ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО

222. БИБЛИОТЕКА. СТАТЬИ.

Человек в мире животных

Ж. «КРЕСТЬЯНКА» № 01/2002

На нашем ТВ не так много передач, которые никого не раздражают — это рассказы о природе, их смотрят все те, кто не потерял интереса к миру живого. Передаче «Диалоги о животных», которую с первого дня ведёт кандидат биологических наук Иван Затевахин, семь лет, с семиминутной она выросла почти до часовой, но телезрителю, что смотрит её по воскресеньям на РТР, всё равно грустно, когда «Диалоги» кончаются...

— Иван, кто на сегодняшний день загадочнее для науки и для вас лично — человек или животное?

— Ну, конечно, животное. Они далеко не все изучены, тут море загадок. А человек, эта «ошибка эволюции», лично для меня не представляет никакой загадки; система его ценностей, поведение, поступки, их мотивация — всё прозрачно.

— Но ведь удивительно, когда мы совершаем хорошие поступки в ущерб собственным интересам! Дикие животные на это неспособны, вот только о дельфинах рассказывают легенды, как они спасают тонущих, выводят к берегу сбившийся с курса корабль...

— Это не легенды, а чистая правда. В науке есть даже термин — альтруистическое поведение животных. Слоны, например, помогают друг другу в опасных ситуациях. Известны случаи, когда дельфины выталкивали из воды даже тонущих собак. Они хищники, но раненого морского котика, если голод удовлетворён, добивать не станут, помогут добраться до берега. Возможно, беднягу съедят завтра, но сегодня спасут.

— Дельфин не причиняет человеку вреда?

— Ни одного случая нападения дельфина на человека не зафиксировано. Столкнувшись с ним, совершенно не стоит пугаться досмерти, он вас не тронет. В Крыму, на полуострове Тарханкут, я попал в море в стаю дельфинов, сначала ничего не понял, заметив периферийным зрением, как мелькнула огромная тень и бухнулась в воду, а потом сообразил — это же дельфины, и перевёл дух... В отличие от бычка или морской собачки, которые агрессивно охраняют свою территорию, дельфин просто уходит, его среда обитания огромна, а человек в природе дельфину неинтересен.

— Даже обидно...

— Правда, если человек сам нарывается, дельфин может его слегка проучить. Случалось, в океанариумах дельфины притапливали надоевшего тренера. Одну девушку, приставшую к животному, дельфин притопил на семиметровую глубину, подержал для порядка на дне и отпустил, а ведь мог запросто убить ударом хвоста. Человека дельфин «наказывает», как своих детёнышей — гуманно и конкретно. Почему он так поступает, загадка. И сколько таких загадок! Зачем, например, собираются самки с детёнышами на мысе Белуший на Белом море за целый месяц до того, как явятся самцы? На мыс они приплывают каждый год в августе — то ли это брачные игры, то ли какая-то конференция...

— Иван, вы учёный-биолог, до того, как прийти на телевидение, занимались дельфинами. А что вы изучали?

— Однажды сын попросил меня: «Пап, расскажи мне о бегемотах». «Что тебе рассказать?» — спрашиваю Игоря. «Ну, где живут, чем питаются». Вот этим самым я занимался и продолжаю заниматься, когда езжу со съёмочной группой по морям-океанам, где мы снимаем для своей передачи морских животных. Всё лето провели на Баренцевом, на Белом, на Японском морях. Цель у меня, конечно, утилитарная — отснять интересный материал, но вместе с тем продолжаю наблюдать, вести записи, сравнивать, анализировать, делить, умножать...

— Это что, особая порода людей, которых тянет к изучению живой природы?

— Может быть. Я всегда знал, что буду заниматься животными. Учился в биологической школе, по ботанике и биологии у меня всегда были «пятёрки», чего не скажешь о других предметах. Кстати, у младшего сына, Игоря, тоже по биологии «пятёрка», хотя биологичка очень строгая. Беру его с собой в экспедиции. А старший, Дима, ему шестнадцать, проходит сейчас водолазную подготовку.

— Отцы мечтают, чтобы сыновья продолжили их дело...

— Дима уже предпочёл другое — учится на экономиста, а с Игорем я ещё связываю какие-то надежды. Но мало ли о чём мечтают отцы... Мой папа, известный хирург Игорь Иванович Затевахин, тоже хотел, чтобы его сыновья пошли в медицину. Я сразу свернул на другую дорогу, поступил на географический факультет МГУ, учился на кафедре биогеографии. А младший брат, Юра, стал, было, медиком, но ненадолго, ловит теперь преступников.

