ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО

ЗАРИСОВКИ К СТАРШИМ АРКАНАМ

АРКАН VI. Methodus Analogiae; Libertas 2 (Pentagrammatica Libertas); Medium; l'Amoureux (Возлюбленный); Bifurcatio (распутье дорог); Иероглиф (Глаз и Ухо).

Libertas 2

I eleutheria, ae f (греч.) свобода Pl. [B.32]

I optio, ōnis f [opto] (тж. о. eligendi С) свободный выбор, неограниченная свобода, желание, воля, усмотрение: si о. sit С если угодно; о. tua est Pl и о. sit tua С пусть будет по твоему усмотрению (выбору); potestatem optionemque facere alicui, ut eligat С предоставить кому-либо полную свободу выбора. [B.32]

vacātio, ōnis f [vaco] 1) освобождение, освобождённость, свобода или увольнение (alicujus rei или ab aliquā re): v. sumptūs, laboris, militiae, rerum denique omnium С освобождение от расходов, трудовых повинностей, военной службы, словом — от всего; v. alicujus rei освобождение вследствие чего-либо (v. aetatis С, Nep); v. militum L увольнение солдат в отпуск; 2) плата за освобождение от воинской повинности (vacationes annuas exsolvere T). [B.32]

ἀ-δέσποτος 2 1) не имеющий хозяина (οἰκήσεις Arst.); 2) никому не подвластный, свободный (ἀρετή Plat.; θεοί Plut.); 3) неизвестно чей, анонимный (παράδοσις, λόγος Plut.). [B.169]

«…тем не менее, патруль ходил за мной повсюду. Я привык к нему, как постепенно начал привыкать в «вырхз спранди» и «хрьдо шлавцми», как постепенно привык к «Газетт» и к телевизору, на экране которого не было ничего, кроме пресловутого «Пожалуйста, соблюдайте спокойствие». Я научился соблюдать спокойствие и мог часами сидеть перед мелко подрагивающей картинкой. Я начал понимать, что свобода это вовсе не выбор. Свобода – это когда у тебя нет выбора».

Геннадий ПРАШКЕВИЧ [B.134.1]

Во главе города стоял князь. Знать правила Дубровником, но для принятия важнейших решений нужно было согласие горожан. Жители Дубровника руководствовались лозунгом республики: «Забудьте о личном, думайте об общем благе». И этим общим благом была свобода города. «Даже за всё золото мира нельзя продать свободу». Дубровник следовал этому лозунгу. Он даже был готов отдать всё своё золото, чтобы купить свободу: город делал подарки королям и султанам, подкупал правителей и платил дань. Дубровник жил без войн, но поддерживал боевую готовность. Крепость, построенная в стиле барокко, считалась неприступной. [T.10.XI.22]

Про зоопарки я понаслушался почти столько же небылиц, сколько и про веру в Бога. Некоторые несведущие благожелатели полагают, будто на воле животные «счастливы», потому что «свободны». Такие люди обычно представляют себе большого, статного хищника – льва или гепарда (образ гну или трубкозуба как-то не приходит в голову). Они представляют себе, как дикий красавец зверь рыщет по саванне в поисках, чем бы поживиться… а после чинно переваривает добычу, безропотно принявшую свою участь, или трусит себе помаленьку, чтобы сохранить стать после роскошного пиршества. Они представляют себе, как зверь гордым и нежным взглядом обводит свое потомство, как все его семейство, разлегшись на ветвях деревьев и довольно урча, любуется заходом солнца. Жизнь дикого зверя, думают они, проста, замечательна и содержательна. Потом его отлавливают злодеи – и сажают в тесную клетку. Прощай, вольное «счастье». Отныне зверь помышляет только о «свободе» – и изо всех сил стремится вырваться на волю. Лишенный «свободы», притом надолго, зверь превращается в тень самого себя: дух его сломлен. Вот что думают некоторые благожелатели.

На самом же деле все по-другому.

