревожным, обрушил на нас весь этот психологизм, размывая грань между искусством и реальностью. А когда возможности живописи уже были исчерпаны, Барокко задействовало другие виды искусства чтобы сразить публику – архитектуру, скульптуру, музыку – всё сразу. Преследуя вас, Барокко швыряло в вас всё, что подворачивалось под руку.
Waldemar Januszczak, British art critic: «…до Собора Святого Павла, от Рима, где этот стиль зародился, до Лондона, где он, наконец, угас. Ведь ещё одна особенность Барокко – его широкая распространённость: этот стиль проник повсюду. Практически весь семнадцатый век он провёл в разъездах, и, что интересно, в каждой стране он трансформировался, перенимая местные обычаи.
…но Католическая церковь всегда верила в искусство, полагалось на него, зная, что люди любят образы – хотят видеть, чему они поклоняются. И это наделяло искусство невероятной властью».
…и пока архитектура и скульптура резвились на ярком итальянском солнце, искусство, нуждавшееся в самом глубоком внимании, – живопись – пошло по другому пути. Трентский (Тридентский) собор велел художникам захватить внимание людей. Но как это сделать?
Waldemar Januszczak, British art critic: «…один из самых сильных приёмов – эффектное использование темноты: превращение живописи в театр».
Одной из главных причин успеха Барокко – первого всеобъемлющего направления в искусстве – было умение отлично приспосабливаться.
Waldemar Januszczak, British art critic: «Барокко охватило Европу как лесной пожар. И оно везде укоренялось, перенимая местные вкусы и обычаи».
В Испании периода Барокко было лишь два возможных источника заказов для художника – короли или монахи. Габсбурги открыли для себя могущество искусства, но истинные правители Испании знали о нём всегда.
Waldemar Januszczak, British art critic: «…когда я говорю, что Барокко было первым по-настоящему мировым направлением искусства, именно это я и подразумеваю. Стиль «Чурригереско» не попал в Италию или Францию, но он, всё же, добрался до самых труднодоступных уголков Испанской империи и осел в очень дальних странах. Барокко всюду следовало за монахами. В итоге оно превратилось в фирменный стиль всей Латинской Америки». [T.13.CVI]
**
**
Выступая перед большой массой затюканных людей без баночной перспективы, следует помнить, что они хотят просто отдохнуть: или как следует поржать, или поплакать, но сладко.
Пугать их не надо. Им страшно и без тебя.
Жизнь бессмысленна и зла, изменить это невозможно при всём желании – и больше всего наши братья и сёстры нуждаются в душевной анестезии.
Их утешают красивые сказки и надежда протиснуться в вечность хоть тушкой, хоть чучелом.
Значит, надо её дать. Художника кормят именно за это.
Искусство продаётся лучше, если у него оптимистичный финал. Продажный (в хорошем коммерческом смысле) художник обязательно постарается натянуть его на оскаленный череп бытия.
В. ПЕЛЕВИН [B.51.31]
Александр БОРОВСКИЙ, кандидат искусствоведения, Заслуженный деятель искусств РФ: «Всегда парадный портрет, это, – для одних средство, так сказать, увековечить себя и руководить государством, для других – это средство заработать. Ничего в этом плохого нет. И всегда искусство служило сильным мира сего. Другое дело – как оно это делало…»
Михаил ГЕРМАН, доктор искусствоведения, главный научный сотрудник Русского музея: «Какими бы мы ни были свободомыслящими людьми, когда мы смотрим на человека, имеющего огромную власть, мы не можем ни смотреть на него, ни изображать его, ни говорить о нём иначе как с чувством некоего особого напряжения: от него очень многое зависит, особенно в России…» [T.10.CCXXIV.1]
Александр БОРОВСКИЙ, кандидат искусствоведения, заведующий Отделом новейших течений Государственного Русского музея: «…но художники хотели мироустройства, хотели показать некую картинку мира, которая была в их представлении.
Альтюссер, кстати, тоже марксист, хорошо писал, что репрезентация мира возможна только при отступе, когда человек отступает от реальности. И многие художники тех лет решили сделать этот отступ, этот шаг назад. Почти все сделали шаг к классическим композиционным схемам. (Евсей Моисеенко «Победа», «Ветераны», «Свобода»; Андрей Мыльников «Смерть Гарсиа Лорки», «Распятие», «Коррида»)
Такой советский экспрессионизм ничем не хуже немецкого. И не трудно заметить, что везде одни и те же схемы – это или «Пьета», или «Распятие», или «Предстояние».
