ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
197. БИБЛИОТЕКА. СТАТЬИ.
Просветление Ахмеда Яссави
Аслан ЖАКСЫЛЫКОВ, доктор филологических наук
ж. «Родина» 2/2004
В Южном Казахстане севернее Чимкента в центре плоской, как стол, бескрайней степи возвышается грандиозный мавзолей Кожа Ахмеда Яссави, великого тюркского святого, жившего в XII веке, основателя ордена яссавия. Святыни, вырезанные в скалах, сложенные из кирпича, есть во многих местах Казахстана и Центральной Азии, но эта — особенная. Духовная культура казахского народа, как и многих других тюркских народов, исповедующих ислам, была во многом создана суфиями* — подвижниками, среди которых значимы имена Ахмеда Яссави, Бухиддина Накшбанда, аль Хорезми, Баба Тукти Шашты Азиза, Суфи Аллаяра.
...Древний город Яссы — один из десятка таких же в Отрарском оазисе: в центре цитадель, мечеть, медресе, обширная базарная площадь, несколько дворцов, богатый квартал, караван-сарай на четырёх въездах по четырём сторонам света, серой россыпью лачуги бедняков, ремесленников, другого люда. Днём над городом — густой рёв верблюдов, лай собак, вопли ишаков, скрип арб, разноязыкий говор и гомон базарной толпы, ночью — огромная вселенская луна над минаретами, неумолчная безграничная симфония цикад.
У Ахмеда обыкновение — спать во дворе под старым раскидистым урюком. Мальчику семь лет от роду. Сны — сказки. Семь небес невидимо высятся над головой. Семь миров мрак за мраком клубятся под землёй. Ночью урючина как космическое древо, на ветвях которого зреют звезды и луна... Луна. Одинокое бессонное светило. Шелест и дыхание дерева. Слёзы и звёзды дрожат в глазах мальчика. Отец и мать давным-давно в земле в могильных и непробудных грёзах, в невозвратном полёте к иным берегам. Всю ночь сквозь сон слышится глухой стук, и кажется, будто некто из вечности прибрёл-таки к твоему окну и неспешно постукивает: «Пора! Пора!»
Вот утро ворвалось во двор весёлым жеребёнком. Кувыркается и восторженно скачет молодое яркое солнце. «Я сейчас... Я скоро...» — спросонок бормочет мальчик. Минута истомы, затем Ахмед вскакивает и бежит к арыку. Омовение, намаз, как учил коке. Апке Гаухар-Шахназ смеётся, щекочет, прижимает к груди, суёт тёплую тандырную лепёшку, норовит поцеловать. Куда там! Ноги в нетерпении елозят, так и ходят скоком. И солнце такое горячее, большое, смешное. «Ахмед!!!» — запела стайка друзей за дувалом. И вот уже в неостановимом беге двор круто развернулся, пошёл крениться, качаясь, распахиваясь; набежала, дыша, волнуясь, овевая ветром, улица. Затопала земля, запрыгали дома, стены, заборы. Опрокинулась назад в непроглядность улица и, аи!., налетел, плеснулся, ударил в глаза тугой сине-зелёный степной окоем.
Базарная площадь — главная цель путешествия мальчишек. Базар — это воплощённый мир, вселенная. Бесконечность и неизвестность воплотились в шумной многоязычной толпе. Глазастые персы с крашеными и завитыми бородами, арабы в белых накидках с чёрными, будто ночь, очами, румийцы с отрешёнными лицами, суетливые со странной балаболящей речью китайцы, радужные потоки шёлка в их быстрых руках, коренастые и щекастые монголы, взгляды, словно настороженные стрелы.