В природе животными движут принуждение и необходимость, в дикой среде все подчинено незыблемой общественной иерархии; страх там неизбывен, а пищи совсем не густо; приходится денно и нощно охранять свою территорию и страдать от назойливых паразитов. Тогда что толку в такой «свободе»? И то верно: дикие звери не свободны и на воле – ни в пространстве, ни во времени, ни в отношениях между собой. Теоретически, или, попросту говоря, физически, зверь может податься куда угодно, презрев общественные условности и ограничения, свойственные его виду. Но на деле у животных такое встречается еще реже, чем у представителей нашего племени. Попробуйте-ка сказать какому-нибудь лавочнику: давай, мол, бросай свои дела, семью, друзей, общество, прихвати деньжат, самую малость, да кое-какую одежонку на смену и ступай куда глаза глядят! Уж коли человеку, самому храброму и разумному из всех животных, претит скитаться по белу свету эдаким чужаком-изгоем, никому ничем не обязанным, то что говорить о зверях с их-то нравом, куда более консервативным, чем у нашего брата человека? Да-да, так оно и есть: все звери – консерваторы, а то и реакционеры. На малейшие перемены в жизни они реагируют крайне болезненно. Они любят, чтобы все было так, как есть, – день за днем, месяц за месяцем. Они терпеть не могут всяких неожиданностей. Взять хотя бы их территориальные взаимоотношения. У каждого зверя, будь то в зоопарке или в природе, есть свое жизненное пространство, и каждый ход их исполнен смысла, как у шахматных фигур. В том, что ящерица, медведь или олень держатся за свое местообитание, случайности или «свободы» ничуть не больше, чем в позиции того же слона на шахматной доске. В обоих случаях есть порядок и цель. В природе звери из сезона в сезон передвигаются по одним и тем же тропам, влекомые одними и теми же настоятельными причинами. В зоопарке же, если зверь не лежит в определенное время в привычном месте, значит, здесь что-то не так. Это может означать, что в окружающей обстановке кое-что изменилось, пусть и незаметно. Забудет уборщик шланг – тот валяется, свернувшись клубком, и как будто угрожает. Или вдруг образовалась лужа – и она тревожит зверя. А тут еще лестница отбрасывает тень. Но это может означать и нечто большее. В худшем случае – то, чего директор зоопарка боится больше всего: симптом, предвещающий недоброе, – повод осмотреть помет, расспросить смотрителя, пригласить ветеринара… И все потому, что аист стоит не там, где обычно!

Но давайте пока рассмотрим только одну сторону вопроса.

Если вы нагрянете в чужой дом, вышибете ногой дверь, выдворите жильцов на улицу и скажете: «Проваливайте! Вы свободны! Свободны как птицы! Прочь отсюда! Прочь!» – думаете, они тут же пустятся в пляс и запоют от радости? Ничего подобного. Птицы не свободны. Жильцы, которых вы только что выставили на улицу, непременно возмутятся: «По какому праву ты нас гонишь? Это наш дом. Наш собственный. Мы живем здесь не один год. Сейчас вызовем полицию, негодяй ты этакий!»