Я помню мальчишкой, как на выставку Моисеенко – замечательного человека, фронтовика, честного очень – пришёл Романов, тогдашний секретарь Ленинградского обкома со свитой. И он ему говорил: «Ну, что Евсей Евсеевич, думаете, я не вижу тут у вас эти церковные распятия». И вся его свита так тихонько хмыкнула.
И Моисеенко – выдающийся художник – должен был улыбаться и раскланиваться.
Да, они сделали отступление к канону, уже такого классического искусства, и не знали, что делать, потому что напирали на традицию, чтобы быть действительно композиционными, чтобы быть величавыми, чтобы апеллировать к какому-то высокому искусству». [T.10.DCXXVI.4]
Prof. John M. Camp, American School of Classical Studies: «…я думаю, что искусство, в основном, отражает аристократический стиль жизни. А даже в демократических Афинах было много аристократов и богатых людей. На некоторых горшках изображена обыденная действительность – сценки на рыбных рынках, в мясных лавках, в мастерских, – но искусство большей частью спонсировалось аристократами: их интересовали пиры, охота, разного рода развлечения, то есть то, что им больше нравилось». [T.10.LXXIV.2]
Роман КАЧАНОВ, кинорежиссёр: «Искусство появляется в тот момент, когда ты действительность переосмысляешь, а не когда ты её копируешь, или как-то стараешься под неё подстроиться». [T.10.CDLXXV]
Михаил ПИОТРОВСКИЙ, доктор исторических наук, директор Государственного Эрмитажа: «…произошло изменение монументальной живописи: если до восемнадцатого века, условно, Италия – это храмы расписанные фресками – на них религиозные библейские сюжеты. И вот, сам храм – и есть та, настоящая, реальная архитектура, в которую вся эта живопись вписана, то постепенно всё больше и больше пишут во дворцах, а, даже если в церкви, то картины изображают иллюзию: они изображают архитектуру, вдруг появляются эти громадные пилоны, высочайшие залы, а там летают боги – и всё, как будто бы, настоящее, хотя всё написано на холсте. Вот эта мощная иллюзия, мощный обман зрителей, он не совсем обман: отлично зритель понимал – ему создают такую «оперу», ему создают искусственное пространство – называлось «квадратура». И вам достаточно нарисовать что-то на холсте, чтобы вы уже чувствовали себя в пространстве». [T.10.DXXXIII.2]
*
На окраине города Охрида археологи находят захоронения, скелеты и амфоры. Они осторожно исследуют слой за слоем.
…в десяти минутах ходьбы отсюда находится настоящее сокровище – жемчужина архитектуры – это церковь Святого Климента. Что касается её убранства, то его можно назвать революционным для того времени.
В 1260-м году была сделана следующая запись: «Когда художники Михаил и Евтихий вернулись из Салоник – центра искусств, они решили нарушить каноны византийской иконописи и привнести в живопись своё содержание. Они перестали быть анонимными художниками рискнули сделать неслыханное – изменили визуальное восприятие мира и стали выразителями новых идеалов. Они почти тридцать лет без устали расписывали стены церкви, руководствуясь новым видением мира».
Потрясающие массовые композиции, подвижные лица, изображения в перспективе. Михаил и Евтихий отказались от старой манеры живописи. Они вывели на первый план, прежде всего, мирское. Это была победа над патриархами и начало новой эры – переход к итальянскому Ренессансу. [T.10.XI.36]
Андрей КОНЧАЛОВСКИЙ (МИХАЛКОВ-КОНЧАЛОВСКИЙ), режиссер, сценарист, народный артист РСФСР, президент киноакадемии «Ника»: «…современные художники точно знают, что, если Матисс, Кандинский и Дали могли себе позволить быть вполне обеспеченными людьми, то посли Энди Уорхола не быть богатым – просто неприлично.
…и она пишет: «Самый старый «Короткий эффект» к коммерческому успеху – скандал».
Если мы задумаемся, то мы услышим начало двадцатого века: «Пощёчина общественному вкусу». Помните, Маяковский: «С корабля современности выбросить всё…»
Вот. Скандал!