— Учёные-биологи узнают о живой природе всё больше, а обычный человек отступает от неё всё дальше. Одно дело ходить в зоопарк, в цирк, смотреть по телевизору передачи о тиграх и слонах, и совсем другое — встретиться со зверем лицом к лицу. Я вот однажды увидела в лесу огромного лося и приросла к земле от ужаса, а ведь лось — не тигр...

— Правильно испугались. Лось и напасть может, если ему помешали. Нас с первого курса учат технике безопасности, полевой учёный должен как диверсант вести себя тише воды ниже травы, иначе исказишь картину, которую наблюдаешь и... получишь по лбу от старших товарищей.

— А вы вступали в контакт с дельфинами?

— В какой контакт я мог с ними вступать, сидя в укрытии на скале и наблюдая их в армейский бинокль? Я же не дрессировщик. После моего контакта дельфины больше никогда сюда не приплывут. Бывало в молодости хулиганил, издашь резкий свист, а девушки-студентки бросаются включать аппаратуру.

— Иван, вы всю жизнь то в поле, то в море, неужели удавалось всегда соблюдать технику безопасности, ни разу не попали в опасную ситуацию?

— Пожалуй, попал, но... в ботаническом саду Московского университета. Я пришёл туда в гости к своему другу, Тариэлу Габидзашвили, у которого на содержании жили две бурые медведицы, одна сердитая и нелюдимая, другая весёлая и добрая. Тариэл Варламович в шутку стал бороться с той, которая добрая, да, видно, надоел ей, и медведица отшвырнула своего хозяина, сто двадцать килограммов живого веса и мускулов, и вышла из-под контроля...

Я сразу профессионально отступил на заранее выбранный рубеж и затаился, а медведица направилась к режиссеру нашей программы Андрею Марышеву, попыталась обнять его, обслюнить. Не знаю, что пережил Андрей, я за него страшно испугался, ситуация действительно сложилась смертельно опасная. Тариэл Варламович, он профессиональный дрессировщик, сумел с ней справиться.

— В Библии человек понимает язык зверей, царь Соломон запросто с ними общается, жития святых пестрят свидетельствами, как один дружил с медведем, другого не тронули тигры. Как вы думаете, этому можно верить?

— Как не поверить, если сам знаешь такого человека! Вот Тариэл Варламович из этой категории, ему что медведь, что жираф, что бегемот, со всеми может подружиться. По-моему, если б оживили динозавра, он бы и с ним вступил в контакт.

— У горожанина осталась одна, в сущности, связь с животным миром — это его собака, если не считать кошки, которая живёт сама по себе. Но некоторые люди и собак боятся. Они что, трусы от природы?

— Эти страхи смодулированы в детстве. Или однажды собака напугала ребёнка, он забыл об этом, а страх остался. Или мама внушила ужас: «Не подходи! Укусит!» Нельзя пугать детей животными, наоборот, если видишь, что ребёнок боится большую собаку, надо научить его справляться с этим чувством. Что же это за царь зверей, который до смерти боится даже своего лучшего друга, собаку? Собака, по последним данным генетики, вступала с человеком в некие отношения ещё 400 000 тысяч лет назад, можно б было и привыкнуть...

— Практически каждый ребёнок мечтает иметь щенка. Но когда щенка заводят, бывает, что любовь быстро проходит, ведь это не просто забава, а ежедневные обязанности — кормить, гулять. Щенок наскучил, повис на руках мамы, которая о нём не мечтала...То же самое может случиться с черепашкой, птичкой, морской свинкой. Вам не кажется, что любовь детей к животным сильно преувеличена?

— Могу сказать больше: дети зачастую мучают животных. Каждый ребёнок проходит в своём развитии стадию агрессии, которую он может выражать по-разному. Подерёшься с товарищем — получишь сдачи, а собаку можно мучить безнаказанно, когда над ней издеваются, она только виляет хвостом. Конечно, это надо пресекать.

— Иван, а собака в семье — это всегда хорошо? Бывает, доходит до абсурда: хозяева во всём себе отказывают, чтобы кормить по прописям собачку королевских кровей.

— Если хозяевам так нравится — это их полное право, я не готов ни в коей мере их осуждать,

— А если страдает собака? Ведь охотничья должна охотиться, пробегать в день десятки километров, а не сидеть на диване, сторожевая — охранять, а она ласкается как кошка. В городе, в тепле и неге, собака проживает не свою жизнь.