Кто не знает пословицу: «В гостях хорошо, а дома лучше»? То же самое, определенно, ощущают и звери. Они – существа территориальные. И в этом вся суть их психологии. Лишь на своей территории они могут следовать двум насущным требованиям природы: таиться от врагов и добывать пищу и воду. Да любой пригодный для жизни уголок зоопарка, хоть и огражденный, – клетка, яма, окруженный рвом островок, загон, террариум, вольер или аквариум – та же территория обитания, только она много меньше природной и находится рядом с жизненным пространством человека. Ну а то, что территория эта действительно крохотная по сравнению с природной средой, вполне очевидно. Природные местообитания огромны отнюдь не по причине вкусовых пристрастий тех или иных животных: такова жизненная необходимость. В зоопарке мы устраиваем животных так же как сами устраиваемся у себя дома, – стараемся разместить на крохотном пятачке то, что в природе рассредоточено на обширном пространстве. Если в допотопные времена пещера наша была здесь, река – там, на охоту приходилось идти к черту на рога и в том же месте – разбивать стоянку, а за ягодами надо было забираться еще дальше – при том что кругом простирались непролазные дебри, поросшие ядовитым плющом и кишевшие львами, змеями, муравьями да пиявками, то теперь «река» течет у вас из крана – только руку протяни, вымыться можно не отходя от постели, а поесть – там же, где и стряпали; такое жилье легко содержать в чистоте и тепле, да и огородить его – раз плюнуть. Дом – компактная территория, где главные свои потребности мы удовлетворяем в одном месте и в безопасности. Добротное, удобное обиталище в зоопарке – тот же самый дом, только звериный (правда, без камина и прочих удобств, что имеются в каждом человеческом жилище). Обнаружив там все необходимое – наблюдательную площадку, закуток для отдыха, место для кормежки и питья, водоем, уголок для чистки и все такое, сообразив, что больше нет надобности охотиться, что корм берется сам по себе, притом шесть раз в неделю, зверь начинает обживать новое жизненное пространство в зоопарке точно так же как в природе: обнюхивает его и помечает, к примеру мочой, сообразно с повадками своего вида. Обосновавшись на новом месте, зверь ощущает себя уже не затравленным приживалой и уж, во всяком случае, не затворником, а полновластным хозяином: в замкнутом пространстве он ведет себя так же как на воле, всегда готовый защищать свою территорию от незваных гостей и когтями, и клыками. Субъективно огороженное место не хуже и не лучше, чем его местообитание в природе: ежели территория за оградой или на воле ему подходит, значит, так тому и быть, – это такая же простая данность, как пятна на шкуре леопарда. Кто-то мог бы даже поспорить, что зверь, будь он разумен, выбрал бы жизнь в зоопарке, поскольку главное, чем зоопарк отличается от дикой природы, так это сытостью и отсутствием паразитов и врагов в первом случае и вечным голодом да обилием тех же паразитов и врагов – во втором. Сами посудите, что лучше: жить на дармовщину в отеле «Риц», да еще с бесплатным медицинским обслуживанием, или заделаться бродягой, на которого всем наплевать? Впрочем, звери не умеют сравнивать. Будучи по природе существами ограниченными, они принимают все как есть.

В хорошем зоопарке все продумано до тонкостей: так, если зверь предупреждает нас: «Держись подальше!» – пуская в ход мочу и прочие выделения, мы отвечаем: «Сиди где сидишь!» – и для верности отгораживаемся от него решеткой. При таком мирном дипломатическом раскладе и зверь не в обиде, и нам спокойнее, и мы можем без опаски глядеть друг на друга.

В литературе описано немало историй про зверей, которые хоть и могли сбежать на волю, но не сбегали, а если и сбегали, то непременно возвращались обратно. Вот, к примеру, история про шимпанзе: как-то раз не заперли дверь его клетки, и та открылась сама собой. Шимпанзе переполошился не на шутку: как завопит и давай лязгать дверью туда-сюда, силясь, как видно, закрыть, и так до тех пор, пока кто-то из посетителей не кликнул смотрителя – тот мигом прибежал и исправил оплошность. А в одном европейском зоопарке косули всем стадом выбрались из зоопарка через ворота, которые тоже забыли закрыть. Испугавшись посетителей, косули бросились в соседний лес где обитали их дикие сородичи и где с лихвой хватило бы места и для них. Однако беглянки скоро вернулись обратно – в свой загон. В другом зоопарке плотник принялся ранним утром перетаскивать доски к рабочему месту, и тут, к его ужасу, из предрассветной дымки – медведь, и прямо на него. Плотник бросил доски и дал деру. Смотрители кинулись искать косолапого беглеца… И нашли его в собственной берлоге: он забрался туда так же преспокойно, как и выбрался, – по стволу рухнувшего дерева. Все решили, что его просто спугнул грохот падавших досок.

Впрочем, я ничего не собираюсь доказывать. И не хочу защищать зоопарки. Хоть все их позакрывайте, ради Бога (и будем надеяться, последние из могикан животного мира уж как-нибудь да выживут на оставшихся жалких островках дикой природы). Я знаю, зоопарки нынче не в чести. Как и религия. И то и другое внушает людям лишь иллюзию свободы.

