ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
358. БИБЛИОТЕКА. СТАТЬИ.
ж. «Родина» № 01/2009
ТОЧКА ЗРЕНИЯ
Сергей БАРКОВ, кандидат социологических наук
[A.358]
НАРОДЫ И ДЕНЬГИ: ОТ ЛЮБВИ ДО НЕНАВИСТИ
Нахлынувший на глобальный мир в 2008-м финансовый кризис заставляет лишний раз задуматься: а что, собственно, значат деньги для человеческой цивилизации? Учёные занимаются этим давно, но нынешний «текущий момент» приковывает к этим сюжетам куда больше интереса. Сегодня мы представим на страницах «Родины» ещё одно осмысление «вечного вопроса» об утекающей сквозь пальцы наличности.
Деньги представляют собой весьма необычный феномен социальной жизни. Значительная часть жизни человека посвящена добыванию денег, значительная часть разговоров прямо или косвенно связана с их обсуждением – прежде всего их количества у различных людей. При этом деньги в обыденном сознании и в экономической теории предстают прежде всего как универсальный измеритель, принципиально нейтральный по отношению к тем, кто им пользуется. Рубль и доллар мыслятся как сантиметр и дюйм или как килограмм и фунт. Но постепенно за пределами экономической науки и во многом вопреки обыденным представлениям о деньгах начинает вырабатываться особого рода понимание этой столь близкой всем сущности. Антропологи поставили под сомнение идею о том, что современные деньги эволюционировали из примитивных денежных единиц, и показали, что современные деньги демонстрируют множественность значений и культурные вариации. Психологи опровергли тезис о взаимозаменяемом и психологически нейтральном характере денег, показав, как индивиды разграничивают в сознании различные их виды. Историки и политологи критически переосмыслили положение о том, что распространение денег происходит автоматически вместе с расширением рынков. Исследованию денег как социального феномена отдали дань такие видные западные учёные, как Г. Зиммель, написавший «Философию денег», И. Шумпетер, X. Кули, Т. Парсонс, Э. Гидденс, В. Зелизер и другие. Деньги под прицелом скрупулёзного научного анализа оказались сложной социальной субстанцией, нагруженной множественными культурными ценностями.
Понятно, что в жизни и культуре разных народов деньги занимают различное место. В ряде случаев возникает весьма самобытное отношение людей к деньгам как к принципиально или даже первостепенно важной вещи. Фетишизация денег происходит в одних сообществах и совершенно нехарактерна для других. Макс Вебер в какой-то степени акцентировал в своих исследованиях различных религий именно этот аспект. Он уделял особое внимание богатству как ценности, богатству ради богатства, а не ради удовлетворения каких-либо рациональных потребностей. По его мысли, главное отличие торговца-протестанта от «торговца-традиционалиста» заключается в том, что первый готов постоянно и упорно трудиться ради богатства как источника спасения, точнее, подтверждения возможности спасения души [1]. Эта эфемерная причина фактически превращала богатство в самоцель, а человека, стремящегося к нему, – в ненасытного трудоголика.
Вебер в своём труде не так часто использует слово «деньги», он говорит больше о «наживе» или «жажде наживы», но активно им цитируемый Бенджамин Франклин употреблял практически везде именно слово «деньги» в качестве синонима богатства [2]. И везде в индустриальную эпоху атрибутом достатка и связанного с ним образа жизни мыслились именно деньги. Деньги как социальный феномен стали символом богатства, его квинтэссенцией, его видимой стороной.
Начатую Вебером традицию исследования влияния религии на отношение той или иной общности к деньгам следует считать наиболее плодотворной, так как в религиозных нормах находят своё последовательное и очень яркое отражение глубинные морально-этические ценности людей. Действительно, представители различных религий опять-таки весьма различно относятся к деньгам. Большинство конфессий, сформировавшихся в доиндустриальном обществе, весьма скептически оценивали деньги и тех, кто ставил их приоритетом в жизни. Религиозные идеалы чаще всего противопоставлялись мирским, а символом последних как раз и были деньги. Религия, обретая свою истинную сущность, говорила о нестяжательстве, о том, что можно быть счастливым и праведным, будучи бедным. Этот «антиматериальный» фактор во многом сделал религию тем, что она есть в современном мире. Богатство и деньги, если не презирались в открытую, то, по крайне мере, не ставились в основу человеческого существования и преуспевания. Человек должен быть спасён, а не должен быть богат. Он должен войти в высшее духовное состояние, не зависящее от каких бы то ни было материальных факторов.
