ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
23. БИБЛИОТЕКА. СТАТЬИ.
Бомбометающая демократия
Лев АННИНСКИЙ, обозреватель журнала «Родина»
Ж. «РОДИНА» № 12/2000 [A.23]
Когда в ночь на 25 марта 1999 года демократические бомбы полетели на тоталитарный Белград, русская интеллигенция оказалась перед интересными вопросами. Например: почему западная демократия раздолбала столицу именно той страны, которую она целые полвека лелеяла как заповедный демократический форпост, единственный в тоталитарной системе? Или: почему демократы решили спасать от тоталитаризма албанцев, которых надо было спасать от него полвека назад, а не, скажем, курдов, которым сейчас хуже всех?
Беру формулировки из работы И. Ф. Приймы «Достоевский о юго-славянском вопросе» — не с тем, чтобы выяснить, как на этот вопрос отвечал классик, и даже не с тем, чтобы взвешивать наш ответ на последний геополитический вызов. Ответ мы, можно сказать, дали в Чечне. Адекватный, как любят выражаться дипломаты. То есть с упором на общечеловеческие ценности (в НАТО это «права человека», у нас — «конституционный порядок») и с похожей точечной техникой бомбометания. Так что тут мы с Западом поквитались. Не решён вопрос главный, оставшийся, так сказать, висеть в воздухе и дразнящий русскую интеллигенцию неразрешимостью, то есть как раз тем, к чему интеллигенция по определению прикована.
Начать с того, что демократия тут вообще ни причём. Демократия — в точном древнегреческом смысле — была давно, срабатывала недолго, соответствовала малым масштабам афинского полиса и была преодолена — не Спартой даже, соперничавшей с Афинами и произраставшей на таком же малом опытном поле истории, а — христианством, у которого масштаб оказался несоизмеримо большим. Христианство увело Европу с дробной почвы демократии и поставило на твёрдую почву кафоличности, то есть вселенской соподчинённости авторитетному Целому. И это авторитетное Целое должно было объединить жизнь общечеловеческой «вселенной», ставши «не только базисом, но и точкой схождения перспектив средневековой ментальности».
Как бывший литературный критик, не могу не залюбоваться выразительностью этого образа, с удовольствием беру его из статьи Б. Г. Соколова «Демократическая воля к власти» и призываю вас следить дальше за мыслью этого автора.
Итак, выстроена вселенская перспектива. В точке схождения — Бог.
По мере схождения перспективы с неосвоенного неба на осваиваемую землю Бог упраздняется. При переломе к Возрождению он практически замещается человеком. Просвещение должно подвести под это дело теорию. Ситуация дробления и распада, которую надо при этом преодолеть, по аналогии с эпохой Перикла получает название «демократия».
Название то же, но фундаментальная проблема, встающая при этом, беспрецедентна. Вырабатываемый общеевропейский менталитет мало похож на афинские страсти двухтысячелетней давности: «отдельное» существование индивида должно заново включиться во «вселенскую задачу». Поскольку с Божьей помощью это решить уже не удаётся, за дело берутся Рене Декарт и Фрэнсис Бэкон. Человеку следует самоопределиться, субъекту надо самоутвердиться. Найти опору в самом себе.
Я бы многое подключил сюда: от старой несторианской ереси о человеческой природе Христа, оказавшейся столь ценной для германского духа, до героики французского экзистенциализма, подхваченной моими родными «шестидесятниками», когда нам надо было «устоять, вися в воздухе». Но речь сейчас не о том, как укрепляет свой статус индивид и как спасается ищущая опору личность, — речь о том, как этот крепящийся индивид, эта спасающаяся личность маркирует мир.
Маркирует она его, по Хайдеггеру, как «представленность представлений». Перевожу на более понятный язык. Все законы — открыть. Во всём сущем — удостовериться. Сделать всё продолжением своей мысли, своей воли — своего представления. Непонятно? Между знанием и силой наводится мостик в виде гениального бэконовского тире; недаром формула «Знание — сила» впрыгивает на обложку одного из самых читаемых раннесоветских журналов. Хотя формула эта, как с горечью уточняет Б. Г. Соколов, есть типичная европейская игрушка, не имеющая всеобщей значимости.
Почему? Потому что, исходя из идеи «прав человека», субъект этих прав неизбежно встречается с другим субъектом, имеющим такие же неотчуждаемые права, представляемые так же самоопорно. Как все это сопрячь? Знанием? Силой? Знанием, когда и как применить силу?
Апофеоз выявления, пробив все стены, оказывается в стратегической пустоте, то есть на высоте, откуда легче обозревать мир как целое и кидать бомбы в те точки неуправляемой реальности, в которых выявляются другие субъекты, не желающие подчиниться добром.
Другие меж тем исходят из такого же знания своих неотчуждаемых прав и такого же ощущения силы, чтобы эти права осуществить. Это может быть право на независимость. Или право на единение.
Единение может представиться в христианском «схождении перспектив», или в мусульманском, или ещё в каком-нибудь. На что хватит знаний и сил. Опираться-то на что-то надо. «Схождения» не избежать.
Теперь я хочу вернуться к работе И. Ф. Приймы (напечатанной рядом с работами Б. Г. Соколова в сборнике «Запад или человечество?»).
И. Ф. Прийма пишет: «Человечество все больше объединяется... Возможно ли гармоническое сожительство? Не проявится ли в нём ЕДИНСТВО ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ? Вполне вероятной в данном случае видится садомазохистская «гармония»: действительно, одним нравится эксплуатировать, другим нравится быть эксплуатируемыми (угождать ближнему); у одних страсть к богатству, у других — к нестяжательству; одни стремятся к господству и жаждут управлять, другие желают умалиться до «образа раба» и быть покорными своим господам, как Богу; одни, в сознании собственной исключительности, почитают ничтожествами огромную часть человечества, другие готовы считать себя этими ничтожествами; одни страстно желают истреблять негодный человеческий материал, другие ждут бомбёжек на свою голову как заслуженной «Божьей кары»... И то, и другое происходило бы (и уже происходит) в частичном согласии с ИДЕЯМИ этих народов...»
Слава богу, что в «частичном». Потому что этот блестящий провокационный пассаж частично составлен из святых русских понятий о нестяжательстве, неизбежной греховности, ожидаемой кары, а частично — из определений, которые даются нам извне...
Отвечать придётся не по частям, а в целом. Так мы хотим быть эксплуатируемыми, угождать ближним, умаляться до «зрака раба» и покорствовать тем, кто готов осчастливить нас? Хотим или нет?
И если не хотим, то какое средство у нас есть для защиты, кроме той самой хайдеггеровской «представленности представлений», при которой знание и сила неразделимы, вселенная выкраивается и перешивается «под себя» и слово «демократия» большими буквами пишется на борту какого-нибудь бомбардировщика В-52Н? Можете подставить МиГ или СУ...
Интересно, как решит эту проблему русская интеллигенция. Нет, не проблему точечного бомбометания — это-то решат без неё, — а проблему того, именем чего, от имени чего и ради чего мечут этот смертоносный бисер.