ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО
147. БИБЛИОТЕКА. СТАТЬИ.
«Страна мучеников»
Традиция страдания за веру в исламском Иране
Сергей АНТОНЕНКО
ж. «РОДИНА» № 05/2001
Австрийский профессор Ленсер писал, что «Хомейни открыл новую главу в приближении человека к Богу». Опыт иранской революции указывает на возможность возвращения высшего смысла жизни и смерти, восстанавливая в качестве базовой категории культуры понятие мученичества за Истину. Именно Ирану, воспитанному многовековой школой преклонения перед священной жертвенностью, было суждено вновь возродить готовность к «вольной смерти» в качестве критерия подлинности веры. В монотеистических религиях этим удостоверялась принадлежность к традиции, идущей от Авраама — «отца всех верующих» — и его сына Исаака, прообраза чистой веры.
И христианство, и ислам знают, что такое «победа крови над мечом». И в христианстве, и в исламе от принявшего смерть за веру не требуется более никаких «доказательств» святости. «Смерть мучеников есть явное поражение убивающих и блистательная победа убиваемых», — сказал один из отцов Церкви, Иоанн Златоуст. «И никак не считай тех, которые убиты на пути Аллаха, мёртвыми. Нет, живые!» — сказано в Коране (сура 3, аяты 169 - 170).
Об очищающей силе безвинного страдания знал ещё библейский мир (вспомним «Книгу Иова»). Возможно, особое отношение мусульман к безвинному страданию — отголосок их родовой памяти: как проницательно заметил знаменитый исламовед Л. Массиньон, «история арабской расы начинается со слёз Агари — первых слёз в Писании» (Быт. 17, 17 - 18; 21, 9 - 21. Коран, сура 57, аяты 25 - 27). Не отсюда ли — от обездоленности Агари и Измаила — то значение, которое приобрёл в социальной философии Исламской революции термин «обездоленные» (своё «Завещание» аятолла Хомейни адресует «мусульманам и обездоленным всего мира»)?..
Разумеется, у каждой традиции — и христианской, и исламской — своё отношение к мученичеству. Христианство причисляет к лику мучеников лишь тех, кто, следуя во всём за Христом, не оказывает истязателям физического сопротивления. «Хочу, чтобы все люди знали, что умираю за Бога по своей свободной воле. Отдайте меня диким зверям, ибо через них я достигну Бога. Я — пшеница Господня, и измелют меня зубы диких зверей, чтобы стал я чистым хлебом Христовым», — писал Игнатий Богоносец, мученик раннехристианского времени. Таков христианский угодник Божий.
В шиитском исламе мученик-шахид — это прежде всего воин, который идёт сражаться против во много раз превосходящей его силы. Самый почитаемый шиитский мученик, имам Хусейн, вышел против четырёхтысячного войска халифа Язида I с отрядом в 70 человек.
Имам Хомейни делал особый акцент на воинском начале в практике шехадата (мученичества), а в книге «Исламское правление» дал его развёрнутое богословское обоснование: «...вожди нашей религии были воинами и командирами. Они надевали военную форму и шли в битвы, описанные в нашей истории; они убивали, и их убивали. Сам Вождь Правоверных (Али) (мир с ним) надевал шлем на свою священную голову и пристёгивал меч. Имам Хасан и Великий Мученик (Хусейн) (мир с ними обоими) поступали так же». Но как было прежде, так и теперь, «вооружены неправедные, а вооружаться-то надо праведным», говорил имам.
Иначе обстояло дело в раннехристианской Церкви. Известен такой эпизод тех времён. Фиваидский легион — 6600 человек испытанной храбрости — получил от императора Максимилиана приказ истребить христиан. Воины отказались сделать это, но не обратили оружие и против императора, чтобы не развязать братоубийственную войну. Легионеры предпочли «умереть невинными, чем жить обременёнными преступлением». Все они были казнены и почитаются как мученики.
В более поздний период христианская Церковь благословила и вооружённую защиту державы, но покровителем христианского воинства стал святой Георгий, прославленный Церковью как великомученик, ибо он не поднял меча против истязателей. Это был некий идеальный, высший образ воинского служения — сражение с грехом и немощью человеческой природы. Церковь не приравнивает погибших на войне к святым мученикам, ибо есть «тринадцатое правило» святого Василия Великого, где о воинах говорится: «...может быть, добро было бы советовать, чтобы они, как имеющие нечистые руки, три года удержались бы от приобщения святых тайн».
Пожалуй, мы вправе говорить, что в Иране сложилась уникальная тысячелетняя традиция мученичества, определяющая менталитет одной из самых древних наций на земле. (Здесь нельзя не вспомнить, что два великих пророка, основатели вышедших из Ирана духовных традиций — Заратуштра и Мани, закончили свою жизнь мученически.) Приход ислама в иранские земли совпал по времени с расколом в первоначальной общине последователей Мухаммеда из-за различного истолкования принципа наследования халифата. Иранцы, внесшие в становление мусульманской культуры вклад не меньший, если не больший, чем сами арабы (только в первый век правления Аббасидов (750 - 846) из 45 наиболее видных представителей арабской науки и литературы 30 человек были персы), сделали свой исторический выбор: они приняли сторону «малого отряда» Хусейна, или «партии Али».