Однако наиболее сильное отрицание денег и их фетишизации заключалось в негативном отношении к тем, кто сделал их источником своего положения в обществе, кто работает только на их преумножение, кто саму жизнь и отношения с другими людьми связал с деньгами. В особенности это касается ростовщиков, ростовщичества и кредитной деятельности как профессии. Такое отношение вполне понятно. В доиндустриальную эпоху, когда зарождалось большинство существующих ныне религий, в условиях крайне низких темпов роста производительности труда и преобладания традиционных способов ведения хозяйства процесс отдачи кредита с процентами всегда оборачивался некими аморальными, осуждаемыми со стороны религиозных норм действиями. Если деньги брал рабовладелец или феодал, он мог отдать на следующий год больше, только непомерно эксплуатируя рабов или крестьян, находившихся в его собственности. Он не брал деньги под бизнес-проект, способный принести прибыль, которая бы позволила не только отдать долг, но и получить доход тому, кто взял кредит. Если речь шла о людях, не имевших возможности кого-то эффективно эксплуатировать, то отдать долг с процентами они могли, только грабя и убивая других, что, собственно, и происходило с рыцарством. Понятно, что такие способы отдачи долга никак не вписывались в религиозные нормы. Поэтому большинство конфессий очень чётко и недвусмысленно осуждало ростовщичество и всякое «делание денег из денег».
Наиболее чётко сформулировано данное отрицание ростовщичества в исламе: «О вы, кто верует! Не предавайтесь лихоимству, беря двойные суммы и опять их множа, – страшитесь Господа, чтоб преуспеть!» [3] Запрет на взятие процента с долга в религии, зародившейся в период расцвета феодального общества, обозначен с особой чёткостью. Более полная цитата из Корана даёт об этом однозначное и яркое представление: «Те, кто берёт лихву, восстанут (из могил), как восстанет тот, кого лишает Сатана рассудка прикосновением своим. Это – в наказание им за то, что говорили они: «Воистину, лихва дозволена так же, как и торговля». Но дозволил торговлю Аллах, а лихву запретил. Если придёт к кому-либо из ростовщиков увещевание Господне, и если поступит он согласно увещеванию этому, то простятся ему грехи его прошлые. И рассудит его Аллах. А те, кто вновь станут давать в рост, – обитатели пламени адского на времена вечные» [4]. Не стоит говорить о том, что множество иных мусульманских текстов многократно подтверждают подобное отношение ко всему, что связано с кредитом.
Схожие мотивы можно увидеть и в других религиях. Например, в христианстве запрет на взятие процента с долга сформулирован не столь чётко, но он имеет место быть: «…и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая…» [5]. И хотя впоследствии отцы церкви не акцентировали внимание на запрете ростовщичества, данная сфера деятельности считалась по умолчанию греховной, и истинные христиане не должны были ею заниматься.
Одной из противоположных религиозных традиций, не запрещающих кредитную деятельность и даже во многом оправдывающих её, является иудаизм. Именно поэтому большинство ростовщиков в средневековой Европе были евреями. Это была не только сфера деятельности, которая им разрешалась тогдашними правителями, дабы не вводить в грех христиан: она же была освящена и их религией: «Не давай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост; иноземцу отдавай в рост, чтобы Господь Бог твой благословил тебя во всём, что делается руками твоими, на земле, в которую ты идёшь, чтобы овладеть ею» [6]. И далее: «И будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы» [7]. При этом в иудаизме вполне чётко осознавалась цель взятия процента с долга: она заключалась не просто в преумножении богатства, а в возможности влиять на другие народы.