***

И все же среди зверей непременно находятся такие, которые так и норовят удрать из зоопарка. Особенно те, что содержатся в неподходящих клетках или загонах. Каждый зверь привыкает к своему естественному местообитанию, и это надо учитывать. Если клетка слишком светлая, если там сыровато или пустовато, если насест слишком высок или прямо на виду, если земля – один песок, если веток так мало, что не свить гнезда, если кормушка низковата, если маловато грязи, чтобы поваляться, – и великое множество других «если», – то животное никогда не будет чувствовать себя уютно. И вся трудность не столько в том, чтобы искусственно воспроизвести природные условия, сколько в том, чтобы постичь самую суть этих условий. В загоне все должно быть на своем месте. Иначе говоря, нельзя переступать предела, за которым животное чувствует себя неуютно. И чтоб им пусто было – плохим зоопаркам с никудышными загонами, вольерами да клетками! Это – пятно на добром имени всех остальных зоопарков.

Бывают и другие звери-вольнолюбцы – таких отлавливают и загоняют в неволю уже взрослыми, однако они успевают заматереть в своих повадках. Норов их уже никак не изменить и к новым условиям не приспособить.

Но и те звери, что родились и выросли в зоопарке и воли даже не нюхали, те, что привыкли к клеткам и совсем не пугаются людей, даже они, случается, нервничают и норовят показать хвост. Животные все не без чудинки – повадки их порой не угадаешь. Хотя, быть может, это их и спасает, и помогает приспосабливаться. Иначе не смог бы выжить ни один вид.

По какой бы причине звери ни стремились сбежать – разумной или безумной, хулителям зоопарков следовало бы знать: животные бегут не куда-то, а откуда-то. Значит, они чего-то испугались на своей территории: не то враг объявился, не то более сильный сородич, а может, тревожный шум послышался. Отсюда и реакция – с места в карьер. Зверь пускается наутек. Я удивился, когда однажды в Торонтском зоопарке – прекрасный зоопарк, должен заметить, – прочел, что леопарды могут подпрыгивать на восемнадцать футов. У нас же, в Пондишери, загон с леопардами окружала стена высотой шестнадцать футов. И подозреваю, Рози с Подражалой не помышляли перемахнуть через нее не потому, что им не хватило бы прыти, а просто им было незачем. Звери-беглецы меняют привычную обстановку на незнакомую, а неизвестности-то зверь и не выносит больше всего. Беглецы обычно затаиваются в первом же попавшемся закутке, который им кажется безопасным, и если и угрожают кому, то лишь тем, кто ненароком окажется у них на пути к новообретенному убежищу.

Я. МАРТЕЛ [B.59]

– А скажите мне, Адмирал, вот что. Ещё недавно мы жили при ужасном тоталитарном режиме. У нас не было свободы. Мы не могли читать книги, которые хотели читать, нам мешали верить в Бога, нам запрещалось критиковать правительство, рассказывать анекдоты, слушать иностранное радио, говорить о смерти, о сексе, торговать, ездить за границу. Мы выбирали одного депутата из одного кандидата и все мечтали о свободе. И вот она пришла, но она нам не нравится. И очень многие хотят возвращения старых порядков, даже мечтают о Сталине. В чём, собственно, дело?

– Я вам отвечу так, – сказал Адмирал. – До недавнего времени мы жили в зоопарке. У всех свои клетки. У хищников одни, у травоядных другие. Все обитатели зоопарка, естественно, мечтали о свободе и рвались из клеток вон. Теперь нам клетки открыли. Мы вышли на волю и увидели, что здесь за удовольствие побегать по травке можно заплатить своей жизнью. Здесь безусловно хорошо только хищникам, которые теперь свободны пожирать нас в ничем не ограниченных количествах. И наглядевшись на эту свободу, натерпевшись страху, мы думаем: не лучше ль вернуться в клетку, но и хищников туда же вернуть? Их все равно будут кормить нами, но зато по норме. И поэтому мы смотрим вокруг и ищем…

– Кого? – спросил я.

– Ну, скажем, директора зоопарка. Который наведет порядок и всех рассадит по своим клеткам, хищников подкармливать будет, но и нам выделит сена, капусты, а иногда за хорошее поведение и морковкой побалует.

– Под директором вы имеете в виду Сталина?