И таким коронным номером в истории Скандала был, конечно, «Чёрный квадрат» Малевича. Малевич – объект моей критики и нападок.
Но, всё-таки, давайте рассмотрим, где был тот момент, когда европейское искусство перешло от создания художественных ценностей к «рыночной стоимости»? Где тот момент, когда художник стал делать «товар», «продукт» для продажи? Когда он стал спекулянтом, грубо говоря, и коммерческие цели преследовать?
Конечно, вы помните замечательный рассказ Гоголя, предположим, все его знают, наверное – судьба художника – «Портрет»…
Фанатическое служение искусству, которым отличались великие художники конца девятнадцатого – двадцатого века, нищие практически – Сезанн, Ван Гог, Коровин, Врубель – они жили в нищите, в неизвестности… Но они не думали о том, чтобы стать модным или сознательно создать, так сказать, какой-то скандал. Почему? – Потому что о них не было общественного мнения. Общественное мнение создаёт товар. А поскольку они были неизвестны, то они практически и были небогаты.
Вот когда произведение искусства стало товаром.
Сколько ушло времени на то, чтобы рынок победил искусство? – На это ушло приблизительно три века.
…что такое Искусство? Я могу дать вам такую наиболее меня устраивающую теоретическую, сухую теоретическую формулу. Искусство – это знание, выраженное словесными или материальными образами. Знание, которое помогает человеку понять, осмыслить окружающий мир. И способствовало внутреннему росту, но, обязательно с эстетической точки зрения. Потому что любое человеческое знание является способом познания мира. Но есть и наука, которая расширяет представления о законах окружающего нас мира. А искусство расширяет, но не научными способами – оно аккумулирует только одно – эстетическое восприятие мира. Что это значит? – Это значит передать красоту или уродство мира. То есть, мы все – немножко художники…
…как говорил Лев Николаевич: «Искусство есть сообщение чувства». Гораздо короче, чем научное определение искусства. Но – сообщение Чувства – не Мысли, а Чувства. Это довольно сложная вещь: мы должны почувствовать, что чувствует Художник. Но художник должен тоже чувствовать. А для этого у него должен быть талант. Вот первое качество Художника – это Талант.
…вот для того, чтобы запечатлеть, для этого таланта мало, для этого нужно Мастерство, то есть, техника. Мастерство – это тот инструмент, без которого художник не может выразить свои чувства: будь то «мастерство слова», «мастерство карандашного рисунка», «мастерство поэтического образа», но это Мастерство – это работа, это труд. Если Талант это от Бога – Талант – вещь, которая «даётся», то Мастерство нарабатывается – это бесконечный труд. Мастер – это тот, который умеет делать то, что другие не могут. Просто «не могут».
…третье, на мой взгляд, – это способность сообщить то, что я называю «Чувство прекрасного». Чувство прекрасного – не обязательно красивость. Чувство прекрасного – это интенсивность. Это может быть даже трагическое чувство: в драматургии это могут быть слёзы, это могут быть убийства, это может быть трагедия Шекспира. Но мы чувствуем величие и красоту человека. То же самое в искусстве: Чувство прекрасного может идти на отрицании, но оно даёт вам, прежде всего, Чувство – не Мысль, и не омерзение, а чувство, что за этим стоит боль, может быть, художника…
…и четвёртое, когда мы говорим о таланте, – это новаторство. Что значит «новаторство»? – Это «ломать». Но когда мы говорим «ломать» – нарушать какой-то закон…
Искусство требует времени, потому что оно требует созерцания. А Созерцание близко к шуму моря или к молитве». [T.10.CI.123]
Александр ЯКИМОВИЧ, доктор искусствоведения, академик Российской Академии художеств: «…есть, как мне кажется, разделительная линия между Толстым-Учителем и Толстым-Художником. Эта линия идёт по определённому меридиану: условно говоря, с одной стороны – Делание, с другой – Неделание; с одной стороны – Деяние, с другой – Недеяние. Сейчас я постараюсь объяснить, что имеется ввиду.