И вот молния над горизонтом — мгновение судьбы! Ахмеду почудилось, что минарет незримо отделился от мечети, прозрачно перелился, воплотился в высоченного человека и уставился на него жгучими пронзительными глазами. Ахмед был будто оглушён чем-то. Нечто неизъяснимое исподволь сиянием ночи вошло в него, зарницей осветило безотчётную память, уплотнило, остановило время и как будто невидимой стеной отделило их обоих, мальчика и путника, от толпы, от шума и гама базара. В какой-то странной истоме Ахмед открыл рот. Так и стоял он, поражённый удивлением, с разинутым ртом. С виду он был обычный аульный сорванец, каких несчётное множество в восточных кишлаках и городах.
Однако в ту минуту замерли тысячелетия. Вечность как бы взглянула на это мгновение — ситуацию, которую почувствовали только два человека. Путник, им был шейх Арстан-баб, вздрогнул, как будто приходя в себя, направился к мальчику и со словами «Шукур Алла» вложил в открытый рот мальца сухую косточку хурмы. Затем Арстан-баб тяжело опустился на колени и благоговейно поцеловал землю у ног Ахмеда.
Впоследствии, озарённый своей многолетней медитацией в подземной келье, не одну поэму посвятит Кожа Ахмед Яссави тому самому поразительному мгновению встречи с учителем и вестником. Так одна за другой появятся на свет 145 поэм просветления дервиша «Диуани Хикмет». Арстан-баб и Ахмед Яссави из одного рода шейхов, ведущих свою родословную от хазрета Али, сподвижника и зятя пророка Мухаммада. В мусульманских странах до сих пор бытует легенда о том, что, умирая, пророк передал дочери Фатиме хурму со словами, что этот плод должен быть отдан святому по имени Ахмад, который когда-нибудь объявится на Востоке. Народ считает, что это было сделано шейхом Арстан-бабом. Многие мусульмане также считают, что об Ахмаде предсказывал и Иисус (от Иоанна — 14,16; 16,7). На родном языке Иисуса (арамейском) Утешитель должно звучать как Ахмад. Интересно, что имя пророка Мухаммад также содержит тот же смысл.
Во всяком случае, народное восприятие уловило некую связь между предсказанием Иисуса и именами Мухаммада и Ахмеда Яссави. Ахмед вступил на путь духовного развития в семилетнем возрасте. Обрёл учителя, шейха Арстан-баба, и вскоре потерял его. Ахмед был потрясён потерей. Впоследствии он напишет в «Хикметах», что во время жаназы (упокойной молитвы) по Арстан-бабу к телу шейха явились тысячи сияющих существ, они вознесли освобождённую душу в небеса.
Об Ахмеде Яссави до нас дошли чрезвычайно скудные сведения. Видимо, он прошёл традиционный путь суфия: странствия, поиски учителя, паломничество-хадж, обучение в наиболее прославленных медресе, возвращение на родину — место основной миссии — Туркестан.
Средняя Азия бурлила. Огузы и славяне сокрушили Хазарию. В свою очередь огузы потерпели поражение в войне с кипчаками. Затем каракитаи хлынули в Центральную Азию. Огузы ушли на Ближний Восток и в Закавказье. Тюрки начали доминировать в халифате. Махмуд Кашгари создал энциклопедию о тюркской культуре «Диван лугат ат тюрк». Юсуф Баласагуни явил свету свод поэм «Кутатгу билик». Арабы заинтересованно изучали тюркскую цивилизацию. Суфийские миссионерские ордена всё глубже погружались в восточный языческий мир.
Основным материалом по изучению жизни Ахмеда Яссави служат «Поэмы дервиша» — «Хикметы». В этих удивительных поэмах святой описал свой путь от встречи с Арстан-бабом до того дня, когда он дал обет не выходить на дневной свет из подземной кельи. В возрасте 63 лет святой спустился в подземное помещение и одиннадцать лет провёл в непрерывной сидячей медитации, пока однажды во вспышке ослепительного света душа не изведала блаженства полного просветления.