Владимир ВОЙНОВИЧ [B.104.3]

Ольга КАРАБАНОВА, профессор МГУ, доктор психологических наук: «Старость открывает огромные возможности для новой самореализации, причём, свободной самореализации, потому что мы можем освободиться от каких-то карьерных устремлений, амбиций, зависти чёрной и белой одновременно, получить какой-то новый взгляд на жизнь. Освободиться от всего того, что нас делало заложниками преуспевания, престижа, каких-то социальных успехов. По-новому на это всё взглянуть. Потому что в старости, как это ни парадоксально звучит, человек обретает подлинную свободу». [T.1.II.7]

Гарри БАРДИН, режиссёр-мультипликатор, сценарист и актёр: «…это стало как бы главной составляющей моей жизни для того, чтобы найти деньги на проект. Чтобы кормить людей, чтобы каждый месяц платить зарплаты – это для меня стало одной из главных. Но я не жалуюсь, потому что без свободы нет ответственности: мы обрели свободу – за свободу надо платить. Вот мы и платим – ищем деньги, чтобы платить за свою свободу».

Юрий НОРШТЕЙН, режиссёр мультипликационного кино: «Но это же не свобода, извините, – это что-то другое. Свобода – это тогда, когда человек способен ориентироваться в пространстве за счёт тех знаний, которые он получил в результате своей жизни». [T.10.DLXIV.1]

Георгий ДЕРЛУГЬЯН, профессор социологии Нью-йоркский университет Абу Даби: «…и встаёт вопрос: если вы всё время в гимнасиях да в театре пропадаете, или на марафонских битвах каких-нибудь, то работать кто будет? И здесь появляются рабы. Классическая несвобода появляется там, где появляется первая классическая свобода для того, чтобы её обеспечить. С точки зрения марксизма, который, конечно, в российских условиях неприемлем, это такая диалектика». [P.141.72]

Юрий ПИВОВАРОВ, академик РАН, доктор политических наук, профессор, директор ИНИОН РАН: «…но нужно сказать, а что такое «Свобода». Ну, прежде всего, конечно, в этой лекции я имею ввиду свободу социальную, свободу общественную, экономическую, правовую, – когда человек живёт свободно в общественной жизни, потому что есть и другие виды свободы, – я не трогаю их, там, философские и прочие, прочие. Сегодня мы об этом говорить не будем, это не моя специальность. Мы будем говорить о свободе социальной. Впервые мы видим свободного человека, свободного гражданина, в Древней Греции. Полис. Афины – полисное устройство, – где впервые в мировой истории появляется свободный гражданин. Гражданин, который имеет право выбора, который имеет право самоопределяться, самоуправляться. Это великая Афинская, а потом Римская, греко-римская традиция.

Вторая традиция свободы связана с христианством. Ведь Христос пришёл в наш мир и принёс нам Свободу. В каком смысле? Он принёс нам право свободы выбора. Мы, как бы с приходом Христа получили право выбора: либо следовать за Ним – за Христом, либо за Антихристом. Вот это главный выбор: Бог нам даёт на выбор – вы можете выбирать Зло, можете выбирать Добро. И это свобода. И поэтому страны, где проповедована христианская религия, где установились христианские порядки – это страны, которые, в конечном счёте, обрели социальную свободу, правовую свободу, духовную свободу, и так далее.

Вообще, если говорить о Свободе, то я всегда вспоминаю философа очень известного в двадцатом столетии – Карл (Раймунд) Поппер [Karl Raimund Popper]. Поппер говорил, что развитие мировой цивилизации идёт таким образом: что от общества «закрытого» человечество постепенно переходит к обществу «открытому». Ну, что значит «закрытое» общество, и что значит «открытое»? «Закрытое» общество – это такое общество, где всё практически табуизировано – «нельзя, запрещено» – где действует Традиция, где, так сказать, Некто – это может быть божество или правитель, – как родитель с малыми детьми, говорит «Делай это, делай это, а этого не делай», где нету поля для выбора. Где индивида – «Я» – нету, есть «Мы», некое Единство, и все должны делать «Как все». Но постепенно – говорит Поппер, – человечество переходит к другому устройству, и он называет это «открытое» общество.

…расширяется сфера Выбора человека: там, где он сам принимает решения, и где он несёт ответственность. Вот сфера того, что запрещено, табуизировано, то, что предписано сверху, она сужается. То есть расширяется зона свободной ответственности и выбора личного человека, и сужается зона, когда за него всё определено. То есть люди как бы вырастают. И вот это и есть тема Свободы, то есть тема нарастания свободы в социальных, общественных отношениях.

