ЗАРИСОВКИ к 7-му АРКАНУ ТАРО

11. БИБЛИОТЕКА. СТАТЬИ.

ПРИЗРАК ЮДОФОБИИ

Борух ГОРИН [A.11]

КОНЦЫ И НАЧАЛА

Ж. «РОДИНА» 4-5/2002 г.

Русская дворянка, бежавшая от революции, прибывает в Париж. Журналист спрашивает:

— Мадам! Вы будете тосковать по России?

— Тосковать по России?! Что я, еврейка? (Анекдот)

История еврейства, как убеждены многие, есть история тесного взаимоотношения евреев с другими народами; эта история исследована и описана учёными. Однако существует ещё и повседневная объективная реальность, данная нам, как было когда-то сказано, в ощущениях. Если говорить об этой ощутимой реальности, то можно различить два типа юдофобии: «светлый» и «тёмный».

«Светлый» — это антисемитизм религиозный, идейный, просвещённый, антисемитизм от знания. От знания, что евреи — «другие», что у них иная система ценностей. Этим осознанием несовместимости объясняется антисемитизм таких великих интеллектуалов, как Эразм или Вольтер. В ту пору антисемитизм вовсе не считался чем-то постыдным. Совсем недавно — в историческом смысле, конечно, — появилась прослойка европейской интеллигенции, для которой быть антисемитом стало неприлично. А в средние века — нет. Идейный, религиозный антисемитизм был весьма распространённым видом отторжения еврейства у культурного европейца. Отторгался иудаизм не только по соображениям ритуально-религиозным, но просто потому, что иудаизм — это другое мироощущение. И позднее человек мог отторгать иудаизм и еврейство, даже если он был атеист и придерживался классовой идеологии (по существу, классовой религии), — такой человек мог стать антисемитом из высоких побуждений. Это и теперь так. В Англии и по сей день считается важным, чтобы человек, вхожий в высшее общество, придерживался ортодоксального вероисповедания. «Чужаков» держат на расстоянии. Причём любых «чужаков», не только евреев.

Что ещё существенно: для такого мировоззренческого антисемитизма перемена веры (то есть отказ от иудаизма) сразу снимает проблему, чего не скажешь об антисемитизме «тёмном» — «биологическом», от которого откреститься невозможно. И вот этот второй — массовый, непросвещённый, «тёмный» — антисемитизм не так опасен, как первый, «светлый», потому что первый куда изощрённее.

Массовый антисемитизм я бы назвал инстинктом черни. Но «творцами» этих ужасов являются вовсе не исполнители их, хотя кажется, что евреев громят «низы»: авторы холокоста не стоят у ворот крематориев, и попы, призывающие к погромам, сами не громят, а громит «чернь», которую можно призвать к чему угодно. Так вот, этот «низовой» антисемитизм менее опасен, потому что он менее укоренён. Он всегда объясним какими-то реальными факторами: экономическим неравенством, например, или уровнем образования. Хорошо живущий рабочий, обладающий к тому же нормальной тягой к знаниям, надолго среди антисемитов не задержится. В зажиточном русском крестьянстве никакого антисемитизма не было. Русские люди, вышедшие из народа, например Горький или Шаляпин, не только не вынесли из этих «низов» никакого антисемитизма, но сделались защитниками евреев, потому что были демократами в нормальном, чистом, первозданном смысле этого слова. Они в каждом человеке видели только человека и всегда защищали гонимых.

Есть ещё причина любого (я подчеркиваю: любого) антисемитизма. Это чувство чужака. Это настолько базовое качество человека как биологического вида (да только ли человека?), что антисемитизм в таком контексте вообще не надо выделять в особую графу или тему. Да, Всевышний поставил над евреями эксперимент. Да, Он сделал «еврея» синонимом «чужака», «чужестранца». Да, Его попущением евреи оказались настолько рассеяны и настолько долго находились в этом рассеянии, что при слове «чужак» автоматически возникает образ еврея. Зачем Всевышний это сделал — другой вопрос. Но надо помнить, что, поставив этот непонятный (или понятный), интересный (или мучительный) эксперимент, Он же дал и Инструкцию: как этому всему противостоять, то есть противостоять природе человека.

