ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО

121. БИБЛИОТЕКА. СТАТЬИ.

СОГЛАСНО ЗАКОНАМ ЖАНРА

(Комментарий отдела научной фантастики)

Ж. «ТЕХНИКА МОЛОДЁЖИ» № 08/1980

Итак, отправляя своего героя в третье путешествие, Свифт мог руководствоваться тремя источниками: свидетельствами древних легенд и хроник, последними научными данными и, по всей вероятности, информацией неведомого нам происхождения. Не исключено даже, что если не он сам, то какой-нибудь прототип его героя, побывав на борту дискообразного летательного аппарата неизвестной принадлежности, вернулся оттуда обогащенный новыми знаниями. Иначе не совсем понятно, откуда взялась Лапута. На первый взгляд логично. Но попробуем посмотреть на эту проблему с другой стороны.

Дело в том, что «Путешествия Гулливера» по современной классификации — это фантастика, причем обсуждаемая часть — чистой воды научная фантастика со всеми признаками, присущими этому жанру. А если рассматривать роман именно как литературное произведение, то нельзя упускать из виду главное — зачем понадобилась Свифту Лапута? Фантаст сам конструирует свои миры; цель, которую он перед собой ставит, определяет используемые средства; так какова же была сверхзадача великого английского сатирика?

Она, в общем-то, очевидна: изобразить и высмеять ученых, оторванных от жизни. Один из стандартных приемов, используемых в фантастике, — это материализация метафоры. Царство ученых лучше оторвать от земли не только в переносном, но и в буквальном смысле. Вот главная причина появления «летучего острова».

Но и вымысел не должен чересчур отрываться от твердой почвы. Материализованную метафору («летучий остров») надо сделать правдоподобной, чтобы читатель легче воспринимал основную идею произведения. Поэтому предпочтительно согласовать фантазию с какими-то сведениями, циркулирующими в общественном сознании, например с информацией, почерпнутой из письменных источников.

Как видно из комментария В. Вилинбахова, в легендах и хрониках повествуется о двух типах летательных аппаратов: во-первых, это корабли, во всем подобные обычным парусникам, но только летающие (первоисточником сведений такого рода могли служить, например, миражи), и овальные светящиеся летающие предметы (их прообразом могли быть шаровые молнии, крупные болиды и т. д. — словом, любой, как мы теперь говорим, НЛО). Корабль для царства ученых не подходит, им было бы там слишком тесно. Лучше «соорудить» небесный остров, пригодный для размещения небольшого государства или хотя бы города.

Такой остров необходимо замаскировать под круглые и овальные объекты, много раз наблюдавшиеся очевидцами. Потому-то Лапута и «имеет форму правильного круга».

Достижение правдоподобия этим не исчерпывается. Как видно из комментария, замечавшиеся неопознанные объекты, как правило, были светящимися. Твердое тело может светиться в двух случаях: во-первых, когда оно само излучает, во-вторых, когда отражает солнечные лучи. Первый вариант заранее неприемлем — поджаривать ученых автор не собирался; во втором варианте днище острова нужно сделать достаточно гладким. Вот откуда взялось алмазное зеркало толщиной 200 ярдов, которое «было плоское, гладкое и ярко сверкало, отражая освещенную солнцем поверхность моря». В пользу этого предположения говорят и такие слова Гулливера: «Я отважился предложить тамошним ученым свою гипотезу относительно происхождения означенного слова: по-моему, Лапута есть не что иное, как лап аутед; лап означает игру солнечных лучей на морской поверхности, а аутед — крыло; впрочем, я не настаиваю на этой гипотезе, а только предлагаю ее на суд здравомыслящего читателя». Гулливер видел остров с земли: поэтому свечение кажется ему самым важным признаком; в то же время лапутяне, никогда не покидавшие родного дома, производят его название от сочетания «высокий правитель». Со стороны виднее.

Алмазное основание не только сверкает; с его помощью король запросто подавляет мятежи подвластных народов: «остров опускается прямо на головы непокорных и сокрушает их вместе с их домами». Но главное — оно имеет непосредственное отношение к механизму перемещений Лапуты. Свифт, действительно знакомый с работами Гильберта, знал о магнетизме достаточно, чтобы понимать, что даже шестиметровый магнит не сможет удержать в воздухе летательный аппарат массой во многие миллиарды тонн и перемещать его со скоростью «девяносто лиг» за «четыре с половиною дня» (примерно 5 км/ч). Поэтому алмаз основания не простой: он содержит «в себе некоторое количество железной руды» и, следовательно, сам обладает магнитными свойствами, а шестиметровый магнит в «астрономической пещере» является лишь своеобразным инициатором, перемагничивающим эту махину. Если «разбить алмазное основание», то, «по общему мнению всех философов, магнит не в состоянии будет удержать остров в воздухе, и вся его масса рухнет на землю».