…дальше – совершенствование Системы самоуправления. Ведь что такое Свобода в переводе на язык политики, административных дел, всяких, экономических? Это самоуправление. Это когда ты не подчиняешься начальнику сверху, из центра, а когда ты сам говоришь: «Мы сделаем это». [T.10.CI.41]

– Дали суверенитета, сколько смогут унести, выражаясь современным языком?

Тамара КРАСОВИЦКАЯ, доктор исторических наук: «Нет. Нет-нет-нет. Большевики были в этом отношении гораздо аккуратнее. Это Борис Николаевич так неловко вообще выразился, а я вообще втайне вздрогнула, когда услышала, что он сказал. Там всё было прописано очень чётко и очень жёстко. Только возможности культурного развития, самостоятельность в сфере культуры. По сути только это в такой стране, как Россия, и нужно – и это был правильный ход. И в двадцатые годы очень много делалось в этом отношении…» [P.97.21]

…рабами в Риме становились не из-за цвета кожи и не пожизненно. Раб мог стать свободным и подняться по социально-экономической лестнице.

Геркуланум в двадцати пяти километрах от Помпеев тоже был погребён под вулканическим пеплом. Профессор Эндрю Уоллес-Хэдрил установил, что до трёх четвертей его населения состояло из отпущенных рабов. В Риме той эпохи это не было редкостью: раб мог получить свободу и собственными усилиями стать состоятельным человеком.

Prof. Andrew Wallace-Hadrill, Reading University: «Это самая удивительная черта римского рабства: оно было не таким, как в Древней Греции и совершенно не таким, как в Америке. Раб мог стать свободным, и не только свободным, но и получить права гражданина, заработать денег, заслужить почёт».

…на табличке значится имя владельца дома – Марк Ноний, он был отпущенным рабом. По меньшей мере, двадцать пять человек в Геркулануме носили ту же фамилию. В Америке до гражданской войны рабам давали фамилию хозяина. И в Риме, казалось бы, тоже. В Риме отпущенный раб получал фамилию хозяина, а свободу мог купить или получить в дар. Это был знак почёта, а не позора.

Prof. Andrew Wallace-Hadrill: «…почти наверняка, учитывая процентное соотношение рабов ко всему населению. Судя по фамилиям, в этом городе три четверти были бывшими рабами. Они жили рядом друг с другом, рядом и погибли». [T.10.CCCXXXIV]

Bruno Mottin, Laboratoire de Recherche et de Restauration des Musées de France: «От некоторых других художников этого направления Курбе отличает чувство прекрасного и мягкий мазок, свойственные великим живописцам».

…к 1853-му году у тридцатитрёхлетнего художника уже весьма скандальная репутация: он провоцирует, изображая реальность такой, как она есть. Курбе порывает с живописью неоклассицизма, создаваемой его современниками. Он мечтает о свободе… Но для этого нужны деньги.

Альфред Брюйас (Alfred Bruyas) приобретает «Купальщиц» не смотря ни на что, он становится меценатом Курбе.

Michel Hilaire, Directeur du Musée Fabre: «...а для Курбе участие Брюйаса стало решением проблем: его поддержка давала художнику независимость, избавляла от условностей, стесняющих творческую свободу, а главное, – от официальных заказов, напрямую связанных с режимом Наполеона Третьего.

Перед нами художник-реалист, который стремится следовать за правдой жизни, и который всем своим творчеством подтверждает своё право быть главой этого направления».

Благодаря Брюйасу Курбе зарабатывает на жизнь своим искусством, не завися от властьпридержащих. Он новатор, и с готовностью использует новые изобретения… [T.10.CIX.4]

Ты добиваешься справедливости? Успокойся, этот фрукт здесь не растёт. Несколько сияющих истин должны были изменить мир к лучшему, а что произошло в действительности?..

У тебя есть десяток читателей. Дай Бог, чтобы их стало ещё меньше…

Тебе не платят – вот что скверно. Деньги – это свобода, пространство, капризы… Имея деньги, так легко переносить нищету…

Учись зарабатывать их, не лицемеря. Иди работать грузчиком, пиши ночами. Мандельштам говорил, люди сохранят всё, что им нужно. Вот и пиши…

У тебя есть к этому способности – могло и не быть. Пиши, создай шедевр. Вызови душевное потрясение у читателя. У одного-единственного живого человека… Задача на всю жизнь.