Через мудрецов Он сказал: молитесь за благополучие властей! Потому что, если бы не страх перед властями, человек ближнего своего живьём бы съел.

Каждая заповедь Библии направлена на преодоление природы человека, на борьбу с дурным естеством. Ибо любое низменное можно повернуть и другой стороной. Хасиды в своё время сосредоточились на светлой стороне этой двойственности. Ведь природа человека не только низменна: любое качество оборачиваемо; бывают разные эпохи, и в разные эпохи приходится в природе человека нажимать как бы на разные «клавиши». Жадность имеет оборотную сторону: хозяйственность; зависть может быть задействована как соревновательность; желание жены ближнего есть искажение здорового инстинкта продолжения рода. Естество не следует уничтожать — естество надо перенаправлять.

Заповеди и должны перенаправить природу. Потому сказано: не убий, не укради, не прелюбодействуй... И ещё — жёстко и категорично: не притесняй чужеземцев! Это тоже против природы. Любое человеческое существо защищается от «иного», «другого», «чужого». С чего бы это в русских деревнях идут с кольями улица на улицу, один край на другой? Ведь совершенно одинаковые же люди — одной земли, одного менталитета, одной культуры! И всё-таки — стенка на стенку! Потому что инстинкт «своего» и «чужого».

Еврейскому народу это тоже было свойственно. Потому Всевышний и запретил евреям притеснять «чужих».

Некоторые говорят: именно евреев притесняли везде. И начинают перечислять: в Англии, Испании, Германии... Я обычно подхватываю: «...в Малайзии». Следует насторожённая реплика: «Но ведь в Малайзии нет евреев!» Отвечаю: «Там они называются «китайцы». Это — тамошние евреи...» Суть в том, что евреи — чужестранцы, а чужестранцев преследовали и преследуют везде. И когда они вовсе не евреи. Знаменитый американский еврей, писатель Бернард Маламуд, заметил, что все люди — евреи, но не все в этом признались. Евреи — не в генетическом плане, а в психологическом. Петербуржец в Москве и москвич в Петербурге. Это состояние общечеловеческое, евреям просто «повезло» быть его символом.

Здесь — одна из основных причин «тёмного» антисемитизма. Боязнь «чужестранца» включает в себя и зависть, и опасение конкуренции, и ещё много чего, и когда все эти составляющие складываются вместе — становится возможен холокост. Это смесь всех факторов: и «просвещённого» антисемитизма, и «массового», а главное — антисемитизма людей, которые не хотят думать. Даже «немецкий характер» обернулся здесь своей страшной стороной: пресловутая немецкая упорядоченность. На неё ссылался и Адольф Эйхман, когда говорил, что ничего в принципе не имел против евреев и даже дружил с некоторыми из них (обычный аргумент идейных антисемитов), но как настоящий немец должен был исполнять закон. Добросовестный работник, Эйхман всё исполнял хорошо: он добился, чтобы для отправки евреев в Освенцим ему дали вагоны, и даже вермахт у него эти вагоны не смог отобрать! Это был великолепный организатор решения «еврейского вопроса». Когда я читал показания Эйхмана на процессе, я иногда думал, что он лукавит, врёт, мне даже хотелось, чтобы он врал, — но, кажется, это была правда: ему действительно было всё равно, евреи там или не евреи.

В России такое было бы абсолютно исключено — просто в силу уникальных качеств русского характера, и прежде всего в силу такой же пресловутой русской неорганизованности. Погром мог вспыхнуть, он мог продолжаться считанные часы... а потом шли пить, шли отдыхать, и евреи были либо уже неинтересны, либо с ними же и начинали брататься.