Толстой, конечно, как «Учитель жизни» требует от нас того самого, что требует любой Учитель жизни – «Вот так делай, так не делай». А Художник, вообще-то говоря, этого не требует – он предлагает, чтобы мы смотрели на мгновения Бытия, на разные удивительные разности, детали и зрелища, – а по поводу человеческих дел этот самый художник Толстой, который умеет смотреть на эти зрелища, постоянно даёт нам понять одну вещь, с которой большинству людей просто трудно примириться. И о которой с филологами и толстоведами очень всегда трудно говорить, потому что, ну, это скандал.
Вот я вам расскажу почему это «скандал». А именно, делать какие-нибудь усилия, творить, стараться, работать на ниве прогресса, шагать к лучшему будущему, улучшать жизнь, исправлять нравы – вообще говоря, с точки зрения Художника, есть дело, некоторым образом бессмысленное. Обратите внимание, когда Толстой в своих книгах начинает работать Художником на все сто процентов (то есть, он не возит за собой вот эту телегу Учителя жизни, а работает Художником), он постоянно даёт нам понять, что суетиться не надо, напрягаться не надо, не надо быть святым, не надо быть развратником, не надо верить в монархические идеалы, не надо революций. «Не надо» потому, что общественная жизнь, где все наши усилия по её усовершенствованию, вообще говоря, очень плохо сделаны. Это я вам говорю ни к тому, чтобы вы верили в какие-нибудь идеи, которые звучат из текстов Толстого – я пытаюсь провести разделительную линию между Учителем-Толстым и Художником-Толстым.
Учитель требует – напрягайся, старайся и делай, трудись так-то и так-то, детей воспитывай так-то, несправедливостям сопротивляйся, ложь разоблачай, и прочее в том же роде. А Художник-Толстой с изумлением наблюдает разные моменты бытия и даёт нам понять, что, вот смотрите, вот эти люди напрягаются-суетятся, но ничего же у них не получается и не получится ничего.
В романе «Война и Мир», как вы помните, очень суетятся и напрягаются, прежде всего, кто? – Политики и генералы. У них планы, проекты, диспозиция…» [T.10.CI.128]
Андрей ЗОРИН, доктор филологических наук: «…я говорил о роли литературы не столько, как литература влияла на писателей, как таком резервуаре национальном. Живопись, конечно, играла очень большую роль. Она действовала на людей потому, что она давала зрительные образы, это очень важно. Только что я бы хотел подчеркнуть, это ограниченную доступность живописи. Ведь фотографий не было, телевидения не было, кто это мог видеть? Карамзин описывает, он ходит в Лувре и описывает картины, но описанная картина – это тоже слово. Книжные иллюстрации – безусловно. Лубки и народные картинки, живопись не была доступна такому количеству людей, как литература. Образцы чувств и модели чувств, зафиксированные в литературе, прототипны. В живописи, конечно, гораздо в меньшей степени, но это не значит, что литература единственное искусство. Не меньшую именно в эту эпоху, если не в большую роль играл театр. А, конечно, сегодня, если мы будем говорить, где возникают эти символические модели чувств, то надо в первую очередь говорить о кино и телевидении в большей степени, я думаю, чем о литературе. Это, конечно, зависит от эпохи, от культурных носителей и так далее». [T.10.CI.11]
Аркадий ИНИН, сценарист: «…иногда в поезде едешь с незнакомым человеком, он тебе рассказывает какую-то историю, ты за неё цепляешься. А иногда, когда деньги кончаются, а что-то писать надо, значит, из головы берёшь, как говорится «с потолка». Лучший способ, вообще. Когда меня спрашивают: «Как вас и когда посещает творческое вдохновение?», я честно отвечаю: «Когда кончаются деньги!» [T.10.LXIX.21]
– Неверно полагать, что древний человек осознал себя человеком, когда изготовил первое орудие труда или орудие убийства. Человек стал разумным не после того, как загнал на охоте первого зверя, принёс его тушу домой и зажарил её на костре. Самое главное в истории человека произошло после ужина, когда он нарисовал углём на стене пещеры сцену своей первой охоты. Неуклюжий рисунок: маленький человек кидает копьё в скачущего оленя. Именно после того, как он наивно решил, что его жизнь может быть интересна другим и кто-то из потомков воспользуется его опытом – человек стал homo sарiеns. Человеком разумным. Потому что парой росчерков угля на стене, сам того не ведая, он сотворил Великое Информационное Поле и наполнил его первым контентом. Так началось глобальное распространение информации. Так родилась медиа…