Это освящённое верой поклонение деньгам до сих пор остаётся тем важным институциональным фактором, который заметно отличает социально-экономическое развитие еврейских сообществ в различных странах. Особенно это ощутимо в наиболее богатых и влиятельных инвестиционных банках, финансирующих крупные, политически значимые сделки по всему миру. Путь к такому положению вещей занял не одну тысячу лет.
В противоположность этому бурное развитие весьма специфического мусульманского «беспроцентного» банковского дела началось не так давно – с потоком нефтедолларов после нефтяных кризисов 1970-х годов. Собственно эти кризисы и обнажили неразвитость банковской системы в мусульманских странах. Их правители и их родственники, составлявшие и составляющие значимую часть населения нефтедобывающих стран и в одночасье ставшие очень богатыми людьми, вынуждены были держать свои капиталы в американских, швейцарских и иных европейских банках. Это обстоятельство существенно смягчило тогда последствия взрывообразного роста цены на нефть, потому что западные банки имели возможности распоряжаться арабскими деньгами и выдавать из них многочисленные кредиты компаниям. Кредиты, в частности, шли и на развитие более экономичных в плане расхода нефтепродуктов производств.
Сегодня, когда в мире успешно действуют тысячи мусульманских банков, развивающих самые разнообразные направления деятельности (в частности в Бахрейне не так давно открылся первый банк, работниками и клиентами которого являются только женщины), мусульмане активно вовлекаются в этот бизнес. Но, несмотря на это, их религия никогда не создаст для работников данной сферы «уютного» ощущения творения добра. Для мусульманина банк навсегда останется просто местом работы, для еврея он – реализация мечты и символ престижа.
Другой религиозно-философской традицией, не отрицающей ростовщичества, было конфуцианство. Формулируя императивы поведения людей, Конфуций обозначил множество моральных аспектов, которые схожи с имеющимися в иных религиозных традициях. Но при этом, будучи философом, а не пророком, он в меньшей степени апеллировал к отрицанию денег и кредитной деятельности. Не случайно, что и осуждения ростовщичества в его трудах найти нельзя. Вот уже многие столетия этнические китайцы контролируют финансовые потоки в Азии. В самых разных странах в самые разные эпохи китайцы были теми людьми, кто ссужал деньги всем, в них нуждающимся. Журнал «Бизнес Уик» писал о ситуации с капиталами в Юго-Восточной Азии: «Сегодняшний расцвет Китая в немалой степени связан с помощью, которую оказала китайская диаспора, раскиданная по всему миру, реформирующемуся коммунистическому Китаю. По всей видимости, наиболее значимая помощь приходила от китайцев-банкиров, внедрённых в экономику буквально всех восточноазиатских стран. Кроме того, выстроенный по организационному образцу коммунистический Китай даже до начала реформ был в большей степени подготовлен к восприятию правил поведения, заложенных в институте рынка, чем Советский Союз. Эти правила не противоречили глубинным культурным ценностям, согласно которым власть денег не воспринималась здесь как власть дьявола».
Американской культуре с самого её возникновения было характерно преклонение перед деньгами. Здесь уместно снова вспомнить Франклина, который, будучи одним из идеологов нарождающейся американской цивилизации, воспевал и деньги, и кредит. Современные США, несмотря на весьма серьёзные идеологические изменения последних десятилетий, в этом плане продолжают традицию своих отцов-основателей, чем подчас удивляют даже своих европейских собратьев. Ч. Хэнди увидел в этом пуританскую (протестантскую) природу американской культуры, но, будучи англичанином, он не мог не признать, что на его родине, несмотря на те же пуританские корни, отношение к деньгам другое: «Пуритане, которые высадились в Америке… принесли с собой веру в то, что деньги, которые ты сам заработал, являются знаком того, что ты стоишь как человек, что ими можно гордиться, а не стыдиться. Работа – это хорошо, хорошая работа должна по справедливости давать больше денег, чем плохая, поэтому больше денег означает больше хороших достижений. Я не уверен, что этот силлогизм по-прежнему имеет смысл, но чувство того, что деньги не только полезны, но и являются чем-то, чего стыдиться не надо, есть глубоко укоренившаяся часть американской культуры, завещанная им, как ни странно, группой аскетов – выходцев из Англии» [8].