Или возьмём современную Америку. Народ в ней ещё не устоялся, это всё ещё котёл, в котором кипит разное. Отсюда — знаменитая американская политкорректность. Злые языки эту политкорректность определяют так: ни в коем случае нельзя вслух говорить то, что думаешь. Нельзя говорить, что не выдашь свою дочь за чёрного, хотя ты её за чёрного таки не выдашь. Русская ситуация обратная: русский будет громко кричать, что не выдаст дочь за негра (или за еврея), но когда дойдёт до дела — выдаст. И полюбит.

Европейский антисемитизм куда последовательнее, хотя он и в Европе имеет много оттенков. Испанцы пятьсот лет назад «научили» другие народы решать «еврейский вопрос», и поляки пятьдесят лет назад воспользовались этим уроком, изгнав евреев. Англичане — семь веков не изгоняли. Сакраментальная фраза о том, что англичане не считают евреев умнее себя и потому в Англии нет антисемитизма, передаёт атмосферу англиканского самоощущения исключительности. Эта исключительность может напомнить самоощущение «избранного народа»: известно, что тяжущиеся стороны начинают походить друг на друга. Английский антисемитизм, «чопорный», как сама «английскость», исходит из чувства внутреннего превосходства над всеми остальными, — это отношение «высшего» к «низшему». «Низшие» могут быть плохими или хорошими, но они остаются — вне «нашего круга», «нашего общества». Английский антисемитизм — это антисемитизм «файф-о-клок»: светский. Причём его можно наблюдать и у русских, и у французов, и у немцев высшего общества в XIX веке — «английский» он только по «марке».

У французов «марка» совсем другая. Примем в расчёт то, что французы — болезненные патриоты всего «своего». Всё французское — лучшее; Париж — столица мира; не нужно им ни английского языка, ни немецкого пива и т. д. Логика «земляков»: гасконцы гордятся перед шампанцами, бретонцы — перед гасконцами... Евреи допускаются во французский мир лишь в той степени, в какой они не задевают французскую гордость; всякое их участие в общей жизни немедленно влияет на национальное французское самоощущение. Ну, например, такой случай: вандалы надругались над еврейскими могилами. Франция бурно обсуждает этот случай: возмущается, объясняет причины. Если в этой ситуации президент Франции продемонстрирует свою солидарность с теми, кто возмущается, или, напротив, с теми, кто оправдывает вандалов, вся страна воспримет этот демарш как знак той или иной государственной позиции.

Теперь представим себе, что вандалы разгромят еврейское кладбище где-нибудь в России и российский президент решится по этому поводу на какой-то значимый жест. Россияне просто не поймут, в чём дело.

А дело в том, что в России до определённого времени антисемитизма вообще не существовало. И не могло существовать. Его нет в базисе русской ментальности. Это связано с тем, что Россия никогда не была государством одной нации. Огромная империя объединяла огромное число народностей. Евреи среди них изначально не могли быть чем-то особенным, достойным каких-то особых чувств.

Когда в новое время евреи были «прихвачены» империей и к ним пришлось вырабатывать отношение, тогда и возник антисемитизм, причём наведённый. Каждый раз он был мечен либо английским, либо французским, либо немецким клеймом, в зависимости от светской моды. Например, декабристам был свойствен антисемитизм французского оттенка — в силу декабристского фармазонства. А Николай Второй был антисемит немецкого покроя: евреи раздражали его тем, что везде «вылезали» из общего строя, «торчали», мешали. Были антисемиты и среди русских англоманов. Но не было изначально такого феномена, как русский осознанный антисемитизм. И в революцию, когда евреи оказались причастны ко власти, отторжение их было обычным для русских отторжением от власти, а вовсе не реакцией на их еврейство (которое сейчас любят выяснять за коммунистами задним числом). Евреи шли в революцию отнюдь не как евреи, наоборот, в ходе революции они надеялись окончательно преодолеть в себе еврейство. Разумеется, антибольшевизм мог принимать антисемитский оттенок, но дело было в том, каков большевизм. То же — и с жалким «харбинским» русским фашизмом. Можно спорить о том, насколько этот подражательный фашизм был русским, но что антисемитским он был в подражание Гитлеру — факт, о котором и спорить нечего.