После смерти этого первого, безвестного художника прошли десятилетия, прежде чем медиа стала тем, чем она является сегодня. И помогла ей в этом единственная, по-настоящему сильная, человеческая страсть – страсть к власти. Люди всегда стремились господствовать друг над другом. В детской песочнице, в постели, на службе, и главное – в обществе. Но власть, добытая силой, непрочна и может быть отнята более мощным противником. Истинная ценность власти в её легитимности. Поэтому властные полномочия нужно было легендировать. Рисунок на пещерной стене долгое время оставался объектом бескорыстного интереса тысяч человеческих глаз. Он был кристально чистым, не извращённым пока ещё источником информации. Первичным объектом. Пока кто-то, нуждавшийся в легендировании своей власти, не догадался подрисовать оленю ещё десяток ног и огромную голову с бивнями, а человеку, кидающему копьё, – причудливый шлем. И тогда обычный пещерный придурок превратился в Героя, убившего Большого Зверя. А человек, переделавший рисунок, заявил о себе, как о вожде, ведущем свой род от того самого Героя. Так появилось великое искусство манипуляции. Человек использовал первичный объект в собственных целях. И толкнула его на это сама медиа. Так медиа стала разумной. Меdia sapiens…
Сергей МИНАЕВ [B.99.3]
Дед, Акрисий, царь Аргоса, в молодости, говорят, сваливал кулаком быка; но солнце дней его клонилось к закату, старость давно выбелила его голову и бороду, и плохо держали тощие, обросшие седым волосом ноги.
Внук стоял перед царём, сидящим в золочёном кресле. Смотрел в пол – на испятнанные солнцем пантерьи шкуры, устилающие пол царской опочивальни, – облысели шкуры-то, стыд, нищета; на потёртые царские сандалии – на правой подштопан оторвавшийся ремешок... Аргос беден, плохо родит каменистая земля, и у царя Акрисия нет сына, что повёл бы мужей в поход и вернулся с добычей... А в Микенах и в Тиринфе, и в Пилосе, и в Орхомене, и – кто знает – может, и в самих Афинах усмехаются в завитые бороды, стуча кубками за пиршественными столами: царь Акрисий стар и болен, а единственный наследник, внук Персей, ни на что не годен, даром что старик всем рассказывает, будто дочь его родила от самого Зевса, – видно, боится, что мальчишку удавят прежде срока...
«Я стар, – сказал дед, умоляюще глянув из-под седых клочковатых бровей. – Ум мой ослабел. Прости меня, сынок. Это я во всём виноват».
Конечно, наследник престола, щуплый и хилый, роняющий на ногу метательный диск, – разве это наследник? Обнажённые юноши борются на песке гимнасия – блестят мускулистые тела, натёртые маслом; царь велел внуку не ходить в гимнасии – не смешить людей.
Но Аргос мал, дед, и все здесь знают, что на твою единственную дочь не польстился бы не только Зевс, но и конюх.
Екатерина Некрасова «МИФ» [A.286]
Илья ДОРОНЧЕНКОВ, кандидат искусствоведения, заместитель директора ГМИИ им. А.С. Пушкина по научной работе: «…импрессионизм, в общем, заканчивает тысячелетний, если не больше, цикл развития искусства, которое построено на принципе подражательности. Есть такое страшное греческое слово «мимесис / μίμησις» – «подражание». Задача искусства – воспроизвести действительность так, чтобы было неотличимо.
И в общем, если не брать в расчёт Средние века, всё европейское искусство от античности до девятнадцатого века это в принципе, так или иначе, реализует. А импрессионисты отрезали от задач искусства рассказ – что потом будет: что было раньше, что будет потом; проповедь – любую – религиозную или политическую; символику. Они стали изображать то, что видят перед собой здесь, сейчас – современность – нас с вами.
…в целом импрессионизм изображает современность, изображает наши впечатления от ней, и действительно акцентирует не только то, что мы видим, а как мы видим». [T.10.D.61]
*
μίμησις, εως (μῑ) ἡ 1) подражание, воспроизведение, подобие (τυραννίδος Thuc.): κατὰ σὴν μίμησιν Arph. в подражание тебе; ἡ μ. ποίησίς τίς ἐστιν Plat. подражание есть вид творчества; 2) изображение (πυγμαίου ἀνδρός Her.). [B.169]