А если не получится? Что ж, ты сам говорил, в моральном отношении неудавшаяся попытка еще благороднее. Хотя бы потому, что не вознаграждается…

Сергей ДОВЛАТОВ [B.124.4]

– Грузины пьют коньяк в буфете...

Денег я не получил. Зашёл к руководителю Второго творческого объединения Дмитрию Молдавскому.

Начал ему объяснять, как и что, Молдавский рассеянно улыбался. Вдруг я заметил, что он меня рисует. И довольно похоже. Я понял, что разговаривать с ним бесполезно, и ушёл.

Володин говорил потом:

– Знаете, я всё понимаю. То, что эти жулики в ЦК, – понимаю. То, что бездарные, – понимаю. То, что у них фальшивые бумаги, – понимаю. То, что «Ленфильм» вам не заплатил, – понимаю. Я одного понять не в силах. Одно мне кажется совершенно непонятным! То, что эти мошенники осмелились не угостить вас коньяком!..

*

…остальных вообще не принимают.

Я забеспокоился:

– Кого это вообще не принимают?

– Ну тех, кто просит денег. Или выдает себя за кого-то другого.

*

…что же тут плохого? В конце концов, большинство из нас действительно евреи... А главное, иначе денег не получим...

*

Увы, дела в редакции шли не лучшим образом. Боголюбов, конечно, отравлял нам существование. Но и сами мы делали разнообразные глупости.

Отсутствие денег порождало легкую нервозность.

Мы начали ссориться…

*

Хотя пытался говорить себе: «Осуществляются твои мечты...»

В шестидесятые годы я был начинающим литератором с огромными претензиями. Моё честолюбие было обратно пропорционально конкретным возможностям.

То есть отсутствие возможностей давало мне право считаться непризнанным гением. Примерно так же рассуждали все мои друзья. Мы думали: «Опубликуемся на Западе, и все узнают, какие мы гениальные ребята!..»

И вот я на Западе. Гения из меня пока не вышло.

Некоторые иллюзии рассеялись. Зато я, кажется, начинаю превращаться в среднего американского беллетриста. В одного из многих американских литераторов русского происхождения. Боюсь, что мои друзья в России по-прежнему живут иллюзиями.

Возможностей там явно не прибавилось. А следовательно, количество непризнанных гениев заметно возросло.

Мне давно хотелось написать им примерно следующее: «Дорогие мои! Вынужден быть крайне лаконичным. Поэтому только о главном. Только о наших с вами литературных делах. Знайте, что Америка – не рай. Оказывается, здесь есть всё – дурное и хорошее. Потому что у свободы нет идеологии. Свобода в одинаковой мере благоприятствует хорошему и дурному. Свобода – как Луна, безучастно освещающая дорогу хищнику и жертве...

Перелетев океан, мы живем далеко не в раю…»

Сергей ДОВЛАТОВ [B.124.1]

…да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. (Мф.5:45)

Максим КОЗЛОВ, протоиерей, настоятель храма святой мученицы Татианы при МГУ: «…и вот если мы от юмористической составляющей отвлечемся и ещё раз прокрутим эти два рассказа, то окажется, что за ними стоят два мировоззрения равно очень трагичных в выводах. Одно, исходящее из того, что нет Воскресения Христова, ну, нет его. И даже если мы верим в Бога, то тогда остаётся единственное восприятие жизни. Ну, как у стоиков, что у собаки две свободы (привязанной к телеге): или бежать за телегой, или, ежели не хочешь, то будет тебя тащить по камням дороги привязанным. Ну, и благоразумный побежит, а дурак будет тащим, но ни то, ни другое не радостно». [P.97.54]

Леонид МАЦИХ, кандидат филологических наук, доктор филологии и теологии (PhD): «…ну, а реальная цель масонов – вы все её прекрасно знаете – это «Свобода, Равенство и Братство». Это прекрасный девиз, но есть люди, которые не желают Свободы, есть люди, которые не верят в Равенство, есть люди, которые презирают Братство. Такие люди есть, они всегда будут, не надо питать иллюзий на этот счёт. И вот эти-то люди, они главным образом раскручивают маховик антимасонской истерии в самых разных странах. Чем хуже страна живёт, тем более она склонна искать причину во вне…

…это неверно, потому что это попытка всю сложную многоцветную мозаику мира свести к простой, простецкой чёрно-белой картинке: «Есть прекрасные изумительные Мы, и есть омерзительные гадкие зловещие Они. И Они нам во всём вредят». [T.10.CI.70]

Professor Hannah Arendt: «Равенство – результат организации общества. Мы не рождаемся равными».