«Великий исламский народ, начиная с михраба куфийской мечети (то есть столицы имама Али) и кончая славной пустыней Кербела, на протяжении кровавой шиитской истории принёс ценные жертвы дорогому Исламу на Господнем пути и страна мучеников — Иран — не составила исключения», — говорил имам Хомейни о месте своей родины в судьбах мусульманской цивилизации.
И сам Али, единственный законный наследник пророка Мухаммеда, и все потомки Али, шиитские имамы1, окончили свои дни трагически, это определило трагическое мироощущение шиизма. Оно с потрясающей силой отражено в мистериях Ашуры. Ашура («десятидневие») — главное событие шиитского религиозного календаря, когда вспоминаются те первые десять дней месяца мухаррама 61 года хиджры, связанные с гибелью Хусейна под Кербелой2. В течение декады проходят торжественные чтения сказаний о мучениках, вывешиваются траурные флаги и лозунги. Во время Ашуры происходит как бы размыкание плотной ткани времён и современные верующие ощущают себя участниками «малого отряда», окружённого в иракской пустыне. В один из дней, когда вспоминается, что спутников Хусейна, отрезанных врагом от воды, мучила нестерпимая жажда, шииты устраивают настоящий праздник всевозможных напитков и стараются напоить каждого прохожего — кто шербетом, а кто простой ключевой водой. Когда верующий пьёт, он должен мысленно произнести: «Да покарает Господь Язида и Шимра!» (мучителей Хусейна). Кстати, в шиитских странах считается, что с врагом можно бороться любым способом, кроме одного — нельзя лишать его воды...
Ашура и ныне сохраняет в восприятии иранцев свою трагическую свежесть, продолжая тревожить и вдохновлять художников. К этой теме обращается один из самых ярких (и «неортодоксальных») мастеров иранской живописи — М. Фаршчиян. Об одной из его картин духовный и политический Руководитель Исламской Республики аятолла Хаменеи отозвался так: «Когда я смотрю на неё, у меня на глазах появляются слёзы, хотя я столько раз слышал траурные песнопения дня Ашуры, о котором уже столько написано и сказано. Иногда говорят, что те, кто занимается организацией этих мероприятий, сами уже не плачут. Но художник Фаршчиян сумел так отразить эти события, что мы не можем удержаться от слёз».
«Ты должен сражаться, даже не имея оружия, и при этом сохранять решимость сражаться до конца» — таков вывод Хусейна. Вот почему одинокий герой одержал блестящую победу над полчищами противников. Вот каким образом родился великий учитель шехадата, вразумивший всех тех, кто до этого понимал победу над врагом только как превосходство силы. Он доказал, что шехадат — это не поражение, а выбор, когда моджахед, жертвуя собой, одерживает победу в храме свободы перед михрабом любви.
Конечно, наш национальный темперамент сильно отличается от иранского. И всё же образ Хусейна, принявшего «вольное страдание», можно вполне сопоставить с образами наших святых Бориса и Глеба — первых угодников, которых прославила Русская Церковь. Князья-страстотерпцы одерживают над своими убийцами духовную победу, а по смерти становятся во главе небесных сил, обороняющих Русь от врагов, и во время нашествия с Запада помогают «сроднику своему» Александру Невскому... Русскому религиозному чувству близко и понимание борьбы за «мирскую правду» как исполнение религиозного долга. «Коли же кто изволил Богу служить, — писал мученик за свою правду протопоп Аввакум, — о себе ему не подобает тужить. Не токмо за имение святых книг, но и за мирскую правду подобает ему душа своя положить, якоже Златоуст за вдову и за Феогностов сад, а на Москве за опришлину Филипп»2.
Христианство и ислам едины в определении смысла мученичества как подвига любви, познаваемого только любовью. «Как невнимательны алчные люди, ищущие смысл мученической смерти в природе и её описание в гимнах, эпосах и стихах, или те, кто стремятся постигнуть этот смысл при помощи воображения и разума, — восклицает имам Хомейни. — Увы! Этот смысл постигается любовью». О той же сути жертвы за веру, исполненной невыразимой сладости для исповедника, свидетельствовал учитель Церкви Ориген в своём «Увещании к мученичеству»: «На угрожающее вам искушение (когда пытками будут вас склонять к идолослужению), посему мы можем смотреть как на опыт, в котором вы можете засвидетельствовать свою любовь к Богу. Это — испытание ея...».
При оформлении статьи использованы картины современных иранских художников.
Примечания:
1. Одиннадцать имамов (начиная от Али) погибли, а 12-й в 940 году ушёл в «великое сокрытие». Согласно шиитским преданиям, он либо сохранён Аллахом в особом «чистом месте», недоступном тлетворному влиянию земного мира, либо, неузнанный, ходит среди людей до того часа, когда ему будет велено явиться в качестве Вали Эсра, или Махди, Спасителя Вселенной.
2. Протопоп Аввакум, который сам «душу свою положил», сопротивляясь поспешным, категоричным реформам XVII века (в том числе относящимся к «святым книгам»), приводит как пример служения пастыря, простирающегося на мирские дела, неустанное заступничество знаменитого деятеля Церкви IV в. Иоанна Златоуста за обездоленных, обиженных неправым судом мирян, а также более близкий исторический пример — выступления митрополита всея Руси Филиппа (Колычева) против опричнины Ивана Грозного. Святители Иоанн Златоуст и Филипп Московский приняли мученическую смерть: первый по дороге в очередную дальнюю ссылку, второй сослан и убит.