Разумеется, есть жесткая разделительная черта между православием и иудаизмом. И это причина того «светлого» антисемитизма, который можно уловить у Достоевского или у Розанова. Но народного там ничего не было. В то время как во Франции ум народа, мысль, менталитет нации возникали в тесном контакте с евреями; евреев знали, видели, с ними конкурировали, — в России до XIX века, открывшего все границы, евреев как фактора вообще не было и русский характер выработался вне этой проблемы. В России XVIII века, можно сказать, только один Пётр и знал евреев, которых он научился распознавать в Голландии. Характер же русского народа формировался безо всякого касания с еврейством. Может, о русском национальном характере как о чём-то едином и монолитном вообще трудно говорить; тут очень большое многообразие. Это во многом объясняет исключительность России. И соответственно тип её богоискательства: во всей этой неразберихе мнений — самому найти.

Этот тип самоутверждения и был предложен евреям, попавшим в российское подданство при Екатерине. Известно, что поначалу евреи предпочитали оставаться в гетто, но когда они захотели выйти из гетто, они выходили оттуда уже не евреями, они выходили — в поле русской культуры. Это было невиданное поле свободы: свободы индивида от власти, свободы мыслящего индивида от любых авторитетов. Это вообще черта русского мышления. Если у французов, скажем, в эпоху Монтескье можно ощутить некий интеллектуальный стержень, то у русских мы не найдем периода, когда вся русская мысль формировалась бы более-менее конгломератно с единым центром. И теперь так. Многие ли русские признали абсолютный авторитет Солженицына? Лихачёва? Сахарова? Никогда русские не соглашаются поставить себя под какой-то один идеологический знак, они всегда восстают против такого единства. Если собираются вместе западники, то немедленно на другом полюсе собираются славянофилы. Если власть хочет исправить церковные книги, то староверы идут в раскол. И само старообрядчество тоже раскалывается. Мужик не даётся в идейное ярмо, он не хочет делать то, что ему велят, он хочет жить своим умом. Может быть, в этом много и фанаберии, и лукавой русской «дури» — но это не наша тема. Так вот: антисемитизма как чисто русского явления нет и никогда не было. И это — великая особенность России.

Отсюда — странная, прекрасно смоделированная у Розанова любовь-ненависть русских и евреев. Казалось бы, Россия принесла евреям много несчастий. Погромы. Само слово вошло в мировой словарь — с русского. Черта оседлости. Когда уже весь мир отпустил своих евреев, Россия их держала. Потом сталинские гонения. И наконец, анкетный зажим застойных времен. Тем не менее евреи, уезжающие из России в Америку или Израиль, продолжают любить Россию. Неистребима страсть попавших туда евреев продолжать называть себя «русскими» — оставаться в лоне русской культуры, в звании русских интеллигентов. Случай Пастернака характерен: еврей становится более русским, чем сами русские. Такое бывало везде, но в России получило особенно чёткую форму и направленность. Среди русских знаменитостей, вставших на защиту Бейлиса, были и антисемиты! Блок! Читать его переписку временами просто страшно. Он евреев явно не любит. И, тем не менее, их защищает. Объяснимо ли это? Объяснимо. Русское отношение к евреям может быть объяснено только особенностями русского мышления.

А что делается в Израиле! Там же совершенно непропорциональное, ненормальное количество русских изданий, землячеств, театров. И так уже в пору, когда выходцев из СССР было столько же, сколько выходцев из Марокко. Но марокканские евреи, прочно запертые в гетто, так и остались там евреями, а из России вышел народ совершенно новый, ни на что не похожий: русские евреи. И само это понятие — «русский еврей» — ни из чего не выводимо. Кроме того, из чего оно ходом вещей вывелось «само»: из романа России с евреями.

Роман этот и странная привязанность России к евреям — сюжет, достойный великого пера.

Слава Богу, этот роман не кончается,