Просветление — Хак — завершает всю многолетнюю эволюцию в суфизме. В хакикате как в кульминации смыкаются шаригат (самообуздание, этика), тарикат (познание, самосовершенствование), марифат (изощрение интуиции, мистицизм). Просветление — это похоже на вспышку молнии, вспышку, которая не прекращается, продолжает сиять над дальнейшей жизнью того, кто некогда был личностью, субъектом. Одновременно это беспричинное блаженство, глубочайшее интуитивное понимание жизни как целостности, непосредственное видение истины, огромная духовная энергия и воля в служении всем живым существам, полное отсутствие страха и эгоистического беспокойства о себе.
Суфизм — это активная система. Продвинутого суфия характеризуют напряжённые поиски истины, энциклопедические познания, склонность к глубоким созерцаниям и размышлениям, интенсивная психологическая практика, экстатичность внутренней жизни, способность к большим пешим странствиям, суровым обетам, великим жертвам, любовь к сущему до полного самозабвения, кротость, веротерпимость. В суфийские практики входят различные медитации, медитативные танцы, дыхательные упражнения, концентрация и релаксация, экстатические техники. Большинство известных суфиев были творческими подвижниками: поэтами, художниками, музыкантами, философами, астрономами, государственными деятелями.
На чём основана философия просветления в суфизме? Во-первых, адепты считают, что пророк Мухаммад достиг просветления после нескольких лет аскетической практики в пещере Хира, когда к нему прикоснулся ангел Джабраиль (Гавриил). Второй момент вытекает из основной доктрины в исламе — учения об Аллахе как о Всевышнем Боге. Ислам как мировая религия характеризуется концепцией полной и абсолютной трансцендентальности истины, то есть Бога. В упорной борьбе с язычеством, идолопоклонством ислам пришёл к следующему пониманию: Бог един, одновременно Он один, Он над пространством и временем, мысль человека никогда не достигает Сущности бытия. Любое умственное представление о Нём есть только субъективное представление (то есть образ), и не более. («Субханалла» — Бог выше того, что вы приписываете ему (Коран). Он творец 18 тысяч миров, вселенных, следовательно, Аллах является сокровенным Единством множества миров. Он живой Бог, следовательно, Он — великий Источник, Жизнь — Его энергия, сила и воля. Он создал вселенную словом «Будь», значит, всё существующее — материализация Его слова, воли. Он причина всякой причины, однако для Него нет никакой причины, Он беспричинен. Он есть начало и конец мира, также любого явления, однако для Него нет ни начала, ни конца. Он есть безграничный океан сознания. Океан сознания, то, что нельзя описать ни количественно, ни набором качеств. Больше большего, меньше малого... Человек есть капля, возвращающаяся в океан изначального света. Капля сливается с океаном — с этого представления и начинается суфийское понимание возвращения души. Суфизм отличается тем, что допускает просветление, то есть слияние капли с океаном.
Духовное постижение (путь сердца — марифат) начинается с обуздания чувственного и абстрактного мышления, признания его относительности. Когда в медитации мышление внезапно прекращается, человек в неописуемости мгновения как бы ощущает Нечто, присутствующее за всеми понятиями, образами. Ощущение Нечто пронизывает человека как вспышка молнии. Марифат как мистическое познание начинается с этих духовных озарений. Чтобы добиться устойчивости на пути, суфий практикует медитации, вирд — рецитацию молитв и священных имён, зикр — мистериальные медитации, сублимирование — постоянное одухотворение любви и посвящение её Богу.
Просветление — окончательное слияние с океаном Света, знания, прекращение неведения, обусловленности — главная цель суфийского поиска.
В «Хикметах» Ахмеда Яссави достаточно подробно описаны и шаригат, и марифат, и тарикат, и хакикат как этапы пути. Каждая поэма передаёт то или иное из десяти экстатических состояний, ракатов, в которых обычно находится продвинутый суфий.
«Диуани Хикмет» были написаны суфием после постижения просветления в подземной келье.