В принципе финансовые ценности не обязательно напрямую связаны с религией. Например, в 1970-е годы в Советском Союзе начали образовываться группы людей, для которых деньги играли роль базовой ценности в жизни. Это и часть партийной элиты, и фарцовщики, и цеховики. В рамках тотального отрицания денег как социальной ценности, в рамках коммунистического общества эти и многие другие сообщества начали фетишизировать денежные знаки. В определённой степени на уровне массового сознания они создавали социальные и идеологические условия для рыночных реформ в стране. Они же, а точнее, те, кто впитал их идеологию, становились наиболее успешными в процессе первоначального накопления капитала в России. Несовместимость ценностей данных сообществ с наиболее сильной в стране православной религией до сих пор наряду с другими факторами создаёт известную социальную напряжённость и соответствующее отношение к тем, кто сумел обрести богатство на поприще становления рыночных отношений в экономике.
Для русских в последнее время характерно весьма специфическое отношение к деньгам как социальной ценности. У традиционного православного человека в отличие от староверов деньги никогда не были приоритетом в жизни. В этом плане экономические успехи старообрядцев в дореволюционной России в сравнении с остальным населением вполне объяснимы. После 1917 года традиционное отношение большинства к деньгам только усилилось. Коммунистическое общество, ещё недавно мыслившееся как идеал, на обыденном уровне представлялось как светлое будущее без денег. Когда в конце 1980-х страна резко изменила свой курс, в сознании людей произошёл поворот к «золотому тельцу», ставшему почти что божеством.
Денежная метаморфоза может считаться революционной в отношении массового сознания, так как вплетена во множественные изменения, коснувшиеся и идеалов равенства, справедливости, свободы. Уже 1970-е годы в нашей стране во многом прошли под флагом усталости от идеологии и, с другой стороны, «накопительства», «вещизма», с коими так громко велась тогда борьба. Однако деньги для советского человека никогда не были открыто декларируемым идеалом. Если в определённых группах населения, речь о которых шла выше, их значимость непропорционально возрастала, то общество в целом воспринимало деньги всё-таки как нечто весьма второстепенное по сравнению с другими ценностями, чему, надо сказать, в немалой степени способствовала «уравниловка» в оплате труда. Когда в стране начались рыночные реформы, деньги стали фетишем, которому не стыдно поклоняться, который вполне может теперь составить цель и смысл жизни человека.
Но всё-таки в историческом плане это был, как кажется, исключительно короткий период. Очень низкий уровень жизни и разрушение всех иных идеалов, включая могучую державу и пользующуюся доверием власть, действительно сделали лет на десять большинство граждан истовыми поклонниками денег. Уже в начале XXI века с ростом экономики и укреплением государственности относительно спокойное отношение к деньгам стало опять набирать силу. Проживать жизнь ради денег, наслаждаться только всевозрастающим капиталом у многих и в наши дни не считается правильной позицией. Новый финансовый кризис, впрочем, ещё расставит свои неожиданные акценты.
Итак, народы весьма разнятся в своём отношении к деньгам как социальной ценности. Успешное существование сообщества людей в рамках рыночной системы наряду с другими факторами определяется и наличием в их культуре такой ценности, как поклонение деньгам – причём не стыдливое, не просто закреплённое в обывательском сознании, а освящённое верой. По крайней мере, важно отсутствие осуждения работы с деньгами и пренебрежение той несправедливостью, которая возникает при их распределении. Уважение к деньгам в данном случае становится моральной нормой, которая существенным образом воздействует на профессиональные ориентации представителей сообщества и их финансовый успех. Если только этот успех возможен, когда на дворе непредсказуемый кризис…
Примечания
1. См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма / Избранные произведения. М. 1990. С. 86-88.
2. Также. С. 71-75.
3. Коран. Сура 3. аят 130.
4. Там же. Сура 2. аят 275.
5. Новый Завет. От Луки, 6; 35.
6. Второзаконие, 23:19, 20.
7. Там же, 28:12.
8. Хэнди Ч. Слон и блоха: Будущее крупных корпораций и мелкого бизнеса. М. 2004. С. 1124.