Наконец, спутники Марса. На наш взгляд, в них тоже нет ничего таинственного. Во-первых, фантаст на то и фантаст, чтобы интуитивно угадывать. При этом вовсе не обязательно владеть каким-то «тайным знанием». На какое тайное знание, например, опирался Жюль Верн, когда описал, что первый пилотируемый корабль для облета Луны будет иметь экипаж из трех человек, стартует в декабре с полуострова Флорида и приводнится в декабре же в Атлантике? Каким тайным знанием руководствовался Алексей Толстой, описывая свойства лазерного луча? Какое тайное знание позволило Карелу Чапеку придумать робота? Таких примеров сколько угодно. Если уж берешься за научно-фантастическое произведение, то волей-неволей вынужден делать какие-то предсказания.

Есть и второе соображение. Во времена Свифта публика действительно была взбудоражена революционными открытиями в астрономии. В моде были идеи числовой гармонии небес, подкрепленные эмпирическим (до сих пор, кстати, теоретически не обоснованным) правилом Боде — Тициуса, которое гласит, что расстояния планет от Солнца подчиняются геометрической прогрессии. Открытие Галиле-евых спутников Юпитера подсказывало многим астрономам мысль, что поскольку Земля имеет один спутник, а Юпитер — четыре, то у Сатурна непременно должно быть восемь спутников (пять уже были известны), а у Марса — два. Причем они невелики по размерам и расположены близко к планете — в противном случае их давно бы кто-нибудь обнаружил. Недаром задолго до Свифта Кеплер, разгадывая знаменитую анаграмму Галилея, в которой тот зашифровал непроверенные результаты своих наблюдений Сатурна (в те времена это был общепринятый метод «патентования» новых, но еще не подтвержденных открытий), прочел ее так: «Привет вам, близнецы, Марса порождение». Значит, великий «законодатель небес» тоже считал, что у Марса два спутника. На самом же деле фраза была иной: «Высочайшую планету тройною наблюдал...»

Утверждение же о «необычайной точности» предсказания Свифта является, к сожалению, лишь легендой. В действительности Фобос удален от центра Марса на полтора диаметра планеты, а Деймос — приблизительно на три с половиной. Соответственно отличаются от указанных Свифтом и их периоды обращения — 7 ч 40 мин и 30 ч 21 мин. А если пойти дальше и по данным лапутянских наблюдателей вычислить массу Марса, то она окажется завышенной против истинной в шесть с половиной раз и будет, таким образом, почти равняться земной... Похоже, у Холла не было особых причин приходить в смятение, а назвал он так спутники просто потому, что страх и ужас всегда сопутствовали богу войны.

Так что в «Путешествиях Гулливера», по всей видимости, нет никаких тайн, основанных на утерянных для нас знаниях. Но это отнюдь не означает, что анализ, подобный проделанному здесь, пустое занятие. Исследование научно-фантастической литературы прошлого производится в последнее время не случайно. То и дело предсказания Жюля Верна и Герберта Уэллса сравниваются с современными научными достижениями, сопоставляются с тем, что уже есть и, быть может, может быть. Ныне в мир укоренившихся научных дисциплин прочно входит новая полноправная наука — прогнозирование. И не секрет, что наиболее удачные прогнозы содержат в себе немало тайного, интуитивного, возникшего в недоступных глубинах нашей психики. Видимо, не случайно наиболее интересные предсказания фантаст делает, рисуя сцены, совершенно необязательные в контексте произведения, но требующие предельной концентрации творческого воображения.

Мы уже упоминали героев Жюля Верна, окончивших перелет в водах Атлантического океана. Приводнением завершился и лунный вояж по Уэллсу. Да и капитан Гулливер вернулся из предыдущего путешествия аналогичным образом: «Затем вдруг я почувствовал, что падаю отвесно вниз около минуты, но с такой невероятной быстротой, что у меня захватило дух. Затем я услышал страшный всплеск, который отдался в моих ушах сильнее, чем шум Ниагарского водопада. На минуту я очутился во мраке, мой ящик начал подниматься, и в верхнюю часть окон я увидел свет. Тогда я понял, что упал в море».

Под этим, вероятно, подписался бы любой астронавт «Аполлонов».

Вот так-то.