В глубоких раздумьях Яссави всё глубже осознаёт, что за деяниями хазрета Мухаммада стояла высшая сила. Несомненно, Коран есть откровение Небес. Суфий не должен в этом сомневаться. Коран — экстатическая книга. Всей своей ритмикой, интонацией суры ведут ищущего к состоянию, аналогичному тому, когда в пещере Хира Мухаммад увидел ангела и перед его потрясённым взором Вселенная открылась как Книга!
Пророк был ведом! И однажды Ахмед Яссави услышал голос, который повелел ему спуститься в подземную мечеть для длительной медитации и выполнить это как основной обет жизни.
...Подземная келья. К ней ведёт узкий, в человеческий рост, коридор. Само помещение едва вмещает одного человека. Вверху в купольном потолке небольшое отверстие для воздуха. Ночью пламя коптилки устремляется к проходу, и кажется тогда — некое существо возносится к небесам. В келье, кроме коврика для намаза и коптилки, больше ничего нет. От зари до глубокого заката подвижник пребывал в особом состоянии глубокого безмолвия. Поздно ночью суфий на час выходил на поверхность, чтобы совершить омовение, размять онемевшее тело. В это время он принимал скудную пищу. В течение этого часа ученики спешили услышать от него наставления по практике. Шыракшы меняет масло в коптилке, бережно сворачивает свиток с очередным «Хикметом», накануне созданным святым.
Подвижник уже не нуждается во сне. Многочасовая медитация заменяет сон, а зачастую переходит в видения необычайной яркости, сложности и изменчивости. Эти состояния иногда напоминают обычный сон, но они уже сном не являются, ибо в них всегда сохраняется осознание «я», которое отдаёт себе отчёт в том, что происходит.
Утром суфий смыкал глаза, регулировал дыхание. Летят, ширятся, распахиваются пространства, открываются великие горизонты, за которыми угадываются другие, ещё более загадочные; вместе с картинами Бытия волнами накатывает ракат — блаженство. Времени нет, тела нет, нет субъекта, объекта, физических ощущений, сознания отдельного существа. Вдруг ослепительная вспышка. Это невероятное, неописуемое состояние полного духовного экстаза — подлинного существования, — когда единичное полностью растворяется во всеобщем, оно не имеет ни начала, ни конца, ни верха, ни низа, ни центра, ни края, ни правого, ни левого, ни малого, ни большого, ни сознания малого, ни сознания большого, ни сознания существования, ни сознания несуществования.
Каждый новый ракат придавал суфию дополнительные силы, убеждённость. Он чувствовал, что перед ним открываются врата в Великую беспредельность миров. Семь долин, семь миров должна пройти душа суфия, прежде чем достигнет Врат Истины. Великий шейх Фариддудин Аттар описал эти запредельные миры в своей поэме «Парламент птиц». Однако эти неописуемые миры каждый может видеть по-своему, ибо душа — это око.
Выходя из медитации, суфий обнаруживал, что прошёл весь день, а ведь в погружении течение времени не ощущалось, в ракате оно отсутствовало совсем. И он поразился качеству этого открытия. В разных мирах, по сути, в разных фазах Сознания, время течёт по-разному.
Он вспомнил полузабытый опыт его дервишеской молодости. В те годы он жил в Бухаре и учился в медресе под руководством шейха Хамадани. Это случилось вечером в келье ученика. После долгого повторения вирда он неожиданно погрузился в странное состояние как бы раздвоения тела. Вдруг после продолжительного эффекта — свиста в ушах и толчков в груди — он почувствовал отделение и увидел себя, своё физическое тело, сидящее со скрещенными ногами, со стороны. То была удивительная минута! Он сидел, повторяя зикр, и в то же время он сам, никто иной, стоял рядом и разглядывал самого себя. Это длилось с минуту, затем восстановилось обычное восприятие. Однако ни забыть того, что определённо случилось с ним, ни понять толком этого в те годы он не мог. Спросить у учителя не осмелился. Теперь же через многие годы он, старый шейх, наставник многих мюридов, понимал смысл открывшегося в тот день. Человек как субъект есть лишь один аспект сознания, на самом деле человеческая форма восприятия состоит из множества фаз сознания. Пробудившееся сознание «видит» себя как единство множества сознаний. Кто это поймёт, тот поймёт основное.