— Совершенно с вами не согласен: собака живёт жизнью своего хозяина, ей надо, чтобы её кормили и любили, ну и, конечно, гуляли. Если говорить о моральных страданиях, то собака их вряд ли испытывает. Пьянящий воздух свободы — термин, целиком выдуманный человеком. Собака с радостью пойдет с хозяином на охоту, если он охотник. А если человек предпочитает, чтобы его собака сидела на диване, она будет с радостью восседать на диване. Даже среднеазиатскую овчарку можно превратить в диванно-подушечный вариант... Но это, конечно, неправильно. Как я говорил, собака страдать не будет — пострадают человек и его утварь: инстинкты, полученные в результате отбора, рано или поздно прорвутся наружу.

— Иван, кстати, об охоте, вы, должно быть, её горячий противник?

— Мне не нравится, когда животных убивают ради развлечения. Но когда в каком-то ареале разводится слишком много слонов или лосей, которые поедают дочиста всю листву, что ставит под угрозу жизнь других видов, а места для миграции у них нет, приходится их отстреливать. Это необходимое природоохранное мероприятие, не вижу ничего страшного, если государство продаёт лицензии на отстрел, егерю в своих угодьях не справиться с этой работой в одиночку. Но мне такие забавы не по душе.

— Но ведь охота — исконно мужское занятие и весьма опасная забава, если стреляют не с вертолёта, а выходят по-честному с ружьем, один на один...

— Если по-честному, так это без ружья, врукопашную, как в американском боевике — только ты и я. Человеку давно нет никакой необходимости убивать зверя ради пропитания.

— Пропасть между нами и природой всё ширится, животный мир всё отступает вглубь лесов, а мы эти леса вырубаем ради своих нужд. Что нас ждёт в будущем — экологическая катастрофа?

— К сожалению, все к этому идёт. Двадцатый век со своей НТР был губителен для природы. Её убивает не какое-то нефтяное пятно, разлившееся в море или незаконные порубки в лесу, а вся инфраструктура жизни современного человека. Человечество что-то должно понять и кардинально для себя решить...

— Но тот же двадцатый век породил столько защитников природы — всевозможных обществ и целых движений, неужели их усилия тщетны?

— Природу можно защищать по-разному. Я лично не вижу большого смысла в деятельности экологических экстремистов, которые машут флажками под стенами какой-нибудь военной базы. Они всего-навсего лоббируют интересы тех, кто оплачивает эти зрелища. Защитить природу профессионально могут лишь учёные, если им это право дадут.

— А юридические отношения, которые общество пытается установить между человеком и животным? Штрафы, уголовная ответственность за издевательство, протесты против вивисекции — разве это не реальные меры?

— Всё должно быть разумно. Запрещать опыты на животных - полный бред, вы расскажите об этом матери, чей ребёнок болен раком, а она ждёт, что вот-вот медики найдут чудодейственное лекарство. На ком же эти препараты прикажете испытывать? Пусть противники опытов и скотобоен создадут своё государство и живут там без лекарств, а питаются только тем, что смогут поймать... Другое дело, что опыты над животными, обладающими зачатками разума, должны быть категорически исключены.

— Значит, дельфинов не тронь... Видно, вы их любите?

— Очень люблю. Но я и китов люблю, и горилл, и слонов, и свою собаку, американского стаффордшира Гарри.

— Это его морда фигурирует в заставке к вашей передаче?

— А чья же ещё!

— Учёные, которых вы приглашаете в свою программу для консультаций, наверное, нынче живут трудно?

— Вы судите по внешнему виду, дело в том, что они ботаники по менталитету, их облик вовсе не свидетельствует о бедственном положении. Своим штатным консультантам мы, например, хорошо платим, и вообще образ учёного-бессребреника, умирающего с голоду ради науки, отступил в прошлое. Конечно, учёный будет зарабатывать всегда меньше, чем нефтяной магнат, но те, кто хочет заниматься наукой, изыскивают для этого возможности, смерть науки сильно преувеличена.

— А вы хотите вернуться в науку?

— Докторская диссертация о дельфинах валяется дома, недописанная. Телевидение — это ведь конвейер, совершенно не хватает времени ни на что другое, и потом мне очень нравится то, что, делаю. Это, конечно, не чистая наука, но специфика нашей передачи позволяет заниматься хотя бы и урывками научной деятельностью. Биолог, к счастью, во мне ещё не умер. Козьма Прутков сравнивал учёного с раздувшимся флюсом, а я полагаю, что это состояние души...

Записала Татьяна Шохина