…учёные считают, что наши мысли и наши чувства идут не от бесплотного духа, а от тела: от одного из его органов – от мозга. Значит, любое наше желание и любое наше решение зафиксировано в сложном уборе наших нейронов в виде ещё неразгаданного кода. Но это пока не объясняет, кто принимает решения.

Prof. Dr. John-Dylan Haynes, Bernstein Center for Computational Neuroscience, Berlin: «Мы уже доказали, что можем предсказывать намерения человека, исходя из его мозговой деятельности, но главный вопрос был «Можем ли мы заранее сказать, какое решение человек примет в будущем?» Оказалось, мы можем, исходя из мозговой деятельности человека, предсказать выбор, который он сделает, за семь секунд до того, как он поймёт, что принял решение. В мозгу подопытных мы нашли две области, благодаря которым мы можем предсказывать их решение.

Если под свободой воли понимать наивное утверждение, что мы можем принимать решения независимо от нашего мозга, то современные исследования достаточно ясно показывают, что «свободы воли» не существует».

Prof. Stanislas Dehaene, Collège de France: «Ощущение «свободы» отчасти создано нашим мозгом. Мы принимаем решение, которое называем свободным, включая схемы нашего мозга, используя системы ценностей, которые были заложены в наше сознание благодаря генам и воспитанию. Не думайте, что есть какой-то дополнительный уровень принятия решения: эта система подобна айсбергу, чья подводная часть скрыта – она взаимодействует с глубинными аспектами сознания». [T.10.DCXXIV.1]

*

Евгения ТИМОНОВА, российская научная журналистка и телеведущая, натуралистка, популяризатор науки: «Атрибуты личности – эмоции, разум, самосознание и свобода в классическом варианте её определения. Но, в последнее время, после экспериментов Бенджамина Либета (Benjamin Libet), доказавшего, что мы принимает решения немножечко раньше – до восьми секунд раньше – чем успеем это осознать, о «свободе воли» даже у человека говорят с некоторыми оговорками». [P.125.373]

«Свобода воли на самом деле просто синоним неосведомлённости – и заключается в том, что никто пока не построил компьютера, способного рассчитать уже заданные события и эффекты, которые произойдут в нашей психике. Единственный компьютер, действительно способный это сделать – сама разворачивающаяся Вселенная, но она считает с такой скоростью, что предсказание события совпадает с ним самим…»

Виктор ПЕЛЕВИН [B.51.24]

*

«Как говорят новейшие философы, наша свобода имеет пределы – она кончается там, где начинается чужая придурь».

Виктор ПЕЛЕВИН [B.51.28]

Фёкла Толстая, телеведущая: «…что все эти скабрезные истории – это не просто какое-то дуракаваляние, а в этом есть какой-то смысл? А почему надо Свободу отстаивать через еду, пукание и какание? Почему через «телесный низ»?

Сергей ШАУЛОВ, кандидат филологических наук: «Потому что простейший для восприятия образ Свободы – это свобода от первичных норм приличия. И самый легко воспринимаемый, не требующий какого-то порогового культурного и образовательного уровня образ Свободы – эпизод с гусёнком. И Рабле это использует. Его величие и уникальность как раз в том, что он через этот образ сумел прорваться к Свободе в гораздо более высоком и глубоком смысле – космическом. К свободе человека, как центра Вселенной». [T.10.D.73]

…сейчас май, и брошенный малыш всё так же передаётся от одного члена семьи к другому, и всё так же постоянно голоден. В то время как с его сводным братом обращаются как с принцем, он борется за жизнь. Учёные объясняют подобное упорство устойчивостью, привитой стрессом: один получает всё необходимое, кроме свободы, другого излишняя свобода толкает на поиски приключений. [T.10.DLXXXVIII]

1 - 2