Следуя наставлениям учителя шейха Хамадани, он погружался в бездну особой практики — мохасебе-йе-тарикати. Смысл её заключался в необходимости вспомнить всю свою жизнь во всех мельчайших подробностях от первых дней пробуждения сознания. Раньше ему никогда не удавалось довести её до конца — всегда что-нибудь мешало. Теперь же в условиях полного затворничества он без помех мог проводить эту психологическую работу. Нужно было вспомнить каждый день жизни со всеми подробностями и деталями. Это поначалу казалось невозможным, но с течением времени (на мохасебе-йе-тарикати ушло не менее двух лет) суфий обнаружил, что память значительно улучшается, сами собой, неизвестно как и откуда, всплывали совершенно забытые картины прошлого. Невидимая сила как будто с высоты ясно и чётко показывала дни его жизни, то останавливая течение событий, то ускоряя ленту видений, при этом глубина понимания постоянно возрастала. Вдруг он начал ощущать, и это чувство было поразительно глубоко, что всё происходящее — это повествование, его судьба вписана в другую большую книгу, книгу Единого Бытия, которую «видит» и читает Нечто. И это повествование нельзя остановить, оно кипело в мгновении настоящего и тут же уходило в прошлое, чтобы стать историей — тарикати, оно текло из будущего, которое на самом деле было невидимым Большим настоящим.
Прошлое, настоящее, будущее разделены только в сознании мыслящего человека, в медитации они видятся как единый процесс, льющийся из Великой неизвестности, в озарении они кажутся Великим настоящим. И однажды подвижник почувствовал, что заветный миг приближается. Тем не менее это случилось внезапно. Вспыхнул ослепительный свет, произошло как бы «отделение» от «я», и с высоты духовного воспарения Нечто увидело жизнь Ахмеда Яссави от начала до конца, до дня погребения...
Освобождённый знает: судьба — это только роль, жизнь — театр, мироздание — единое повествование.
...Прошло ещё восемь лет непрерывной аскетической медитации в подземной мечети. Ракат стал постоянным. Более того, суфий освободился от привязанности к блаженству. Он был захвачен потрясающими картинами открывающейся вселенной. Он испытывал особую радость от познания, и к этому нельзя было привыкнуть, потому что полёт каждый раз переживался, будто это было впервые.
В тот день он почувствовал, что окончательно освобождается от страхов и забот существования. Суфий уже более не испытывал озабоченности по поводу существования — он стал Им. Многочасовые медитации уже не утомляли и не изнуряли его. Он мог много дней обходиться без сна, пищи, отдыха. Дух его неутомимо познавал глубины космоса.
Это произошло на восьмой год основной практики мохасебе-йе-хакики (прославления Бога — Аллаха как высшей Истины, Единства, Средоточия Жизни, Красоты, Любви, Совершенства, Великой Неизвестности). Ему показалось, будто некая Огненная птица ринулась на него с высоты, пронзила его, и он вскрикнул, загорелся, воспламенел, окрылился, ринулся в полёт световой птицей, вдруг распался на сонмы таких же птиц, реющих сквозь собственный полёт, разлетающихся и одновременно возвращающихся к Единству; в единое мгновение он пережил жизнь всей вселенной, всех существ, в умопомрачительной сложности и немыслимой взаимосвязанности. Затем в какое-то мгновение Великая Неизвестность пронзила его, бросила в исчезновение, затем исчезло и исчезновение: в полном безмолвии и Абсолютном Ничто происходило всё...
Глубоко ночью отворилась дверь кельи, и потрясённые шыракшы и ученики увидели старца с озарённым золотым светом лицом, сияние исходило от всего тела суфия, оно родником интенсивно било из глубины существа, некогда бывшего Ахмедом...
* Суфизм — это особое религиозно-философское, творческое течение ислама, которое сформировало мистические, подвижнические учения. На Востоке и Западе существовало множество суфийских орденов. На территории Казахстана действовали ордена яссавия, накшбандия, хуфия. Орден яссавия сыграл основную роль в обращении тюрков Средней Азии и Казахстана в ислам. Большинство суфийских союзов проповедовали экстатическую любовь ко всему сущему, прежде всего к единому Богу.
АХМЕД ЯСАВИ (ок. 1105-66), среднеазиатский поэт-суфий и проповедник (см. Суфизм). Сборник мистических духовных стихов «Сокровенное» (издан 1878), приписываемый Ахмеду Ясави, оказал влияние на развитие тюркоязычной поэзии.
СУФИЗМ (от араб. суф — грубая шерстяная ткань, отсюда — власяница как атрибут аскета), мистическое течение в исламе. Возникло в 8-9 вв., окончательно оформилось в 10-12 вв. Для суфизма характерно сочетание метафизики с аскетической практикой, учение о постепенном приближении через мистическую любовь к познанию Бога (в интуитивных экстатических озарениях) и слиянию с ним. Оказал большое влияние на арабскую и особенно персидскую поэзию (Санаи, Аттар, Джалаледдин Руми).
ХОРЕЗМИ (аль-Хорезми) Мухаммед бен Муса (787 — ок. 850), среднеазиатский ученый. Автор основополагающих трактатов (переведены на латинский язык в 12 в.) по арифметике и алгебре («Книга о восстановлении и противопоставлении» — «Китаб аль-джебр валь-мукабала»), оказавших большое влияние на развитие математики в Зап. Европе. Труды по астрономии, географии и др.
ОТРАР, древний город в Ср. Азии, в среднем течении Сырдарьи. Известен с 1 в. до н. э. Центр торговли с кочевниками. В 16 в. город запустел. Городище — около ж.-д. ст. Тимур. (Смотри карту)
МАХМУД КАШГАРИ, среднеазиатский ученый-филолог 11 в. «Словарь тюркских наречий» (1072-74) — наиболее ранний памятник тюркской диалектологии, содержащий многочисленные литературные образцы.
БАЛАСАГУНИ Юсуф (ок. 1021-?), среднеазиатский поэт и мыслитель. В поэме «Знание, дающее счастье» в аллегорической форме изложил свои философские, этические и политические взгляды.
АТТАР Фарид-ад-дин, персидский и таджикский поэт-суфий 12 в. (см. Суфизм). Поэма «Беседа птиц» (ок. 1175), лирические стихи; антология «Жизнеописание шейхов».
ХОДЖА (от перс. хадже — господин), почетный титул мусульманина в странах Ближнего и Среднего Востока. Возник в средние века. Давался придворным сановникам, высшему духовенству, купцам. [B.38]
ХАДЖ - (араб.), паломничество мусульман в Мекку (к храму Кааба) для совершения жертвоприношения в праздник курбан-байрам.
[P.68]
Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона:
Хаджи, арабск., всякий мусульманин, совершивший паломничество (хадж) в Мекку.
…слово «хадж/ходж» в тюркских языках означает «паломник», «идущий к святым местам». [P.69]
хАджа - это тот, кто совершал хадж, паломничество. а хОджа - это как социальный статус [P.70]
Строго говоря, это действительно различные слова, но в обиходе они зачастую сливаются в значении совершивший хадж...
Helen M., VoS [P.59]
Отныне Яса — закон — определяла жизнь орды — народа-войска.
Первый закон – ... закон «Ясы», которой следовали все воины. То есть, определённый порядок как вести себя во время войны, в мирное время.
А.ВОРОБЬЕВ